Единственно возможная рецензия на покетбуки серий "Азбука-Классика"
Обожаю покетбуки - они ни к чему не обязывают, в них можно черкаться и сгибать странички, можно оставлять в транспорте без опаски не восстановить сборник.
Они существуют словно бы для предварительного овладения «знанием» и чернового чтения. Для меня эти издания были прообразом букридера, оставляющего читателя один на один с текстом.
Голые буквы в «чистом виде», без каких бы то ни было отвлекаловок, это, конечно же, работа с эйдосом текста, ну, или таким его состоянием, что максимально приближено к сути, вне даже и авторских намерений.
Там, конечно, в каждом из сборников «Азбуки-классики», которая выходит теперь уже в трех цветах (зелёный - проверенная классика, бордовый - современные тексты, близкие к сиюминутному «канону» и серо-болотный нон-фикшн) есть свои специфические черты, в основном, вызванные необходимостью максимального удешевления выпуска.
И где получается, обходятся без предисловий и послесловий и комментариев, а там, где они имеются, все они - не самого лучшего качества, тогда как переводы «Азбука-классика» обычно берёт старые и проверенные временем (а ещё устаревшие до такой стадии, когда они уже поступили в общее достояние и вознаграждением переводчикам или их наследникам можно не заморачиваться), то есть, хорошие и стильные.
Репертуар «мировой библиотеки» полон дыр, лакун и пропусков, но постоянно пополняется - новые наименования выходят, должны выходить дабы бизнес-модель не давала сбоев, постоянно, из-за чего возникают и всяческие неочевидные редкости, вроде писем мадам Севинье или дневники Пипса.
Порукой разнообразия ассортимента здесь, помимо некоторых лукавых переименований и переформатирования традиционных подборок, так что расслабляться и слепо доверять составителям тут тоже нельзя, с одной стороны, экстенсивная бизнес-модель, с другой - обилие малоизвестных текстов, взятых из «последних томов собраний сочинений», с третьей - таких текстов в «общественное пользование» ежегодно поступает всё больше и больше (тем более, что и энтузиасты не дремлют).
Однако, главное в этой серии не правильно сколоченные подборки (Хоботов, я оценил, что “Семейный роман невротиков” от Зигмунда Фрейда на одну треть состоит из авторских комментариев переводчика, а всё остальные куски и фрагменты из разных книг и монографий великого психолога зонтично прикрыто удачным названием), а также не удачно подобранные картины обложки - когда невозможно пройти мимо ампирного интерьера, ради которого можно купить даже «Воспоминания» Сергея Аксакова.
Главное в «Азбуке-классике» то, на что люди, приходящие в магазин за названиями, почти никогда не обращают внимание - бумага, на которой все эти произведения, классические и не очень, напечатаны.
Она здесь бывает двух видов.
Чаще всего встречается гладкая, чуть лощёная, слегка сероватая, бумага, которая могла бы стать идеальной основой для писательских записных книжек - ведь если издательству важнее всего объёмы, то можно просто издавать такие записные книжки в виде книг с пустой начинкой, но «фирменными» обложками (вот вам ещё одна бизнес-идея, ловите, кто может).
Другая бумага - толстая, пористая и более белая, нежели распространённая тонкая.
Именно поэтому она лучше подходит для коротких текстов и, например, сборников стихов, так как автоматически нагоняет даже минимальный объём для продажных норм.
На этой бумаге я приобрёл, скажем, избранное Беллы Ахмадулиной, «Прогулки по Флоренции» Джона Рёскина, «Страдания юного Вертера» Гёте, «Любовь и дружба» Джейн Остин, «Переписка из двух углов» Михаила Гершензона и Вячеслава Иванова.
Я не смог установить всегда ли те или иные наименования попадают под тот или иной сорт бумаги или же это переменная характеристика, но на десятках примеров (!) я установил, что тексты, выпадающие на толстую бумагу, читаются в несколько раз хуже, тяжелее текстов, опубликованных на тонкой.
Точно этот сорт бумаги убивает интерес к тексту и блокирует поступление его энергии. Требуется усилие, чтобы преодолеть эту негативную, совершенно неосознаваемую (казалось бы, что тут такого?!) тенденцию.
Писать об этих произведениях тоже сложнее, нежели о текстах, которым повезло стать оттиснутыми на матовой поверхности: мои заметки о них выходят всегда короче и суше - видимо, из-за того, что тот или другой сорт бумаги переводит материю текста в иное агрегатное состояние.
Условно говоря, это уже не вода и даже не пар, но сухой лёд и тот случай, когда содержание зависит от формы.
Известно же, что одну и ту же фразу (на чём и построен знаменитый актёрский тренинг) можно произносить с десятками интонаций и каждый раз она, оборотнически, будет менять свой смысл.
Тело текста едино, но оттенки его зависят от очередного носителя.
Подобно торопливым экранизациям, пористая, толстая бумага способна огрублять даже самые тонкие и изысканные шедевры.
