РНО и Борис Березовский, фортепиано. Дирижер Павел Сорокин. КЗЧ, Чайковские, Глазунов, Свиридов
Российский национальный оркестр закончил сезон в Москве концертом странным и прихотливым, ход и логику которого следует разгадывать, пробуя разные варианты.
Если не считать, что в первом отделении играли романтизм, а во втором - модернизм «с человеческим лицом», то в центре его, разумеется, солирование Бориса Березовского, игравшего в трех из четырех исполненных опусов, но, если по общему впечатлению говорить, то пианист, обладающий намеренно нейтральным стилем, не был здесь главным движителем внутренней стилистической интриги.
Тем более, что в сочинениях второго отделения, бок о бок на сцене стояли два рояля - и фортепианный концерт (2000) нашего современника Александра Чайковского, а также румбу Георгия Свиридова из сюиты «Время, вперед» (1965), написанной к одноименному фильму Михаила Швейцера, снятого по роману Валентина Катаева о строительстве Магнитки, Березовский играл в четыре руки с пианистом Дмитрием Маслеевым, то есть, делил свой «бесцветный стиль» («подход», интонацию) в угоду общей игре.
Надо сказать, что Березовский кажется мне музыкантом, идеальным для сотворчества любого сорта - необузданная эмпатия сочетается в нём с первородством уникального таланта и абсолютным слухом, позволяющим настроиться, перенастроиться на уровень соседей по площадке.
Однажды я попал на выступление Березовского в Челябинской филармонии, где он работал в диалоге с оркестром «Классика» Адика Абдурахманова, не изображая столичное светило, не давая звезду с большим отрывом от местных, но методично и аккуратно выдавая в общую копилку ровно столько, сколько нужно было органичному результату.
При том, что большим количеством репетиций, понятное дело, гастролёры вряд ли обладают.
Но у меня сложилось впечатление, что Березовский слёту вписался в местные чердачинские расклады (причём, не только музыкальные), как он это привык делать в бесконечных разъездах по стране и миру.
Кажется, что «слёту», подкупающее слушателей обманчивой простотой, и есть одно из важнейших свойств профессионализма Бориса, который он ставит на первое место, вполне накушавшись славы и признания - вот и вчера, когда, после повтора исполнения румбы Свиридова на бис, я выходил из зала через ворота правой стороны партера, у артистической гримёрки толпились женщины и даже мужчины с букетами пышных пионов.
Кстати, почему это пионы напоминают мне причёску Бориса Джонсона?
Про других пианистов хочется сказать, что они размышляют, тогда как Березовский утверждает; впрочем, не как Мацуев, вколачивающий в рояль гвозди, но как всепонимающий всечеловек, мудрый и немного усталый...
Иногда ведь бывает, что и усталость приносит некоторый избыток сил?
Наверняка, я уже сравнивал Березовского с Рихтером - оба они стремятся к тому, что кажется мне объективизацией исполнения: словно бы музыкант занимается чем-то вроде феноменологии в духе Гуссерля, применяет трансцендентальную редукцию (для этого и нужны такие свойства, как «бесцветность» и «нейтральность») - трансцендентальную редукцию вот как она есть, то есть, берёт и направляет своё «внимание» («зрение», «анализ») на объект, попутно очищая его от наслоений…
…и как бы раздевая его, но без истончения и опустошения полноты переживания, ровно наоборот, стараясь сделать звучание равным себе.
Иногда уютно мурлыкающим, словно бы подпуская ощущение небрежного говорения (Березовскому весьма удаются подобные реплики впроброс - в них видна его ироническая метарефлексия) в духе неформального домашнего музицирования «в халате»…
Иногда ослепляя потоками звукового золота, золотых или серебряных звуковых дорожек, разбрасывающих искры в разные стороны, как это случилось и на нашем концерте в сложнейшей каденции срединной части Второго фортепианного концерта Петра Чайковского (1880), когда казалось, что пространство за откинутой крышкой рояля сейчас забурлит колдовским варевом из-за вкладываемой туда пианистом энергии, покроется пузырями и начнёт источать, например, жасминовый отвар…
Важно, что, в отличие от олимпийца Рихтера, давным-давно умудрённого надмирным покоем, Березовский буквально погружён в сложности обычного, повседневного мира - как какой-нибудь аристократический мастеровой, вроде Петра Первого или Льва Толстого, какими их изображают официальные апокрифы (читай: стереотипы), сочетающие изысканность с простотой, а изящество с глубиной.
