меж тем замаячил финал последней книги семикнижия Прустова. грустно. 'В поисках' месяцами спасала от бессонницы, и трудно не выразить признательности автору и его русским шерпам. девятнадцатый должен быть благодарен Марселю - тот явился образцовым душеприказчиком, распорядившимся достоянием почившего в бозе века в пользу наследников в двадцатом. пребывая в растерянности, наткнулся на недвусмысленный намек, подсказку, чем заполнять предутренние часы.
Его (не названного автором кандидата в Палату депутатов, католика, консерватора, p) избрание с радостью приветствовали газеты, «поддерживавшие» его кандидатуру, благородные и богатые дамы, носившие теперь только рубища - из чувства приличия и боязни налогов, тогда как биржевики без останову скупали бриллианты, - не столько для жен, сколь от потери веры в ценные бумаги какого-либо государства; они прятались в этом очевидном достатке, и акции Де Бирс росли от тысячи франков. Это безумие несколько раздражало, но критические замечания в адрес Национального Блока (
↑) несколько поутихли, когда неожиданно явились жертвы большевизма, великие княгини в лохмотьях, мужей которых убивали скопом, а сыновей побивали камнями, морили голодом, заставляли работать среди кричащей толпы, бросали в колодцы, потому что считали, что у них чума и они заразны. Те, которым удалось сбежать, появились (предложение не закончено автором, прим. перев.)
(«Обретенное время»)
«Красное колесо», Марсель?
entendu