"Крошка сын к отцу пришел...", или По прочтении "Верю/Не верю"
Трудно мне смотреть длинные телепередачи «о вере», особенно если они посвящены дискуссиям. Тут и отсутствие необходимого для зрелища динамизма (сидят, скажем, двое бородатых - один в рясе, другой в пиджаке - и по очереди закатывают глаза), и избыток ненужных эмоций, вызванных неинтересными вопросами и не относящимися к делу ответами. Читать мне гораздо интереснее и проще; часовую передачу можно сжать в десять минут чтения. В общем, приобрел я книгу «Не верю» издательства «Никея» в сотрудничестве с ТВ «Спас» и наконец-то ознакомился с полутора десятками встреч «на голубом глазу» между верующими и неверующими. Многое понравилось как в издании книги, так и в организации передач, о которых я могу судить по тексту. Приятно, что верующий - не всегда священнослужитель. Общий тон встреч мне показался положительным наличием взаимного уважения спорящих сторон, по крайней мере до некоторой степени. Хотя я бы сказал, что последнее отчасти связано с благодушностью верующих в этих дискуссиях, отсутствием в них боевитости; но и это понятно, поскольку «блаженны миротворцы».
Диспут о вере и душе Адама Козлевича между ксендзами и Великим Комбинатором; пример пусть даже и динамичной, но бессодержательной дискуссии
Аргументы очень часто и сейчас остаются похожими. «Небо теперь в запустении. Не та эпоха. Не тот отрезок времени. Ангелам теперь хочется на землю. На земле хорошо, там коммунальные услуги, там есть планетарий, можно посмотреть звезды в сопровождении антирелигиозной лекции.» К чести ТВ «Спас» и «Никеи» такой аргументации в беседах было не так уж и много.
Содержание же дискуссий особого интереса у меня не вызвало в силу их предсказуемости. Речь в таких дискуссиях заходит о многом, но все же число затрагиваемых тем достаточно ограниченное. Частенько говорят о различии между религиозной верой и т.н. рациональным подходом к восприятию окружающего мира. Разумеется, от группы «не верю» достается на орехи архиереям, толстым попам и злым теткам у свечного ящика, которым неверы иногда разъясняют основы православия. Если позицию «не верю» озвучивает феминистка, то речь, понятное дело, не может не пойти об угнетении женщин и домострое. Говорят даже о трансгуманизме и греческих трагедиях. Но чаще всего, пожалуй, о том, что такое хорошо и что такое плохо. И в этом случае тропинки, по которым идет беседа, всем известны; какова природа морали, укоренена ли она в биологии человека, насколько хорошо объясняется ее развитие эволюционным подходом и т.п., о чем мы не раз слушали и еще с интересом послушаем (а лучше почитаем), если беседуют умные люди.
К этому бессмысленно пытаться добавить что-либо новое. Единственное, что мне в этот раз показалось любопытным - так это искренняя уверенность, выражаемая подавляющим большинством участников диалога из группы «не верю», в своей собственной положительности. Не то, чтобы я не знал об этом раньше, но прочитав книгу очень быстро, я был даже немного удивлен не столько тем, что это мнение разделяли все высказавшиеся по вопросу собеседники из этой группы, сколько их готовностью поделиться своим добрым мнением о себе, используя его как аргумент в ходе дискуссии. «С чего вы взяли, что вы благороднее меня, чище, выше, сильнее, умнее?» - вопрошает один из участников, обращаясь к верующим, добавляя следом: «Сделайте так, чтобы мне комфортно было в церковь входить!» (О.К. - я буду помечать авторов инициалами, чтобы можно было найти цитату, но не буду приводить полные имена, чтобы избежать возможной предвзятости со стороны читателей. Достаточно сказать, что они представляют широкую выборку российских общественных деятелей и т.н. творческой интеллигенции - partizan_1812). С практической стороны такой запрос не вызывает никакого удивления, но трудно не увидеть в нем уже упомянутой убежденности говорящего в своей праведности.