Второй концерт Петра Ильича Чайковского считается не самым удачным (как заметил Н. Рубинштейн, спасибо концертному буклету и его составителям, «фортепианная партия идёт слишком эпизодически и большей частью в диалоге с оркестром, и слишком мало на первом плане…»), что в наших реалиях означало бесконечный простор для самоумоления - и солиста, и оркестра, постоянно уступающих друг другу и, таким образом, укорачивающим себя (в самоограничении, порой, творчества не меньше, чем в полнозвучной эмоции).
Если в первой части фортепианного концерта (аллегро бриллианте) солист-протагонист словно бы бежал от оркестровой массы, постоянно наступающей на него со всех сторон, то уже во второй, медленной части (анданте нон троппо) он вступил в перекличку с конгениальными скрипкой и виолончелью, умаляя и собственную прыть, и оркестровые трансакции, таким образом, как бы выравнивая эмоциональный баланс «послания» (чтобы это ни значило)…
Впрочем, говорить здесь следовало бы не о трио, но о квартете, ибо Российский Национальный, ведомый Павлом Сорокиным, составлял здесь (как и в последующем сочинении уже современного Чайковского) соразмерную всем другим участникам музицирования величину исполнительского квадрата.
Увлекшись перекличкой ворона и арфы солистов, я совершенно забыл об оркестре, словно бы отступившем на пару шагов назад (кстати, важное и заметное новшество КЗЧ - появление на основной сцене небольших съёмных площадок для более гармоничного размещения больших коллективов - с отдельными территориями, например, для духовиков, ударных установок и контрабасов), тем более, что в концерте Александра Чайковского для двух фортепиано партия солистов расходится не слишком заметно, но, скорее, удваивается подобиями, укрепляясь за счёт не двух, но четырёх рук.
И вновь концертный опус начинается с ритмического протяженного, постоянно нарастающего наступления (чтобы количество могло перейти в качество и дополнительное усиление), бьющегося о борт рояля сколь равномерно, столь и энергично…
…чтобы во второй части смениться медитативной депрессией отдельных нот, капающих вниз (опять же, в удвоенном формате) раскалённым гудроном.
Можно и не знать, что концерт Александра Чайковского написан в переломный год, но угадать в мерном нарастании всех его структур (во всех трёх частях они обретают разный облик и, что ли, неповторимый хронотоп сложного ритмического рисунка) принципы новомодного минимализма, уже вполне размятого на Западе и лишь начинавшего тогда воплощаться в пост-СССР.
Принцип постоянных повторений с постоянными же небольшими отклонениями от заданного курса и небольшими смещениями акцентов, так украсивший сочинение современного Чайковского (кажется, это именно его и пришёл послушать директор филармонии Алексей Шалашов, сидевший на своем неизменном втором ряду первого амфитеатра) оказался плавным вводом в «проблематику» финальной румбы Свиридова, исполнившей роль коды не только всего вечера, но и сезона РНО в целом.
Концерт Александра Чайковского для двух фортепиано я слышал в первый раз, тогда как румба из сюиты «Время, вперёд!» многие годы служила заставкой телепрограммы «Время» и была всегда на виду, из-за чего практически растратила статус «советского “Болеро”» со всеми вытекающими: методично нарастающей круговой порукой, летящей к стремительному, приджазованному финалу, обрушивающемуся на «полуноте» самого что ни на есть апофеоза в мерцательную тишину - вчера она длилась меньше секунды.
