Мне, конечно, сразу показалось, что я разгадал текст и Ганс Касторп обречён во-первых, на раннюю смерть в рамках романа, во-вторых, на чужую смерть в самом начале пребывания на давоском курорте.
Но, поегозив по тексту, понял, что если он и погибнет, то где-то уже за кулисами текста, на фронте - понятно: большой писатель обязан брать шире и обманывать ожидания.
Поэтому пока текст не перевалил за экватор, и, поэтому, тащится в гору (что для этого романа важно уже даже на физиологическом уровне), я решил попридержать свою герменевтическую машинку и пока просто попроникаться атмосферкой замкнутого пространства, которая, действительно завораживает.
Возможно, иным, принципиально несовременным хронотопом; возможно, правильной (равномерной, постоянной) фабульной работой, ибо, несмотря на монотонность расписания, Манн умудряется сделать вариации не менее интересными, чем основная тема (жизнь как медленная смерть, движение к небытию?).
В прошлом году, будучи с мамой и с Полиной на озёрном уральском курорте, замкнутом и, по дороговизне (проще в Турцию слетать), немноголюдном, я, ведь, думал о какой-то похожей романной структуре.
Однако, как человек своего времени, присочинил к определённому набору социальных и человеческих типов, собранных на отгороженном участке охватываемом глазом, целые гирлянды аттракционов, вокруг неразгаданной, принципиально неразгадываемой тайны исчезновения.
Помню, споткнулся я на неправдоподобии избытка событий на квадратный метр (то, как поступает в своих романах Пол Остер, где каждое, отдельно взятое, событие кажется правдоподобным, но все они, построенные в цепочку, выглядят, точно в телемыле, чем-то невероятно претенциозным), проект заглох, тогда как Манн особенно не парится постоянным подкидыванием трупов и исчезновений; атмосферка нагнетается совершенно иным способом, который я называю принципом рамы и который уже неоднократно описывал, правда, в связи с устройством живописи и фотографии.
Сейчас мне нужно бежать на процедуры, потом напишу - и про раму и про работу на доверии, связанную с ней.