Развивая твиттер. Поэзия и фотография
У поэзии и фотографии схожая судьба - в эпоху «технической воспроизводимости» (интернета) они стали доступными большому количеству народа: отныне статус фотографа и поэта не нуждается в утверждении знаточеской среды - сеть дает возможности для самореализации небывалому количество людей. Критерии, разумеется, размываются (утверждения «а я так вижу» (чувствую, могу) вполне достаточно для самоутверждения, подкреплённого современными технологиями), но штука в том, что массовое производство текстов и изображений приходится на пору полного отсутствия критериев. Когда возможны любые, самые разные, технологические подходы - в мире горизонтальных культурных связей иерархия полностью отсутствует. Есть лишь «моё слово против твоего», когда каждый прав по своему, и сила назначающего жеста - отныне легитимным назначается то, что кажется мне легитимным, правильным, новым. Никто не указ, экспертиза отсутствует как класс, хотя, конечно, можно прислушиваться к мнению знающих людей. Но только бонусом, необязательной опцией.
Фотография, как и поэзия, фиксирует повседневность, развивая собственные языки, обогащённые опытом взаимодействия с другими видами искусства. Это ещё один интересный момент изменения оценки - взаимопроникновение самых разных видов творческой деятельности, подкрепляющих друг друга в ситуации, когда ничто не является, не может стать главным. Во всём можно увидеть что-то, некое нечто: всё зависит от желания видеть и возможностей совмещения разных контекстов. Всё зависит от эрудиции, опыта, склонностей, широты горизонта. Любые данности оказываются семиотически доступными, встраиваются в систему, оцениваются.
Конвенция, базирующаяся на «памяти жанра» (для того, чтобы произведение оценивалось по определенным критериям, оно должно нести в себе определенный набор общепризнанных признаков), скорее мешает восприятию новых стихов и актуальных фотографий как именно новых и актуальных: как раз набор общеупотребимых признаков и делает их принципиально повторимыми. Читай, ординарными, не содержащими «ремы». Конечно, ещё со времен Шатобриана, процитированного Пушкиным, мы знаем, что счастье ждёт на протарённых дорогах. Однако, искусство требует подтверждения уже известного лишь на самых ранних стадиях общения с собой. Дальше, приобретая хоть какой-то опыт, мы автоматически углубляемся в складки личных синдроматик и расходимся в разные стороны.
Отныне экспертная оценка напоминает обучение в средней школы, совершенно не озабоченной передачей знаний, но лишь соответствием социальным практикам и законам. Умению осознанно усредняться, чтобы быть понятым и вписанным в то, что уже есть (и, потому, в случае искусства, не очень нужного). Тут, конечно, ключевой вопрос в том, почему нам всё время нужно именно новое искусство, новая поэзия и новая фотография, при том, что старое так никуда не подевалась, но копится, продолжает копиться, некоторыми своими валентными частями, вписывается в личный контекст как нечто необходимое. Возможно, новое нам нужно так как есть много всего старого, которое больше уже не трогает, поэтому мы и начинаем искать счастье на непроложенных ещё дорогах. Риск и есть наш личный вклад, приватизирующий (через личную причастность) совершенно чуждые поначалу артефакты. Ведь в актуальном контексте торкает лишь то, к чему ты сам, так или иначе, причастен. Собственным интересом, участием или, хотя бы, знакомством. Деньгами ещё.
Важны не сами артефакты, как конечные цели, но обогащающий нас процесс восприятия, собирающий поживу везде, где только можно. Границ у него нет, иерархий тоже, искусство растёт только из сора, принципиально непроверяемо, поэтому-то и нет ничего главного, всё взаимно заменяемо. Порой, кажется, что сделать кадр это примерно то же самое, что и написать стихотворение, то есть, сделать скол (срез) восприятия, ментальный стоп-кадр, сгруппировать некое символическое утолщение, материализовать разлитое в окружающей среде непроявленное существование материи. Ну, и наоборот: вместо того, чтобы щелкать камерой, можно взять, записать и ритмически обработать то, что тебя обступает. Внутри или снаружи. Вычленить его из окоёма и оставить как след.
Фотография, как и поэзия, фиксирует повседневность, развивая собственные языки, обогащённые опытом взаимодействия с другими видами искусства. Это ещё один интересный момент изменения оценки - взаимопроникновение самых разных видов творческой деятельности, подкрепляющих друг друга в ситуации, когда ничто не является, не может стать главным. Во всём можно увидеть что-то, некое нечто: всё зависит от желания видеть и возможностей совмещения разных контекстов. Всё зависит от эрудиции, опыта, склонностей, широты горизонта. Любые данности оказываются семиотически доступными, встраиваются в систему, оцениваются.
Конвенция, базирующаяся на «памяти жанра» (для того, чтобы произведение оценивалось по определенным критериям, оно должно нести в себе определенный набор общепризнанных признаков), скорее мешает восприятию новых стихов и актуальных фотографий как именно новых и актуальных: как раз набор общеупотребимых признаков и делает их принципиально повторимыми. Читай, ординарными, не содержащими «ремы». Конечно, ещё со времен Шатобриана, процитированного Пушкиным, мы знаем, что счастье ждёт на протарённых дорогах. Однако, искусство требует подтверждения уже известного лишь на самых ранних стадиях общения с собой. Дальше, приобретая хоть какой-то опыт, мы автоматически углубляемся в складки личных синдроматик и расходимся в разные стороны.
Отныне экспертная оценка напоминает обучение в средней школы, совершенно не озабоченной передачей знаний, но лишь соответствием социальным практикам и законам. Умению осознанно усредняться, чтобы быть понятым и вписанным в то, что уже есть (и, потому, в случае искусства, не очень нужного). Тут, конечно, ключевой вопрос в том, почему нам всё время нужно именно новое искусство, новая поэзия и новая фотография, при том, что старое так никуда не подевалась, но копится, продолжает копиться, некоторыми своими валентными частями, вписывается в личный контекст как нечто необходимое. Возможно, новое нам нужно так как есть много всего старого, которое больше уже не трогает, поэтому мы и начинаем искать счастье на непроложенных ещё дорогах. Риск и есть наш личный вклад, приватизирующий (через личную причастность) совершенно чуждые поначалу артефакты. Ведь в актуальном контексте торкает лишь то, к чему ты сам, так или иначе, причастен. Собственным интересом, участием или, хотя бы, знакомством. Деньгами ещё.
Важны не сами артефакты, как конечные цели, но обогащающий нас процесс восприятия, собирающий поживу везде, где только можно. Границ у него нет, иерархий тоже, искусство растёт только из сора, принципиально непроверяемо, поэтому-то и нет ничего главного, всё взаимно заменяемо. Порой, кажется, что сделать кадр это примерно то же самое, что и написать стихотворение, то есть, сделать скол (срез) восприятия, ментальный стоп-кадр, сгруппировать некое символическое утолщение, материализовать разлитое в окружающей среде непроявленное существование материи. Ну, и наоборот: вместо того, чтобы щелкать камерой, можно взять, записать и ритмически обработать то, что тебя обступает. Внутри или снаружи. Вычленить его из окоёма и оставить как след.