Кстати, Березовский и каденцию Второго концерта самого первого Чайковского сделал словно бы прихрамывающей слегка на одну сторону - как это и нужно синкопированному регтайму…
… хотя, возможно, у Петра Ильича оно всё так и напланировано: Чайковский ведь общепризнанный (и общедоступный) чемпион современности звучания и почти всё, что им сделано звучит вчера написанным.
Даже не позавчерашним, совсем не заветренным, что идеально ложится на чувство современности у самого Березовского, купающегося в актуальности как рыба в прозрачной воде.
Впрочем, такие рыбы как Борис и делают воду, ну, как минимум, чище.
Теперь про самое что ни на есть актуальное.
Не политическое, но антропологическое.
Мне хотелось подойти к Шалашову в антракте или после концерта и сказать, чтобы они не запрещали в залах московской филармонии видео и фотосъёмку, как до этого своим умом уже дошли музеи и выставочные залы.
Хотя бы оттого, что Березовский - не Ваенга и не Лепс, а лишнее внимание и бесплатная реклама никому не мешали.
Лично я радуюсь, когда мои книги утекают в сеть и там их выставляют читать он-лайн, озвучивают и перепродают во всех возможных форматах.
Я с этого ничего не имею, такова специфика работы и мне даже не нужно с этим смиряться, так как прав [как всегда] Мандельштам: люди сохраняют [всё равно сохранят] то, что им надо.
Я не зря вспомнил про музеи, за эволюцией которых следил долгие годы - от категорических запретов (особенно в «святых местах», вроде Сикстинской капеллы или Капеллы Скровеньи) до полной свободы всерьёз и надолго (навсегда), так как восприятию современного человека почти безальтернативно понадобился второй глаз.
Информации у нас с вами так много (а ещё больше рассеянного внимания и невозможности сконцентрироваться на чём-то больше пары секунд), что пониманию теперь необходимы всяческие дублирующие механизмы.
Это именно они (даже если к результатам съёмки никогда не обратишься) позволяют выстроить оптическую систему зеркал и отражений, которая, подобно камере-люцида (или всё-таки камере обскура, всегда их путаю?), то есть, механизмам, дублирующим органы чувств, помогает доводке впечатления добраться до нужного места где-то внутри -
- совсем как в обыденной жизни, где мы выбираем себе самого близкого и единственного человека, дабы смотреть на мир и, в том числе, на себя глазами любимыми и любящими, подстриженными доброжелательством и, что не менее важно, конгруэнтными нам и достойными нас.
Незаменимая в хозяйстве вещь.
Гаджет, практически.
Идентифицируясь с второй половинкой, мы выбираем образ и стиль смотрения (следовательно, и своей самооценки), так как есть же совершенно разные способы видеть то, что вокруг с помощью тех, кто выше и тех, кто ниже…
Тех, кто попроще и тех, кто посложнее.
А ещё через разные явления, от музыки до облаков…
В Березовском я вижу своего идеального двойника (он родился на Рождество, а я на Крещение одного и того же года), скорее всего, самонадеянно и преувеличивая собственный размер (пионов не дарят), да кто же мне запретит?
Для закрепления пройденного материала и материализации сновидений интенций (съёмка фиксирует то, что меньше мгновенья спустя растворится в кондиционированном воздухе концертного зала), запись буквально делает музыку видимой. Осязаемой вновь.
Алексей Алексеевич Шалашов, миленький, вам не впервой принимать передовые и небывалые раннее решения, так почему бы, вместо объявления о ещё одном запрете в стране бесконечного числа всевозможных запретов, не сказать, что съёмка на данном концерте поощряется, как раз, так как общее ж дело делаем - ноосферу кислородом насыщаем, кто как умеет…
…кто как может…
И ещё по другое актуальное, но не антропологическое, а политическое на этот раз.
После антракта рядом со мной освободилось место и на него вспорхнула совсем уже немолодая, миниатюрная, короткостриженая брюнетка, принадлежащая к типу вечно и всему улыбающихся людей.
Не потому, что слишком восторженные (хотя, возможно, и это тоже) и им тут так всё нравится, но просто страдание их, запертое внутри, столь велико, что отложилось (откладывается) на лице гримасой мучительной повседневности, лишь кое-как прикрытого губами.
