Моя рецензия на "Портрет мужчины в красном" Джулиана Барнса из "Учительской газеты", полный вариант
«Портрет мужчины в красном», новая книга Джулиана Барнса, изданная «Иностранкой» в серии «Большой роман», показывает пример утилизации бесцельных знаний
Понятно ведь как приходят замыслы подобных книг, посвященных «героям Википедии» - странным персонажам, которых не помнит никто, кроме въедливых специалистов узкого профиля.
Зато теперь, в эпоху полной информационной доступности, появилось новое массовое увлечение - что-то вроде поискового серфинга, в том числе и внутри Википедии, под завязку забитой забытыми чудаками.
Увидев на выставке Джона Сингера Сарджента роскошный портрет Самюэля Поцци, Барнс, таким вот, серфинговым, способом выяснил, что речь идёт об известном гинекологе и Дон Жуане, важнейшем персонаже светского Парижа начала ХХ века.
Ну, и не смог вовремя остановиться.
А накопление знаний, как известно, ведёт к стихийной концептуализации.
Иногда, между прочим, избыточной.
Действительно, передовой ученый и красавец-мужчина, Поцци был из тех, кто знает всех и которого знают все.
В том числе и другие именитые персонажи, чья прижизненная известность сравнима с нынешним их забвением.
Поцци, тем не менее, увековечил Сарджент, сумевший сохраниться в истории искусства, а графа Робера де Монтескью-Фезансака (потомка того самого д’Артаньяна) описал Марсель Пруст, выведя его под именем барона Шарлю.
Монтескью-Фезансак существенно пережил Пруста, написав собственные мемуары (вот бы кто перевел их на русский!), где признавался, что не сразу смирился с новой ролью - быть прототипом старого и гадкого извращенца.
Зато князю Эдмону де Полиньяку повезло меньше: толком его вообще никто толком не увековечил.
В томе Барнса, набитом архивными снимками и цветными репродукциями, его изображение встречается лишь однажды.
Да и то на групповой фотографии.
Тем не менее, и у Полиньяка, не говоря уже о Поцци и Монтескью-Фезансаке были свои биографы - Барнс бесстрастно дает ссылки на воспоминания о них и их биографии, из чего становится очевидным, что, во-первых, автор не скрывает принципиальной вторичности своей компиляции, основанной на чужих свидетельствах, обмылках и отрывках сохранившихся документов (а их не так много, как хотелось бы - Поцци, всё-таки, к творческой богеме не принадлежал и архива не оставил): авторство его, подобно диджейскому, заключено в сведении разных дорожек.
Во-вторых, разрозненные сведения, которыми он пользуется, Барнс домысливает: нынешний его текст - художественная реконструкция, где навыки прозаика важнее исследовательского пафоса.
Ближе к концу повествования, Барнс составляет список натяжек и домыслов, которые он бесшовно инсталлировал в свое новое произведение, чтобы обобщить его принципиальной декларацией: «На все эти вопросы могла бы, конечно, ответить беллетристика…» (316)
Это значит, что сейчас Джулиан Барнс занимается чем-то совершенно иным и нынешняя новинка - ещё одна остановка в пути исследования возможностей мутации дискурса.
Итак, именно с поездки князя и графа в Лондон, вместе с примкнувшим к ним нетитулованным гинекологом, начинается «Портрет мужчины в красном» и глубинное погружение Барнса в век декаданса и ар-нуво.
Три великосветские фигуры, то вместе, а то порознь, нужны ему чтобы обрести нарративную почву под ногами - ту самую кочку метода, с высоты которой можно раскладывать любые темы.
Например, про отношения мужчин и женщин (а также мужчин и мужчин, поскольку Барнс хочет быть модным и увлекательным, для чего и следует брать пограничные, а то и рисковые темы).
Или же для того, чтобы изложить взгляды на литературу, как мемуарную, так и художественную (значительный объём текста посвящен жизни и творчеству Гюисманса, Пруста, Уайльда, Лоррена и, скажем, Генри Джймса, которого в Лондоне навестили три парижских путешественника), на самоубийства и на политический террор, на брак и на супружеские измены.
На отношение к общему и к частному прошлому.
И, наконец, на англо-французские связи.
Анализом их Барнс занимается еще со времен «Попугая Флобера».
Кажется, именно в той книге Барнс чуть ли не впервые вышел за рамки традиционного романного повествования.
Смешав сюжетные куски с размышлизмами, рассказы с эссе, автобиографические элементы с литературоведческими пассажами.
Нынешний «Портрет мужчины в красном» продолжает этот формальный эксперимент, сложно соотносимый с шкалой привычных жанров.
Современной прозе важно мутировать в сторону непонятных образований с тех пор, когда сюжетная беллетристика окончательно превратилась в заготовки для киносценариев.
Именно тогда подлинно новаторские писатели занялись изготовлением принципиального неформата.
С другой стороны, поисковый серфинг и постоянно разрастающаяся Википедия провоцируют писателей на все новые и новые варианты архивизации накопленных зачем-то ими знаний.