Это, конечно, не шрам на левом указательном пальце, но, если не верите, можете проверить на собственных реакциях.
Они существуют словно бы для предварительного овладения «знанием» и чернового чтения. Для меня эти издания были прообразом букридера, оставляющего читателя один на один с текстом.
Голые буквы в «чистом виде», без каких бы то ни было отвлекаловок, это, конечно же, работа с эйдосом текста, ну, или таким его состоянием, что максимально приближено к сути, вне даже и авторских намерений.
Там, конечно, в каждом из сборников «Азбуки-классики», которая выходит теперь уже в трех цветах (зелёный - проверенная классика, бордовый - современные тексты, близкие к сиюминутному «канону» и серо-болотный нон-фикшн) есть свои специфические черты, в основном, вызванные необходимостью максимального удешевления выпуска.
И где получается, обходятся без предисловий и послесловий и комментариев, а там, где они имеются, все они - не самого лучшего качества, тогда как переводы «Азбука-классика» обычно берёт старые и проверенные временем (а ещё устаревшие до такой стадии, когда они уже поступили в общее достояние и вознаграждением переводчикам или их наследникам можно не заморачиваться), то есть, хорошие и стильные.
Репертуар «мировой библиотеки» полон дыр, лакун и пропусков, но постоянно пополняется - новые наименования выходят, должны выходить дабы бизнес-модель не давала сбоев, постоянно, из-за чего возникают и всяческие неочевидные редкости, вроде писем мадам Севинье или дневники Пипса.
Порукой разнообразия ассортимента здесь, помимо некоторых лукавых переименований и переформатирования традиционных подборок, так что расслабляться и слепо доверять составителям тут тоже нельзя, с одной стороны, экстенсивная бизнес-модель, с другой - обилие малоизвестных текстов, взятых из «последних томов собраний сочинений», с третьей - таких текстов в «общественное пользование» ежегодно поступает всё больше и больше (тем более, что и энтузиасты не дремлют).
Однако, главное в этой серии не правильно сколоченные подборки (Хоботов, я оценил, что “Семейный роман невротиков” от Зигмунда Фрейда на одну треть состоит из авторских комментариев переводчика, а всё остальные куски и фрагменты из разных книг и монографий великого психолога зонтично прикрыто удачным названием), а также не удачно подобранные картины обложки - когда невозможно пройти мимо ампирного интерьера, ради которого можно купить даже «Воспоминания» Сергея Аксакова.
Главное в «Азбуке-классике» то, на что люди, приходящие в магазин за названиями, почти никогда не обращают внимание - бумага, на которой все эти произведения, классические и не очень, напечатаны.
Она здесь бывает двух видов.
Чаще всего встречается гладкая, чуть лощёная, слегка сероватая, бумага, которая могла бы стать идеальной основой для писательских записных книжек - ведь если издательству важнее всего объёмы, то можно просто издавать такие записные книжки в виде книг с пустой начинкой, но «фирменными» обложками (вот вам ещё одна бизнес-идея, ловите, кто может).
Другая бумага - толстая, пористая и более белая, нежели распространённая тонкая.
Именно поэтому она лучше подходит для коротких текстов и, например, сборников стихов, так как автоматически нагоняет даже минимальный объём для продажных норм.
На этой бумаге я приобрёл, скажем, избранное Беллы Ахмадулиной, «Прогулки по Флоренции» Джона Рёскина, «Страдания юного Вертера» Гёте, «Любовь и дружба» Джейн Остин, «Переписка из двух углов» Михаила Гершензона и Вячеслава Иванова.
Я не смог установить всегда ли те или иные наименования попадают под тот или иной сорт бумаги или же это переменная характеристика, но на десятках примеров (!) я установил, что тексты, выпадающие на толстую бумагу, читаются в несколько раз хуже, тяжелее текстов, опубликованных на тонкой.
Точно этот сорт бумаги убивает интерес к тексту и блокирует поступление его энергии. Требуется усилие, чтобы преодолеть эту негативную, совершенно неосознаваемую (казалось бы, что тут такого?!) тенденцию.
Писать об этих произведениях тоже сложнее, нежели о текстах, которым повезло стать оттиснутыми на матовой поверхности: мои заметки о них выходят всегда короче и суше - видимо, из-за того, что тот или другой сорт бумаги переводит материю текста в иное агрегатное состояние.
Условно говоря, это уже не вода и даже не пар, но сухой лёд и тот случай, когда содержание зависит от формы.
Известно же, что одну и ту же фразу (на чём и построен знаменитый актёрский тренинг) можно произносить с десятками интонаций и каждый раз она, оборотнически, будет менять свой смысл.
Тело текста едино, но оттенки его зависят от очередного носителя.
Подобно торопливым экранизациям, пористая, толстая бумага способна огрублять даже самые тонкие и изысканные шедевры.
Это, конечно, не шрам на левом указательном пальце, но, если не верите, можете проверить на собственных реакциях.