Она спросила разрешения присесть, не дождавшись ответа, присела, внимательно слушала современного Чайковского и вполне ожидаемо оторвалась на «Время, вперёд!», вместе со всем залом.
Люди разве что не поскакивали с мест, но хлопали и свистели, как на рок-концерте (иногда в КЗЧ такое бывает, а вот в БЗК, кажется, уже нет, но я не уверен - могу просто не помнить) и Березовский с Маслеевым, Сорокин с РНО логично повторили румбу от и до.
Ещё более темпераментно и драйвово, что захватило (не могло не захватить) и меня, несмотря на сопротивление, но разве можно противостоять духовикам из РНО, когда они начинают?
Конечно, нельзя.
Я и поддался, вспоминая программу «Время» советских времен (в нашей квартире на Куйбышева, если что детально описанной в «Красной точке», и наш первый цветной телевизор, показывавший передачи в каком-то словно бы выгоревшем и заранее обесцвеченном сне) и всё, что с этим временем связано (принудительная коллективизация и раскулачивание инакомыслия - то, что страдающие по СССР и теперь могут хлебнуть полной ложкой), тогда как зрительский энтузиазм в КЗЧ был неподдельным…
…так бывает всегда, если люди слышат что-то очень знакомое и понятное (безопасное, априори не осуждаемое) для их ассоциаций.
Особенно когда они накладываются на бешенный ритм и неуёмную энергетику - сочинения, исполнения, исполнителей и всеобщего подъёма последнего концерта в сезоне.
А я с какого-то момента боюсь любого публичного энтузиазма.
Особенно превышающего привычные длительности и объёмы.
Внутренне морщусь, конечно, пытаясь справиться с дрожью и отменить намечавшийся катарсис (чтобы наверняка выбить его из меня «Время, вперёд!» повторили на бис) сочинением формул, вроде уравнивания катарсиса и оргазма - у всех, увы, свои способы уйти от наслаждения и собственные профдеформации.
А соседка, вскочившая с аплодисментами, оборачивается ко мне, одаривая лучезарной улыбкой и говорит, разумеется, ах, как хорошо, как славно и лучезарно…
- Честно говоря, у меня к этой музыке весьма неоднозначное отношение…
Впрочем, сказал я это без назидательности, пафоса, «на равных» и «по простому», но она всё равно изумилась и всем своим лицом как бы мимически спросила: да-а-а-а-а?
Потом заговорила будто засеменила по-японски, быстро-быстро переступая словами, лишь под конец фразы вырулив на размеренную интонацию.
- Ну, да, я понимаю, конечно, это же программа «Время» была, но понимаете ли, что теперь эта музыка звучит совсем по-другому? Ну, совсем по-другому. Иначе!
И выразительно посмотрела мне в глаза.
Заглянула мне в глаза со значением, словно бы что-то, самое важное, не проговаривая вслух.
Воззрилась на меня, точно на олуха, не понимающего самого очевидного и начала объяснять по слогам, а затем рассмеялась, словно бы школьница.
- Вре-мя, впе-рёд! Вре-мя, впе-рёд!
Мол, время сейчас так ускоряется и будет ускоряться ещё сильнее, любые процессы, ситуации и даже самые тяжёлые траблы, поэтому всё скоро закончится хотя бы поэтому, экий я недотёпа.
Даже если она попросту наслушалась профессора Соловья, я ей поверил.
Так как очень хотел поверить хоть кому-нибудь ещё один раз.
Ведь Березовскому я же поверил…
2021: Концерт РНО в КЗЧ. Фортепианные концерты Шумана, Листа, Грига. Солист Борис Березовский - https://paslen.livejournal.com/2594763.html
2018. Концерт Бориса Березовского в МЗК (ноябрь 2018): https://paslen.livejournal.com/2324576.html
2011. Брамс. Березовский, Гутман, Мороз. КЗЧ: https://paslen.livejournal.com/1239762.html
Концерт Бориса Березовского в БЗК (декабрь 2011): https://paslen.livejournal.com/1269125.html
Концерт Бориса Березовского в Челябинской филармонии (декабрь 2011): https://paslen.livejournal.com/1272096.html
Если не считать, что в первом отделении играли романтизм, а во втором - модернизм «с человеческим лицом», то в центре его, разумеется, солирование Бориса Березовского, игравшего в трех из четырех исполненных опусов, но, если по общему впечатлению говорить, то пианист, обладающий намеренно нейтральным стилем, не был здесь главным движителем внутренней стилистической интриги.