Почти в каждом из разговоров, затрагивающих вопрос о том, «что такое хорошо», со стороны «не верю» звучит знакомая мысль о том, что совесть - это просто объективно имеющееся у человека свойство и ничего более. Не желая развивать обсуждение в направлении прояснения механизмов, обусловивших наличие такого свойства, вернусь к исходной теме и добавлю, что идея о совести как неотъемлемом свойстве человека дает говорящему возможность без особого стеснения заявить о своей положительности. Иногда, впрочем, это делается не совсем в лоб, а довольно изящно. Например, так: «…все эти рассуждения, что у каждого голос Бога в душе, - пустые. У меня был очень близкий друг, который оттрубил семнадцать лет в ГУЛАГе, потом был реабилитирован… И как-то он мне сказал: «…не дай вам бог, чтобы вы… увидев свое лицо в зеркале, захотели бы плюнуть». Вот это для меня абсолютно понятно.» (В.П.) Но из этого рассказа читателю становится понятно, что такого случая рассказчику не подвернулось.
Ну вот, например, перед вами портрет человека, который «оттрубил» в ГУЛАГе шестнадцать лет. Он известный деятель советской литературы и печати, один из организаторов борьбы за социалистический реализм против «групповщины» и неправильных «измов». Вышел из лагеря и остался верным сталинцем. Этому человеку стоит посочувствовать от всей души, но следует ли считать его примером моральной нормы? (Отметим, что это случайно взятый пример человека, который провел в ГУЛАГе время, сравнимое с тем, что провел выше описываемый друг В.П.
Я вовсе не утверждаю, что это один и тот же человек.)
А еще я могу привести пример человека, который за свои убеждения провел в заключении 46 лет. Он был героем войны, был романтически влюблен в свою супругу и несмотря на занимаемую им ответственную должность любил играть на аккордеоне старые солдатские песни. Но он тоже не лучший источник моральных норм. Вы, конечно же, узнали этого человека?
«Как говорил Кант… [тут следует ожидаемая цитата про небо и закон - partizan_1812]. Вот этот закон, который существует вне зависимости от всего, - это самое главное. А все религии просто заменяют для слабого человека этот внутренний закон… понятием Бога.» (В.Б.). Поскольку это слова собеседника со стороны «не верю», невозможно не сделать вывода, что он, будучи силен, вполне в состоянии не нарушать нравственный закон.
Это мнение для неверующих собеседников достаточно типичное. «…Религия для человека иной раз бывает чем-то вроде костылей - он подкрепляет ею свои внутренние силы и убеждения. Естественно, нельзя сказать, что такое подкрепление никому не нужно. Другое дело, если человек может обойтись без костылей…» (А.В.) Или «…многие люди приходят к вере, потому что им так проще. Не надо ничего объяснять, не надо ни в чем сомневаться. Вот Он, там, на вершине, Он все знает. И если я буду в Него верить… у меня появляется какой-то идеал, какой-то смысл. Но это удел слабых людей… Зачем искать полюс добра? Надо просто жить, и творить добро…» (А.Б.).
Заметим, что процитированное в утверждение о существовании нравственного закона «вне зависимости от всего» кажется очень путаным. То, что он существует независимо от Бога, которого по мнению говорящего нет, понятно. Но неужели он существует также и независимо от материи? К счастью, есть среди собеседников-неверов и последовательные материалисты. Один из них уверяет собеседников и читателей, что он разобрался в «Материализме и эмпириокритицизме» и других классических работах диамата. По его мнению, читая их, «мы приходим мысленно к каким-то идеям в своей голове, это наш выбор, наши убеждения. А не просто вера во что-то, что мы сами толком не понимаем и не знаем.» (Ю.Н.). Удивительно, не то, что описание этого процесса весьма туманно и запутанно, но и то, что человек не может себе представить, как нечто подобное (минус нескладность формулировок) может происходить в результате чтения не произведений классиков марксизма, а каких-то других книг. Впрочем, моральный кодекс собеседника прост той простотой, которая может даже показаться сомнительной. «В наше время самым омерзительным преступлением считалось предательство, и мне этого вполне хватает как жизненного принципа.» Неужели в человеке не существует никаких других отрицательных качеств?
