Соевый расколбас в расфигачечной
Рондарев обычно пишет тексты, старательно маскирующие убожество содержания псевдонаучными терминами и витиеватостью формулировок. Профессия колумниста обязывает: раз в неделю приходится высасывать из пальца инфоповод, сопроводив его мыслями неважно какой степени бреда, - лишь бы это спровоцировало реакцию и общественное обсуждение. И даже чем бредовей, тем лучше, поскольку более провокационно. Критический же анализ бреда запутывается в анализе правоприменения терминов.
Правда, на сей раз он выдал вполне себе толковую статью. Впрочем, главная мысль неоригинальна: за Шнуровым уже давно утвердилось звание «певца офисного планктона». При этом заголовок статьи - несомненная авторская удача: «Расфигачечная» попадает в самое яблочко.
Но далее идет изложение в любимом рондаревском стиле: «как сейчас принято говорить, «контагиозная» идеология российского постсоветского ресентимента…», - в общем, сплошной «когнитивный диссонанс». И все же, поскольку в статье Рондарева есть здравое зерно, попробую очистить его от плевел, а с чем-то и поспорить.
Классическая эстетика постигает прекрасное, изучая человека в базовых категориях: Бог, отношения с противоположным полом, родина, страх, дружба, природа. Постмодерн же, строго говоря, не эстетика, а паразит на теле эстетики. Проиллюстрирую это старым анекдотом. Еврейский мальчик приходит домой и хвастается:
- Папа, я сегодня сэкономил три копейки!
- Как так?
- Я не поехал в институт на трамвае, а бежал за ним.
- Дурак, бежал бы за такси, сэкономил бы три рубля!
То есть, пока кто-то едет на велике, трамвае, жигулях или мерседесе, мальчик бежит, представляя себя на месте едущего. Чем дороже и комфортнее средство передвижения, тем, естественно, представлять приятнее. Постмодернизм - это не выставка Серова, а стояние в очереди на нее (сразу скажу, что я не из тех, кто трунил над очередью, т.к. уверен, что большинство стояло все же на Серова, а не затем, чтобы постоять). Есть ценители футбола, а есть фанаты, которым шарф поносить и подраться, и из-за которых ценители на стадион не ходят. Хотя и те, и те, вроде как, одно и то же - болельщики.
Смысл корпоративов в том, чтобы в строгих пространственно-временных рамках дать выхлоп из бессмысленного офисного существования; иллюзию, что работник офиса живет нормальной человеческой жизнью. Поэтому крайности - в виде заблеванных углов, конкурсов стриптиза и секса сослуживцев в туалетной кабинке - не пресекаются и даже приветствуются. Плюс, все под контролем, компромат начальству всегда может пригодиться. Шнур лучше всех удовлетворяет эстетическому наполнению таких вечеринок, ведь слово «хуй» в припеве является ключом к забвению опостылевшего дресс-кода, непременного «спасибо» в конце любого общения и всей остальной политкорректности. Далее к припеву прилагаются непременные атрибуты жизни офисного работника: комп, отпуск в Турции, пятничная пьянка, вечерний телевизор, семейный дежурный секс, - и, пжалте, «народ к разврату готов».
То есть Шнур обращается не к вечным темам, а к ощущению офисным коллективным бессознательным, что в жизни офисного работника этим темам места не предусмотрено. А в сознании отсутствие замещается возможностью поблевать и трахнуть сотрудницу из рекламного отдела. Это и есть постмодернизм: кажется, что в мерседесе, а сам плетешься по грязной обочине с языком через плечо.
Вот только не надо про драйв, танцевальный угар и стиль «ска» - в стране полно коллективов, исполняющих более качественную танцевальную музыку. Тут лучше бы подошло определение: «расколбас под ум-ца-ум-ца», - уверен, что Шнуров не будет против.
Есть в статье Рондарева несомненно сильная и оригинальная мысль: постмодернизм кровно заинтересован в сохранении статус-кво. Правда, я предлагаю несколько иное объяснение: хорошо, спел ты слово «хуй» со сцены или прибил яйца к площади, дальше что? Дальше «пизда» и поджог двери на Лубянке - то есть, то же самое. Представьте, что Шнур спел о том, что его действительно волнует - а он обычный человек, у которого есть свои убеждения, взгляд на мир, драматичные отношения с женщинами и друзьями, - и все, конец бизнесу. Поклонники не простят: «Мы-то ему верили, думали, что он наш - понарошку, а он Пушкина изображает!». Можно припомнить, что существует песня «Мне бы в небо», - но когда это было! С тех пор ничего подобного в репертуаре «Ленинграда» не появилось, а в трек-листах концертов последних лет вещь, которая сделала группу популярной в масштабах страны, отсутствует: «Не канает, проверено». И сей факт доказывает справедливость сравнения Рондаревым творчества Шнурова с попсой: если в не-попсе песня должна завоевывать потребителей, то в попсе потребители завоеваны априори с помощью грамотного маркетинга. Важно не ошибиться с определением целевой аудитории, и в этом Шнур сориентировался филигранно, ничуть не хуже создателей «Виагры» (аудитория успешных бизнесменов и шлюх), «Лесоповала» (аудитория работяг) и Стаса Михайлова (аудитория домохозяек), сделав ставку на разросшийся класс офисных работников.