Тем более, что в сочинениях второго отделения, бок о бок на сцене стояли два рояля - и фортепианный концерт (2000) нашего современника Александра Чайковского, а также румбу Георгия Свиридова из сюиты «Время, вперед» (1965), написанной к одноименному фильму Михаила Швейцера, снятого по роману Валентина Катаева о строительстве Магнитки, Березовский играл в четыре руки с пианистом Дмитрием Маслеевым, то есть, делил свой «бесцветный стиль» («подход», интонацию) в угоду общей игре.
Надо сказать, что Березовский кажется мне музыкантом, идеальным для сотворчества любого сорта - необузданная эмпатия сочетается в нём с первородством уникального таланта и абсолютным слухом, позволяющим настроиться, перенастроиться на уровень соседей по площадке.
Однажды я попал на выступление Березовского в Челябинской филармонии, где он работал в диалоге с оркестром «Классика» Адика Абдурахманова, не изображая столичное светило, не давая звезду с большим отрывом от местных, но методично и аккуратно выдавая в общую копилку ровно столько, сколько нужно было органичному результату.
При том, что большим количеством репетиций, понятное дело, гастролёры вряд ли обладают.
Но у меня сложилось впечатление, что Березовский слёту вписался в местные чердачинские расклады (причём, не только музыкальные), как он это привык делать в бесконечных разъездах по стране и миру.
Кажется, что «слёту», подкупающее слушателей обманчивой простотой, и есть одно из важнейших свойств профессионализма Бориса, который он ставит на первое место, вполне накушавшись славы и признания - вот и вчера, когда, после повтора исполнения румбы Свиридова на бис, я выходил из зала через ворота правой стороны партера, у артистической гримёрки толпились женщины и даже мужчины с букетами пышных пионов.
Кстати, почему это пионы напоминают мне причёску Бориса Джонсона?
Про других пианистов хочется сказать, что они размышляют, тогда как Березовский утверждает; впрочем, не как Мацуев, вколачивающий в рояль гвозди, но как всепонимающий всечеловек, мудрый и немного усталый...
Иногда ведь бывает, что и усталость приносит некоторый избыток сил?
Наверняка, я уже сравнивал Березовского с Рихтером - оба они стремятся к тому, что кажется мне объективизацией исполнения: словно бы музыкант занимается чем-то вроде феноменологии в духе Гуссерля, применяет трансцендентальную редукцию (для этого и нужны такие свойства, как «бесцветность» и «нейтральность») - трансцендентальную редукцию вот как она есть, то есть, берёт и направляет своё «внимание» («зрение», «анализ») на объект, попутно очищая его от наслоений…
…и как бы раздевая его, но без истончения и опустошения полноты переживания, ровно наоборот, стараясь сделать звучание равным себе.
Иногда уютно мурлыкающим, словно бы подпуская ощущение небрежного говорения (Березовскому весьма удаются подобные реплики впроброс - в них видна его ироническая метарефлексия) в духе неформального домашнего музицирования «в халате»…
Иногда ослепляя потоками звукового золота, золотых или серебряных звуковых дорожек, разбрасывающих искры в разные стороны, как это случилось и на нашем концерте в сложнейшей каденции срединной части Второго фортепианного концерта Петра Чайковского (1880), когда казалось, что пространство за откинутой крышкой рояля сейчас забурлит колдовским варевом из-за вкладываемой туда пианистом энергии, покроется пузырями и начнёт источать, например, жасминовый отвар…
Важно, что, в отличие от олимпийца Рихтера, давным-давно умудрённого надмирным покоем, Березовский буквально погружён в сложности обычного, повседневного мира - как какой-нибудь аристократический мастеровой, вроде Петра Первого или Льва Толстого, какими их изображают официальные апокрифы (читай: стереотипы), сочетающие изысканность с простотой, а изящество с глубиной.