Этот же собеседник, который неоднократно называет себя материалистом и решительно заявляет о том, что обходится без Бога, в доказательство своей праведности приводит вот такую историю. Бежал он и сбил человека, который от этого грохнулся на асфальт. Рассказчик же не проверил, что там с ним стряслось, а побежал себе дальше. Это он считает и называет грехом, но при этом заявляет, что искупил этот грех дважды, поскольку в похожей ситуации два раза избежал столкновения с детьми ценой своего болезненного падения на асфальт. Я давно уже перестал удивляться непоследовательности материалистов, которые разобрались в диамате, но все еще оперируют понятием «грех». Неудивителен, пожалуй, и строгий бухгалтерский учет погашения грехов добрыми делами. Так или иначе, баланс в его пользу, поэтому он тоже хороший человек.
Но другой участник убеждает нас в том, что неверующий не есть просто «тоже хороший человек», а есть человек превосходной, по сравнению с религиозной, нравственностью. «…Мне даже пробовать не надо [попытаться пожить по неким моральным нормам], у меня и так все получается, что я по ним живу. Могу сказать, что христианство даже несколько не дотягивает до тех моральных норм, которых мне хотелось бы придерживаться.» (А.К.) С одной стороны, вот это «которых мне хотелось бы придерживаться» немного защищает говорящего. Все же он по ним еще не вполне живет. С другой стороны, у него и так получается жить по высоким нормам.
В чем же заключаются моральные пробелы христианства? Оказывается, в том, что в Ветхом Завете, по мнению собеседника, имеются правила по торговле скотом и рабами. Сразу после этого идет речь об описании завоевания Обетованной Земли. Можно понять (хотя прямо это не сказано), что проблемы христианства связаны со включением Ветхого Завета в канон Священного Писания. Не думаю, что указанный собеседник знает, что этот вопрос уже поднимался еретиками, поскольку у меня далеко нет уверенности в том, что он действительно читал Ветхий Завет. Кстати, мнение о достаточном знании христианского учения вообще распространено среди неверующих дискутантов, что у меня постоянно вызывает удивление, но это уже другая история.
Несмотря на то, что в целом взгляд неверующего укоренен в убеждении - человек в целом хорош поскольку у него есть такое свойство, даже среди них заходит речь о высшем моральном мериле. В разнообразии этих взглядов можно найти сходство с различными верованиями, знакомыми нам по истории религий и истории Вселенских соборов. Тут есть и культ предков: «…иногда …я что-то сделаю, а перед глазами стоит мой отец… Меня просто искрой пробивает - мне стыдно… И я знаю, почему у меня это сожаление… это недостойно отца, он бы никогда так не поступил… И дети мои живут так же» (А.К.). Есть и нечто, несущее привкус гностицизма: «Почему мы отказываем человеку быть носителем добра…?» (А.Б.) Вроде бы вполне материалистично, но в то же время речь идет о том, «что каждый может ощутить в себе частицу света» (А.Б.).
Тут, конечно, вовсю проявляется роль гуманизма как языческого культа человекобожия. «Для меня в какой-то мере роль Бога играет все человечество. Причем не только ныне живущее, но и бывшее, и будущее… Когда обращаешься к обществу как к единому целому, твоя собственная жизнь обретает смысл» (А.В.). Иногда это звучит еще более решительно: «…у нас есть долг перед нашими предками, которых мы должны, каким-то образом найдя способ, воскресить… В целом проблема бессмертия должна быть решена для всех...» (Д.М.).
Об очевидной противоречивости своих взглядов неверующие собеседники речь не заводили. А.К. ничего не сказал о моральных нормах человека, отцом которого был не кристальной честности высокопоставленный чиновник АН СССР, как у самого А.К., а, скажем, мелкий мошенник. Ведь этот человек тоже может и даже должен, по мнению А.К., считать нормы жизни своего родителя моральным законом. Не объяснил и А.Б. причину, по которой человек ощущает в себе частицу света - все ли ее ощущают или не все, у всех ли она одинаковая, и что хорошие люди с частицей должны делать с теми, у кого ее нет или у кого она неправильная? Прежде, разумеется, следовало бы разрешить недоумение о том, кто имеет право решать, чья частица правильная.