Все эти «лабутены», «плАчу и плачУ» - один в один совковый «Крокодил» с его сатирой на любителей джинсов и «Мальборо»; киножурнал «Фитиль», насколько интересный игрой актеров старой школы, настолько убогий своим стенгазетным стилем.
При этом тезис Рондарева: «Поп-музыка всегда была средством пропаганды», - крайне сомнителен. Вспоминается, как маккартисты обвиняли рок-н-ролл в том, что это духовная диверсия коммунистов, в то время как Советы отфутболивали эту претензию по адресу Штатов. Является ли музыка группы «Ленинград» средством пропаганды? - не более, чем соевая колбаса. Поп-музыка - это звуковое сопровождение повседневности. Повседневность же среднего класса, образованного и потенциально стремящегося реализовать свое образование на практике, заполнено, по большому счету, обслуживанием нефтегазовой трубы; а «Наше радио», журнал «Афиша» и группа «Ленинград» эстетически оформляют это бессмысленное занятие. Вот поэтому они сегодня - в самое лыко. Стоит среднему классу обрести смысл своей деятельности, как и поп-музыка станет другой. До тех пор опасность вовсе не в пропаганде, а в том, что эта эстетика, как и соевая колбаса, разрушительно работает на базовом уровне. Эпоха постмодерна, вопреки многим утверждениям, далеко не закончена; мы стоим на пороге всеобщей чипизации и замены удовлетворения корневых человеческих чувств иллюзией удовлетворения: скоро каждый сможет съездить на Гаваи и иметь свою Джоли в постели - разумеется, виртуально. Не проблема и заменить чувство голода чувством сытости даже не скармливанием соевой колбасы, а нажатием кнопки - важно только, чтобы пациент сдох не раньше, чем положено.
Потому что в понедельник в 10 утра он должен сидеть в офисе за компом и отвечать на звонки.
Правда, на сей раз он выдал вполне себе толковую статью. Впрочем, главная мысль неоригинальна: за Шнуровым уже давно утвердилось звание «певца офисного планктона». При этом заголовок статьи - несомненная авторская удача: «Расфигачечная» попадает в самое яблочко.
Но далее идет изложение в любимом рондаревском стиле: «как сейчас принято говорить, «контагиозная» идеология российского постсоветского ресентимента…», - в общем, сплошной «когнитивный диссонанс». И все же, поскольку в статье Рондарева есть здравое зерно, попробую очистить его от плевел, а с чем-то и поспорить.
Классическая эстетика постигает прекрасное, изучая человека в базовых категориях: Бог, отношения с противоположным полом, родина, страх, дружба, природа. Постмодерн же, строго говоря, не эстетика, а паразит на теле эстетики. Проиллюстрирую это старым анекдотом. Еврейский мальчик приходит домой и хвастается:
- Папа, я сегодня сэкономил три копейки!
- Как так?
- Я не поехал в институт на трамвае, а бежал за ним.
- Дурак, бежал бы за такси, сэкономил бы три рубля!
То есть, пока кто-то едет на велике, трамвае, жигулях или мерседесе, мальчик бежит, представляя себя на месте едущего. Чем дороже и комфортнее средство передвижения, тем, естественно, представлять приятнее. Постмодернизм - это не выставка Серова, а стояние в очереди на нее (сразу скажу, что я не из тех, кто трунил над очередью, т.к. уверен, что большинство стояло все же на Серова, а не затем, чтобы постоять). Есть ценители футбола, а есть фанаты, которым шарф поносить и подраться, и из-за которых ценители на стадион не ходят. Хотя и те, и те, вроде как, одно и то же - болельщики.