Второй концерт Петра Ильича Чайковского считается не самым удачным (как заметил Н. Рубинштейн, спасибо концертному буклету и его составителям, «фортепианная партия идёт слишком эпизодически и большей частью в диалоге с оркестром, и слишком мало на первом плане…»), что в наших реалиях означало бесконечный простор для самоумоления - и солиста, и оркестра, постоянно уступающих друг другу и, таким образом, укорачивающим себя (в самоограничении, порой, творчества не меньше, чем в полнозвучной эмоции).
Если в первой части фортепианного концерта (аллегро бриллианте) солист-протагонист словно бы бежал от оркестровой массы, постоянно наступающей на него со всех сторон, то уже во второй, медленной части (анданте нон троппо) он вступил в перекличку с конгениальными скрипкой и виолончелью, умаляя и собственную прыть, и оркестровые трансакции, таким образом, как бы выравнивая эмоциональный баланс «послания» (чтобы это ни значило)…
Впрочем, говорить здесь следовало бы не о трио, но о квартете, ибо Российский Национальный, ведомый Павлом Сорокиным, составлял здесь (как и в последующем сочинении уже современного Чайковского) соразмерную всем другим участникам музицирования величину исполнительского квадрата.
Увлекшись перекличкой ворона и арфы солистов, я совершенно забыл об оркестре, словно бы отступившем на пару шагов назад (кстати, важное и заметное новшество КЗЧ - появление на основной сцене небольших съёмных площадок для более гармоничного размещения больших коллективов - с отдельными территориями, например, для духовиков, ударных установок и контрабасов), тем более, что в концерте Александра Чайковского для двух фортепиано партия солистов расходится не слишком заметно, но, скорее, удваивается подобиями, укрепляясь за счёт не двух, но четырёх рук.
И вновь концертный опус начинается с ритмического протяженного, постоянно нарастающего наступления (чтобы количество могло перейти в качество и дополнительное усиление), бьющегося о борт рояля сколь равномерно, столь и энергично…
…чтобы во второй части смениться медитативной депрессией отдельных нот, капающих вниз (опять же, в удвоенном формате) раскалённым гудроном.
Можно и не знать, что концерт Александра Чайковского написан в переломный год, но угадать в мерном нарастании всех его структур (во всех трёх частях они обретают разный облик и, что ли, неповторимый хронотоп сложного ритмического рисунка) принципы новомодного минимализма, уже вполне размятого на Западе и лишь начинавшего тогда воплощаться в пост-СССР.
Принцип постоянных повторений с постоянными же небольшими отклонениями от заданного курса и небольшими смещениями акцентов, так украсивший сочинение современного Чайковского (кажется, это именно его и пришёл послушать директор филармонии Алексей Шалашов, сидевший на своем неизменном втором ряду первого амфитеатра) оказался плавным вводом в «проблематику» финальной румбы Свиридова, исполнившей роль коды не только всего вечера, но и сезона РНО в целом.
Концерт Александра Чайковского для двух фортепиано я слышал в первый раз, тогда как румба из сюиты «Время, вперёд!» многие годы служила заставкой телепрограммы «Время» и была всегда на виду, из-за чего практически растратила статус «советского “Болеро”» со всеми вытекающими: методично нарастающей круговой порукой, летящей к стремительному, приджазованному финалу, обрушивающемуся на «полуноте» самого что ни на есть апофеоза в мерцательную тишину - вчера она длилась меньше секунды.
Кстати, Березовский и каденцию Второго концерта самого первого Чайковского сделал словно бы прихрамывающей слегка на одну сторону - как это и нужно синкопированному регтайму…
… хотя, возможно, у Петра Ильича оно всё так и напланировано: Чайковский ведь общепризнанный (и общедоступный) чемпион современности звучания и почти всё, что им сделано звучит вчера написанным.