А.В., обращаясь к обществу в целом, хочет, чтобы о нем помнили хорошее. Но как нам понять, насколько хорошо то, что А.В. считает хорошим? Он уверен в своих добрых намерениях, но насколько универсальны его взгляды по этому вопросу? Важность этого понимает Д.М.: «…смыслы и ценности в своей жизни [человек] должен определять сам». Звучит, как вполне ожидаемый в этом случае моральный релятивизм. Но за этим следует нечто совсем другое. «Это не значит, что можно принять любой смысл: внутренняя этическая система у человека должна быть целостной и совместимой с системами других людей.» Какая же тут целостность? С одной стороны - определяй сам, а с другой - изволь согласовать свое мнение с коллективом. Напомню, Д.М. это тот, который считает долгом человечества воскрешение предков. Представим себе, что он добился своего, и в человечество влились тьмы индивидуумов, придерживающихся моральных норм совершенно не совместимых с системой Д.М. да и прочих современников. Что делать? Умертвить их обратно? Перевоспитать? Отправить в изоляцию без права переписки?
Но при всей непоследовательности и при всех незначительных различиях тех, кто придерживался в этой беседе взгляда «не верю», отличала уверенность в том, что они хороши. Собственную положительность они считали своим естественным качеством, которое не нуждалось ни в исправлении, ни в укреплении. Понятно, что при такой уверенности у них были причины считать религиозную мораль не требующимся им костылем.
Нельзя сказать с полной уверенностью, что думают неверующие участники дискуссии о моральных нормах других неверующих людей, но учитывая аргумент о «костыле», который неверующим не требуется, никакого беспокойства по поводу их морального состояния не возникало. Интересно, видят ли они противоречие между этим мнением и фактами окружающей нас жизни? Или неверующих участников окружает другая жизнь?
Из этих мимолетных наблюдений не хочется делать никаких далеко идущих выводов, но невозможно не предположить, что причину и эффект в связке «вера-мораль» представители неверующих собеседников программы «Не верю» поменяли местами; не отсутствие веры в Бога поддерживает соблюдение моральных норм, но уверенность в своей добродетельности становится непреодолимым препятствием на пути к вере. Да и не предположение это вовсе, а просто риторический прием с моей стороны.
Диспут о вере и душе Адама Козлевича между ксендзами и Великим Комбинатором; пример пусть даже и динамичной, но бессодержательной дискуссии
Аргументы очень часто и сейчас остаются похожими. «Небо теперь в запустении. Не та эпоха. Не тот отрезок времени. Ангелам теперь хочется на землю. На земле хорошо, там коммунальные услуги, там есть планетарий, можно посмотреть звезды в сопровождении антирелигиозной лекции.» К чести ТВ «Спас» и «Никеи» такой аргументации в беседах было не так уж и много.
Содержание же дискуссий особого интереса у меня не вызвало в силу их предсказуемости. Речь в таких дискуссиях заходит о многом, но все же число затрагиваемых тем достаточно ограниченное. Частенько говорят о различии между религиозной верой и т.н. рациональным подходом к восприятию окружающего мира. Разумеется, от группы «не верю» достается на орехи архиереям, толстым попам и злым теткам у свечного ящика, которым неверы иногда разъясняют основы православия. Если позицию «не верю» озвучивает феминистка, то речь, понятное дело, не может не пойти об угнетении женщин и домострое. Говорят даже о трансгуманизме и греческих трагедиях. Но чаще всего, пожалуй, о том, что такое хорошо и что такое плохо. И в этом случае тропинки, по которым идет беседа, всем известны; какова природа морали, укоренена ли она в биологии человека, насколько хорошо объясняется ее развитие эволюционным подходом и т.п., о чем мы не раз слушали и еще с интересом послушаем (а лучше почитаем), если беседуют умные люди.