Смысл корпоративов в том, чтобы в строгих пространственно-временных рамках дать выхлоп из бессмысленного офисного существования; иллюзию, что работник офиса живет нормальной человеческой жизнью. Поэтому крайности - в виде заблеванных углов, конкурсов стриптиза и секса сослуживцев в туалетной кабинке - не пресекаются и даже приветствуются. Плюс, все под контролем, компромат начальству всегда может пригодиться. Шнур лучше всех удовлетворяет эстетическому наполнению таких вечеринок, ведь слово «хуй» в припеве является ключом к забвению опостылевшего дресс-кода, непременного «спасибо» в конце любого общения и всей остальной политкорректности. Далее к припеву прилагаются непременные атрибуты жизни офисного работника: комп, отпуск в Турции, пятничная пьянка, вечерний телевизор, семейный дежурный секс, - и, пжалте, «народ к разврату готов».
То есть Шнур обращается не к вечным темам, а к ощущению офисным коллективным бессознательным, что в жизни офисного работника этим темам места не предусмотрено. А в сознании отсутствие замещается возможностью поблевать и трахнуть сотрудницу из рекламного отдела. Это и есть постмодернизм: кажется, что в мерседесе, а сам плетешься по грязной обочине с языком через плечо.
Вот только не надо про драйв, танцевальный угар и стиль «ска» - в стране полно коллективов, исполняющих более качественную танцевальную музыку. Тут лучше бы подошло определение: «расколбас под ум-ца-ум-ца», - уверен, что Шнуров не будет против.
Есть в статье Рондарева несомненно сильная и оригинальная мысль: постмодернизм кровно заинтересован в сохранении статус-кво. Правда, я предлагаю несколько иное объяснение: хорошо, спел ты слово «хуй» со сцены или прибил яйца к площади, дальше что? Дальше «пизда» и поджог двери на Лубянке - то есть, то же самое. Представьте, что Шнур спел о том, что его действительно волнует - а он обычный человек, у которого есть свои убеждения, взгляд на мир, драматичные отношения с женщинами и друзьями, - и все, конец бизнесу. Поклонники не простят: «Мы-то ему верили, думали, что он наш - понарошку, а он Пушкина изображает!». Можно припомнить, что существует песня «Мне бы в небо», - но когда это было! С тех пор ничего подобного в репертуаре «Ленинграда» не появилось, а в трек-листах концертов последних лет вещь, которая сделала группу популярной в масштабах страны, отсутствует: «Не канает, проверено». И сей факт доказывает справедливость сравнения Рондаревым творчества Шнурова с попсой: если в не-попсе песня должна завоевывать потребителей, то в попсе потребители завоеваны априори с помощью грамотного маркетинга. Важно не ошибиться с определением целевой аудитории, и в этом Шнур сориентировался филигранно, ничуть не хуже создателей «Виагры» (аудитория успешных бизнесменов и шлюх), «Лесоповала» (аудитория работяг) и Стаса Михайлова (аудитория домохозяек), сделав ставку на разросшийся класс офисных работников.
Все эти «лабутены», «плАчу и плачУ» - один в один совковый «Крокодил» с его сатирой на любителей джинсов и «Мальборо»; киножурнал «Фитиль», насколько интересный игрой актеров старой школы, настолько убогий своим стенгазетным стилем.
При этом тезис Рондарева: «Поп-музыка всегда была средством пропаганды», - крайне сомнителен. Вспоминается, как маккартисты обвиняли рок-н-ролл в том, что это духовная диверсия коммунистов, в то время как Советы отфутболивали эту претензию по адресу Штатов. Является ли музыка группы «Ленинград» средством пропаганды? - не более, чем соевая колбаса. Поп-музыка - это звуковое сопровождение повседневности. Повседневность же среднего класса, образованного и потенциально стремящегося реализовать свое образование на практике, заполнено, по большому счету, обслуживанием нефтегазовой трубы; а «Наше радио», журнал «Афиша» и группа «Ленинград» эстетически оформляют это бессмысленное занятие. Вот поэтому они сегодня - в самое лыко. Стоит среднему классу обрести смысл своей деятельности, как и поп-музыка станет другой. До тех пор опасность вовсе не в пропаганде, а в том, что эта эстетика, как и соевая колбаса, разрушительно работает на базовом уровне. Эпоха постмодерна, вопреки многим утверждениям, далеко не закончена; мы стоим на пороге всеобщей чипизации и замены удовлетворения корневых человеческих чувств иллюзией удовлетворения: скоро каждый сможет съездить на Гаваи и иметь свою Джоли в постели - разумеется, виртуально. Не проблема и заменить чувство голода чувством сытости даже не скармливанием соевой колбасы, а нажатием кнопки - важно только, чтобы пациент сдох не раньше, чем положено.
Потому что в понедельник в 10 утра он должен сидеть в офисе за компом и отвечать на звонки.