Даже не позавчерашним, совсем не заветренным, что идеально ложится на чувство современности у самого Березовского, купающегося в актуальности как рыба в прозрачной воде.
Впрочем, такие рыбы как Борис и делают воду, ну, как минимум, чище.
Теперь про самое что ни на есть актуальное.
Не политическое, но антропологическое.
Мне хотелось подойти к Шалашову в антракте или после концерта и сказать, чтобы они не запрещали в залах московской филармонии видео и фотосъёмку, как до этого своим умом уже дошли музеи и выставочные залы.
Хотя бы оттого, что Березовский - не Ваенга и не Лепс, а лишнее внимание и бесплатная реклама никому не мешали.
Лично я радуюсь, когда мои книги утекают в сеть и там их выставляют читать он-лайн, озвучивают и перепродают во всех возможных форматах.
Я с этого ничего не имею, такова специфика работы и мне даже не нужно с этим смиряться, так как прав [как всегда] Мандельштам: люди сохраняют [всё равно сохранят] то, что им надо.
Я не зря вспомнил про музеи, за эволюцией которых следил долгие годы - от категорических запретов (особенно в «святых местах», вроде Сикстинской капеллы или Капеллы Скровеньи) до полной свободы всерьёз и надолго (навсегда), так как восприятию современного человека почти безальтернативно понадобился второй глаз.
Информации у нас с вами так много (а ещё больше рассеянного внимания и невозможности сконцентрироваться на чём-то больше пары секунд), что пониманию теперь необходимы всяческие дублирующие механизмы.
Это именно они (даже если к результатам съёмки никогда не обратишься) позволяют выстроить оптическую систему зеркал и отражений, которая, подобно камере-люцида (или всё-таки камере обскура, всегда их путаю?), то есть, механизмам, дублирующим органы чувств, помогает доводке впечатления добраться до нужного места где-то внутри -
- совсем как в обыденной жизни, где мы выбираем себе самого близкого и единственного человека, дабы смотреть на мир и, в том числе, на себя глазами любимыми и любящими, подстриженными доброжелательством и, что не менее важно, конгруэнтными нам и достойными нас.
Незаменимая в хозяйстве вещь.
Гаджет, практически.
Идентифицируясь с второй половинкой, мы выбираем образ и стиль смотрения (следовательно, и своей самооценки), так как есть же совершенно разные способы видеть то, что вокруг с помощью тех, кто выше и тех, кто ниже…
Тех, кто попроще и тех, кто посложнее.
А ещё через разные явления, от музыки до облаков…
В Березовском я вижу своего идеального двойника (он родился на Рождество, а я на Крещение одного и того же года), скорее всего, самонадеянно и преувеличивая собственный размер (пионов не дарят), да кто же мне запретит?
Для закрепления пройденного материала и материализации сновидений интенций (съёмка фиксирует то, что меньше мгновенья спустя растворится в кондиционированном воздухе концертного зала), запись буквально делает музыку видимой. Осязаемой вновь.
Алексей Алексеевич Шалашов, миленький, вам не впервой принимать передовые и небывалые раннее решения, так почему бы, вместо объявления о ещё одном запрете в стране бесконечного числа всевозможных запретов, не сказать, что съёмка на данном концерте поощряется, как раз, так как общее ж дело делаем - ноосферу кислородом насыщаем, кто как умеет…
…кто как может…
И ещё по другое актуальное, но не антропологическое, а политическое на этот раз.
После антракта рядом со мной освободилось место и на него вспорхнула совсем уже немолодая, миниатюрная, короткостриженая брюнетка, принадлежащая к типу вечно и всему улыбающихся людей.
Не потому, что слишком восторженные (хотя, возможно, и это тоже) и им тут так всё нравится, но просто страдание их, запертое внутри, столь велико, что отложилось (откладывается) на лице гримасой мучительной повседневности, лишь кое-как прикрытого губами.
Она спросила разрешения присесть, не дождавшись ответа, присела, внимательно слушала современного Чайковского и вполне ожидаемо оторвалась на «Время, вперёд!», вместе со всем залом.
