С балкона седьмого этажа - панорамный вид на «главный» холм городского центра, открывающегося с пологой стороны: дорога в «зону ЮНЕСКО» плавная и, хотя всё время идёт вверх (периметр средневековой стены обращён в сонный парк с выдающимися деревьями), позволяет сохранить силы почти целиком. Ну, или верхушка Перуджи не так крута, как было в Урбино и будет в Сиене.
Перуджа она же почти вся вот такая - нетенденциозная и с множеством лиц, без чётких символов и своей собственной чайки на занавесе главной сцены, без акцентов и нажима: средневековье почти проиграло в ней битву с поздними наслоениями: чем дальше от её пика и смыслового пупа - готической площади 4 Ноября (с дворцом приоров, фонтаном, Дуомо без баптистерия и картинной галереей дворца приоров, фасад которой, правда, выходит уже на центральную корсо Ваннуччи) тем сильнее погружаешься в современность - в условный XIX век, в сонливую, одышливую буржуазность с кафе под зонтиками и магазинами, внезапно обрывающуюся на смотровой площадке противоположного края городского холма, к которому площадь стекает мятой рекой.
Здесь огорожен резкий обрыв, за которым открывается одна из величественных умбрийских панорам с дорогами, сквозь поля уходящими в бесконечность и горами, у горизонта подернутыми сфумато, ассоциирующихся у нас со спиритуальностью светоносной итальянской живописи Возрождения, одним из важнейших её истоков и воплощений.
И если в бескрайних убрийских долинах всё меланхолически правильно и плавно, то за спиной у меня остаётся, пожалуй, самая неровная и скомканная площадь из виденных - с массой слепых закоулков, замурованных стрельчатых арок и прочих нелепиц, пробитых в неподобающих местах, складывающихся не то из медленного нарастания готических костей, невысоких и белёсых, обглоданных до самого остова, не то из многочисленных перестроек и реконструкций, накладывающихся друг на друга.
Если верить Борису Випперу (а лишь его претензии на объективность, кажется, и можно верить), асимметрия и стихийность, с какой срастаются суставы и неправильные переломы фасадов, выходящих на нервно-неровный майдан, и есть первые признаки устройства готической площади, нарастающей на городском стебле без особого плана.
Слова Муратова о перуджийских нобилях, слишком поглощённых «войной и междоусобицей, чтобы успеть подумать об украшении улиц дворцами, которыми так богаты Тоскана и Лациум и так бедна Умбрия», становится особенно очевидны: многоугольность и многоукладность Площади 4 Ноября, её неравенство и своенравный правый уклон, похожий на высунутый язык, - главное событие и переживание здешнего городского центра, примерно такого же, стремительно текущего вбок, как в более покатом Римини,
ну, или же в менее оживлённом и уравновешенном Урбино.
Но можно же пойти вспять, перестав подпирать подставку для подзорной трубы - углубиться в горбоносый изгиб главного перуджийского променада, из обтекаемой буржуазности, обтекающей правительственные кварталы, вновь поднявшись к Палаццо Приори и фонтану, выполняющему роль точки отчёта и вошедшему во все учебники по раннему Ренессансу.
Мы часто повторяем, что время в культуре движется в обоих направлениях, да нам редко выпадает наглядность этого правила.
Главная площадь собирает Перуджу в навсегда окаменевший бутон, цветоложем которого и будет негатив баптистерия - многогранник фонтана с десятками изображений.
Но в этот раз мне бы хотелось не доходить до него, попавшего под самое солнце, но свернуть во внутренний дворик Национальной галереи, занявшей второй и третий этажи Палаццо Приори, чтобы именно там, в парадных и представительских покоях снова почувствовать прелесть аутентичной пустоты, некогда заполненных жизнью залов, которые,
подобно покоям замка в Урбино, нынешний век использует не по прямому назначению.