Синкретическое, многосоставное (в духе «новой критики») письмо - самое важное и интересное, что доступно теперь продвинутому прозаику, колдующему в художественном тексте над сочетанием элементов, прежде не особо несочетаемых.
Схожую траекторию развития, к примеру, проделал Питер Акройд.
Начинал он с вполне традиционных романов на исторические темы, а затем перешел к биографиям городов, рек, а теперь еще и приведений.
Главное достоинство его последних текстов, точно сходящих с бесперебойного конвейера - объемы предварительной работы, проделанной помощниками.
Из-за иллюстраций и многочисленных рассуждений на разные темы, от гинекологии до развития огнестрельного оружия, «Портрет мужчины в красном» также хочется сравнить с меланхолическими романными конструкциями Винфрида Георга Зебальда.
Четыре повествования, оставшиеся от него, основаны на путешествиях и прогулках, дающих рассказчику возможность высказываться на самые разные темы.
В отличие от него, Барнс путешествует не столько в пространстве, сколько во времени. В культуре прошлых веков и, конкретно, в истории модерна. Этим он теперь напоминает мне «Компас» Матьяса Энара, изданный «Иностранкой» два года назад в той же самой серии «Большой роман».
Лауреат Гонкуровской премии 2015-го года описывает в нем бессонные ночи венского музыковеда, бесцельно перебирающего десятки имен великих композиторов и безвестных политиков, а также писателей, исполнителей и тусовщиков, связанные с ними истории и анекдоты.
Некоторые критики сравнивали роман Энара с энциклопедией, не захотев понять, что главное достижение писателя - не перемалывание фактов, доступных в интернете, но плетение из них самодостаточных цепочек.
В духе Борхеса или же легендарной Шахерезады, поскольку главной темой «Компаса» является разница между восточной и западной цивилизацией, а бессонный интеллектуал постоянно мотался на Ближний Восток, даривший ему любовь и некоторое забвение.
Барнс делает примерно всё то же самое, что и Энар, правда, с большим изяществом и убедительностью для того, чтобы смоделировать отчетливо «французское послевкусие».
Как до этого, в романе «Шум времени», воспользовавшись наработками по биографии Шостаковича, наимпровизировать картинки с выставки из тоталитарного СССР.
Героями у Барнса теперь являются не люди, но культуры и эпохи, взаимодействующие между собой примерно также, как раньше это делали антропоморфные персонажи.
Джулиан Барнс «Портрет мужчины в красном», роман. Перевод с английского Елены Петровой. «Иностранка, 2020 («Большой роман»). 352 стр.
Первая публикация здесь: https://ug.ru/vikipediya-v-pomoshh/?fbclid=IwAR2oEwfAf6KJcKGSucNZRZ8x4oP84wixeqjc0t9euAe9t9yDzOrgfZfZqow
Понятно ведь как приходят замыслы подобных книг, посвященных «героям Википедии» - странным персонажам, которых не помнит никто, кроме въедливых специалистов узкого профиля.
Зато теперь, в эпоху полной информационной доступности, появилось новое массовое увлечение - что-то вроде поискового серфинга, в том числе и внутри Википедии, под завязку забитой забытыми чудаками.
Увидев на выставке Джона Сингера Сарджента роскошный портрет Самюэля Поцци, Барнс, таким вот, серфинговым, способом выяснил, что речь идёт об известном гинекологе и Дон Жуане, важнейшем персонаже светского Парижа начала ХХ века.
Ну, и не смог вовремя остановиться.
А накопление знаний, как известно, ведёт к стихийной концептуализации.
Иногда, между прочим, избыточной.
Действительно, передовой ученый и красавец-мужчина, Поцци был из тех, кто знает всех и которого знают все.
В том числе и другие именитые персонажи, чья прижизненная известность сравнима с нынешним их забвением.
Поцци, тем не менее, увековечил Сарджент, сумевший сохраниться в истории искусства, а графа Робера де Монтескью-Фезансака (потомка того самого д’Артаньяна) описал Марсель Пруст, выведя его под именем барона Шарлю.
Монтескью-Фезансак существенно пережил Пруста, написав собственные мемуары (вот бы кто перевел их на русский!), где признавался, что не сразу смирился с новой ролью - быть прототипом старого и гадкого извращенца.
Зато князю Эдмону де Полиньяку повезло меньше: толком его вообще никто толком не увековечил.
В томе Барнса, набитом архивными снимками и цветными репродукциями, его изображение встречается лишь однажды.
Да и то на групповой фотографии.
Тем не менее, и у Полиньяка, не говоря уже о Поцци и Монтескью-Фезансаке были свои биографы - Барнс бесстрастно дает ссылки на воспоминания о них и их биографии, из чего становится очевидным, что, во-первых, автор не скрывает принципиальной вторичности своей компиляции, основанной на чужих свидетельствах, обмылках и отрывках сохранившихся документов (а их не так много, как хотелось бы - Поцци, всё-таки, к творческой богеме не принадлежал и архива не оставил): авторство его, подобно диджейскому, заключено в сведении разных дорожек.
Во-вторых, разрозненные сведения, которыми он пользуется, Барнс домысливает: нынешний его текст - художественная реконструкция, где навыки прозаика важнее исследовательского пафоса.