Люди разве что не поскакивали с мест, но хлопали и свистели, как на рок-концерте (иногда в КЗЧ такое бывает, а вот в БЗК, кажется, уже нет, но я не уверен - могу просто не помнить) и Березовский с Маслеевым, Сорокин с РНО логично повторили румбу от и до.
Ещё более темпераментно и драйвово, что захватило (не могло не захватить) и меня, несмотря на сопротивление, но разве можно противостоять духовикам из РНО, когда они начинают?
Конечно, нельзя.
Я и поддался, вспоминая программу «Время» советских времен (в нашей квартире на Куйбышева, если что детально описанной в «Красной точке», и наш первый цветной телевизор, показывавший передачи в каком-то словно бы выгоревшем и заранее обесцвеченном сне) и всё, что с этим временем связано (принудительная коллективизация и раскулачивание инакомыслия - то, что страдающие по СССР и теперь могут хлебнуть полной ложкой), тогда как зрительский энтузиазм в КЗЧ был неподдельным…
…так бывает всегда, если люди слышат что-то очень знакомое и понятное (безопасное, априори не осуждаемое) для их ассоциаций.
Особенно когда они накладываются на бешенный ритм и неуёмную энергетику - сочинения, исполнения, исполнителей и всеобщего подъёма последнего концерта в сезоне.
А я с какого-то момента боюсь любого публичного энтузиазма.
Особенно превышающего привычные длительности и объёмы.
Внутренне морщусь, конечно, пытаясь справиться с дрожью и отменить намечавшийся катарсис (чтобы наверняка выбить его из меня «Время, вперёд!» повторили на бис) сочинением формул, вроде уравнивания катарсиса и оргазма - у всех, увы, свои способы уйти от наслаждения и собственные профдеформации.
А соседка, вскочившая с аплодисментами, оборачивается ко мне, одаривая лучезарной улыбкой и говорит, разумеется, ах, как хорошо, как славно и лучезарно…
- Честно говоря, у меня к этой музыке весьма неоднозначное отношение…
Впрочем, сказал я это без назидательности, пафоса, «на равных» и «по простому», но она всё равно изумилась и всем своим лицом как бы мимически спросила: да-а-а-а-а?
Потом заговорила будто засеменила по-японски, быстро-быстро переступая словами, лишь под конец фразы вырулив на размеренную интонацию.
- Ну, да, я понимаю, конечно, это же программа «Время» была, но понимаете ли, что теперь эта музыка звучит совсем по-другому? Ну, совсем по-другому. Иначе!
И выразительно посмотрела мне в глаза.
Заглянула мне в глаза со значением, словно бы что-то, самое важное, не проговаривая вслух.
Воззрилась на меня, точно на олуха, не понимающего самого очевидного и начала объяснять по слогам, а затем рассмеялась, словно бы школьница.
- Вре-мя, впе-рёд! Вре-мя, впе-рёд!
Мол, время сейчас так ускоряется и будет ускоряться ещё сильнее, любые процессы, ситуации и даже самые тяжёлые траблы, поэтому всё скоро закончится хотя бы поэтому, экий я недотёпа.
Даже если она попросту наслушалась профессора Соловья, я ей поверил.
Так как очень хотел поверить хоть кому-нибудь ещё один раз.
Ведь Березовскому я же поверил…
2021: Концерт РНО в КЗЧ. Фортепианные концерты Шумана, Листа, Грига. Солист Борис Березовский - https://paslen.livejournal.com/2594763.html
2018. Концерт Бориса Березовского в МЗК (ноябрь 2018): https://paslen.livejournal.com/2324576.html
2011. Брамс. Березовский, Гутман, Мороз. КЗЧ: https://paslen.livejournal.com/1239762.html
Концерт Бориса Березовского в БЗК (декабрь 2011): https://paslen.livejournal.com/1269125.html
Концерт Бориса Березовского в Челябинской филармонии (декабрь 2011): https://paslen.livejournal.com/1272096.html