К этому бессмысленно пытаться добавить что-либо новое. Единственное, что мне в этот раз показалось любопытным - так это искренняя уверенность, выражаемая подавляющим большинством участников диалога из группы «не верю», в своей собственной положительности. Не то, чтобы я не знал об этом раньше, но прочитав книгу очень быстро, я был даже немного удивлен не столько тем, что это мнение разделяли все высказавшиеся по вопросу собеседники из этой группы, сколько их готовностью поделиться своим добрым мнением о себе, используя его как аргумент в ходе дискуссии. «С чего вы взяли, что вы благороднее меня, чище, выше, сильнее, умнее?» - вопрошает один из участников, обращаясь к верующим, добавляя следом: «Сделайте так, чтобы мне комфортно было в церковь входить!» (О.К. - я буду помечать авторов инициалами, чтобы можно было найти цитату, но не буду приводить полные имена, чтобы избежать возможной предвзятости со стороны читателей. Достаточно сказать, что они представляют широкую выборку российских общественных деятелей и т.н. творческой интеллигенции - partizan_1812). С практической стороны такой запрос не вызывает никакого удивления, но трудно не увидеть в нем уже упомянутой убежденности говорящего в своей праведности.
Почти в каждом из разговоров, затрагивающих вопрос о том, «что такое хорошо», со стороны «не верю» звучит знакомая мысль о том, что совесть - это просто объективно имеющееся у человека свойство и ничего более. Не желая развивать обсуждение в направлении прояснения механизмов, обусловивших наличие такого свойства, вернусь к исходной теме и добавлю, что идея о совести как неотъемлемом свойстве человека дает говорящему возможность без особого стеснения заявить о своей положительности. Иногда, впрочем, это делается не совсем в лоб, а довольно изящно. Например, так: «…все эти рассуждения, что у каждого голос Бога в душе, - пустые. У меня был очень близкий друг, который оттрубил семнадцать лет в ГУЛАГе, потом был реабилитирован… И как-то он мне сказал: «…не дай вам бог, чтобы вы… увидев свое лицо в зеркале, захотели бы плюнуть». Вот это для меня абсолютно понятно.» (В.П.) Но из этого рассказа читателю становится понятно, что такого случая рассказчику не подвернулось.
Ну вот, например, перед вами портрет человека, который «оттрубил» в ГУЛАГе шестнадцать лет. Он известный деятель советской литературы и печати, один из организаторов борьбы за социалистический реализм против «групповщины» и неправильных «измов». Вышел из лагеря и остался верным сталинцем. Этому человеку стоит посочувствовать от всей души, но следует ли считать его примером моральной нормы? (Отметим, что это случайно взятый пример человека, который провел в ГУЛАГе время, сравнимое с тем, что провел выше описываемый друг В.П.
Я вовсе не утверждаю, что это один и тот же человек.)
А еще я могу привести пример человека, который за свои убеждения провел в заключении 46 лет. Он был героем войны, был романтически влюблен в свою супругу и несмотря на занимаемую им ответственную должность любил играть на аккордеоне старые солдатские песни. Но он тоже не лучший источник моральных норм. Вы, конечно же, узнали этого человека?
«Как говорил Кант… [тут следует ожидаемая цитата про небо и закон - partizan_1812]. Вот этот закон, который существует вне зависимости от всего, - это самое главное. А все религии просто заменяют для слабого человека этот внутренний закон… понятием Бога.» (В.Б.). Поскольку это слова собеседника со стороны «не верю», невозможно не сделать вывода, что он, будучи силен, вполне в состоянии не нарушать нравственный закон.
Это мнение для неверующих собеседников достаточно типичное. «…Религия для человека иной раз бывает чем-то вроде костылей - он подкрепляет ею свои внутренние силы и убеждения. Естественно, нельзя сказать, что такое подкрепление никому не нужно. Другое дело, если человек может обойтись без костылей…» (А.В.) Или «…многие люди приходят к вере, потому что им так проще. Не надо ничего объяснять, не надо ни в чем сомневаться. Вот Он, там, на вершине, Он все знает. И если я буду в Него верить… у меня появляется какой-то идеал, какой-то смысл. Но это удел слабых людей… Зачем искать полюс добра? Надо просто жить, и творить добро…» (А.Б.).