Ближе к концу повествования, Барнс составляет список натяжек и домыслов, которые он бесшовно инсталлировал в свое новое произведение, чтобы обобщить его принципиальной декларацией: «На все эти вопросы могла бы, конечно, ответить беллетристика…» (316)
Это значит, что сейчас Джулиан Барнс занимается чем-то совершенно иным и нынешняя новинка - ещё одна остановка в пути исследования возможностей мутации дискурса.
Итак, именно с поездки князя и графа в Лондон, вместе с примкнувшим к ним нетитулованным гинекологом, начинается «Портрет мужчины в красном» и глубинное погружение Барнса в век декаданса и ар-нуво.
Три великосветские фигуры, то вместе, а то порознь, нужны ему чтобы обрести нарративную почву под ногами - ту самую кочку метода, с высоты которой можно раскладывать любые темы.
Например, про отношения мужчин и женщин (а также мужчин и мужчин, поскольку Барнс хочет быть модным и увлекательным, для чего и следует брать пограничные, а то и рисковые темы).
Или же для того, чтобы изложить взгляды на литературу, как мемуарную, так и художественную (значительный объём текста посвящен жизни и творчеству Гюисманса, Пруста, Уайльда, Лоррена и, скажем, Генри Джймса, которого в Лондоне навестили три парижских путешественника), на самоубийства и на политический террор, на брак и на супружеские измены.
На отношение к общему и к частному прошлому.
И, наконец, на англо-французские связи.
Анализом их Барнс занимается еще со времен «Попугая Флобера».
Кажется, именно в той книге Барнс чуть ли не впервые вышел за рамки традиционного романного повествования.
Смешав сюжетные куски с размышлизмами, рассказы с эссе, автобиографические элементы с литературоведческими пассажами.
Нынешний «Портрет мужчины в красном» продолжает этот формальный эксперимент, сложно соотносимый с шкалой привычных жанров.
Современной прозе важно мутировать в сторону непонятных образований с тех пор, когда сюжетная беллетристика окончательно превратилась в заготовки для киносценариев.
Именно тогда подлинно новаторские писатели занялись изготовлением принципиального неформата.
С другой стороны, поисковый серфинг и постоянно разрастающаяся Википедия провоцируют писателей на все новые и новые варианты архивизации накопленных зачем-то ими знаний.
Синкретическое, многосоставное (в духе «новой критики») письмо - самое важное и интересное, что доступно теперь продвинутому прозаику, колдующему в художественном тексте над сочетанием элементов, прежде не особо несочетаемых.
Схожую траекторию развития, к примеру, проделал Питер Акройд.
Начинал он с вполне традиционных романов на исторические темы, а затем перешел к биографиям городов, рек, а теперь еще и приведений.
Главное достоинство его последних текстов, точно сходящих с бесперебойного конвейера - объемы предварительной работы, проделанной помощниками.
Из-за иллюстраций и многочисленных рассуждений на разные темы, от гинекологии до развития огнестрельного оружия, «Портрет мужчины в красном» также хочется сравнить с меланхолическими романными конструкциями Винфрида Георга Зебальда.
Четыре повествования, оставшиеся от него, основаны на путешествиях и прогулках, дающих рассказчику возможность высказываться на самые разные темы.
В отличие от него, Барнс путешествует не столько в пространстве, сколько во времени. В культуре прошлых веков и, конкретно, в истории модерна. Этим он теперь напоминает мне «Компас» Матьяса Энара, изданный «Иностранкой» два года назад в той же самой серии «Большой роман».
Лауреат Гонкуровской премии 2015-го года описывает в нем бессонные ночи венского музыковеда, бесцельно перебирающего десятки имен великих композиторов и безвестных политиков, а также писателей, исполнителей и тусовщиков, связанные с ними истории и анекдоты.
Некоторые критики сравнивали роман Энара с энциклопедией, не захотев понять, что главное достижение писателя - не перемалывание фактов, доступных в интернете, но плетение из них самодостаточных цепочек.
В духе Борхеса или же легендарной Шахерезады, поскольку главной темой «Компаса» является разница между восточной и западной цивилизацией, а бессонный интеллектуал постоянно мотался на Ближний Восток, даривший ему любовь и некоторое забвение.
Барнс делает примерно всё то же самое, что и Энар, правда, с большим изяществом и убедительностью для того, чтобы смоделировать отчетливо «французское послевкусие».
Как до этого, в романе «Шум времени», воспользовавшись наработками по биографии Шостаковича, наимпровизировать картинки с выставки из тоталитарного СССР.
Героями у Барнса теперь являются не люди, но культуры и эпохи, взаимодействующие между собой примерно также, как раньше это делали антропоморфные персонажи.
Джулиан Барнс «Портрет мужчины в красном», роман. Перевод с английского Елены Петровой. «Иностранка, 2020 («Большой роман»). 352 стр.
Первая публикация здесь: https://ug.ru/vikipediya-v-pomoshh/?fbclid=IwAR2oEwfAf6KJcKGSucNZRZ8x4oP84wixeqjc0t9euAe9t9yDzOrgfZfZqow