Заметим, что процитированное в утверждение о существовании нравственного закона «вне зависимости от всего» кажется очень путаным. То, что он существует независимо от Бога, которого по мнению говорящего нет, понятно. Но неужели он существует также и независимо от материи? К счастью, есть среди собеседников-неверов и последовательные материалисты. Один из них уверяет собеседников и читателей, что он разобрался в «Материализме и эмпириокритицизме» и других классических работах диамата. По его мнению, читая их, «мы приходим мысленно к каким-то идеям в своей голове, это наш выбор, наши убеждения. А не просто вера во что-то, что мы сами толком не понимаем и не знаем.» (Ю.Н.). Удивительно, не то, что описание этого процесса весьма туманно и запутанно, но и то, что человек не может себе представить, как нечто подобное (минус нескладность формулировок) может происходить в результате чтения не произведений классиков марксизма, а каких-то других книг. Впрочем, моральный кодекс собеседника прост той простотой, которая может даже показаться сомнительной. «В наше время самым омерзительным преступлением считалось предательство, и мне этого вполне хватает как жизненного принципа.» Неужели в человеке не существует никаких других отрицательных качеств?
Этот же собеседник, который неоднократно называет себя материалистом и решительно заявляет о том, что обходится без Бога, в доказательство своей праведности приводит вот такую историю. Бежал он и сбил человека, который от этого грохнулся на асфальт. Рассказчик же не проверил, что там с ним стряслось, а побежал себе дальше. Это он считает и называет грехом, но при этом заявляет, что искупил этот грех дважды, поскольку в похожей ситуации два раза избежал столкновения с детьми ценой своего болезненного падения на асфальт. Я давно уже перестал удивляться непоследовательности материалистов, которые разобрались в диамате, но все еще оперируют понятием «грех». Неудивителен, пожалуй, и строгий бухгалтерский учет погашения грехов добрыми делами. Так или иначе, баланс в его пользу, поэтому он тоже хороший человек.
Но другой участник убеждает нас в том, что неверующий не есть просто «тоже хороший человек», а есть человек превосходной, по сравнению с религиозной, нравственностью. «…Мне даже пробовать не надо [попытаться пожить по неким моральным нормам], у меня и так все получается, что я по ним живу. Могу сказать, что христианство даже несколько не дотягивает до тех моральных норм, которых мне хотелось бы придерживаться.» (А.К.) С одной стороны, вот это «которых мне хотелось бы придерживаться» немного защищает говорящего. Все же он по ним еще не вполне живет. С другой стороны, у него и так получается жить по высоким нормам.
В чем же заключаются моральные пробелы христианства? Оказывается, в том, что в Ветхом Завете, по мнению собеседника, имеются правила по торговле скотом и рабами. Сразу после этого идет речь об описании завоевания Обетованной Земли. Можно понять (хотя прямо это не сказано), что проблемы христианства связаны со включением Ветхого Завета в канон Священного Писания. Не думаю, что указанный собеседник знает, что этот вопрос уже поднимался еретиками, поскольку у меня далеко нет уверенности в том, что он действительно читал Ветхий Завет. Кстати, мнение о достаточном знании христианского учения вообще распространено среди неверующих дискутантов, что у меня постоянно вызывает удивление, но это уже другая история.
Несмотря на то, что в целом взгляд неверующего укоренен в убеждении - человек в целом хорош поскольку у него есть такое свойство, даже среди них заходит речь о высшем моральном мериле. В разнообразии этих взглядов можно найти сходство с различными верованиями, знакомыми нам по истории религий и истории Вселенских соборов. Тут есть и культ предков: «…иногда …я что-то сделаю, а перед глазами стоит мой отец… Меня просто искрой пробивает - мне стыдно… И я знаю, почему у меня это сожаление… это недостойно отца, он бы никогда так не поступил… И дети мои живут так же» (А.К.). Есть и нечто, несущее привкус гностицизма: «Почему мы отказываем человеку быть носителем добра…?» (А.Б.) Вроде бы вполне материалистично, но в то же время речь идет о том, «что каждый может ощутить в себе частицу света» (А.Б.).
Тут, конечно, вовсю проявляется роль гуманизма как языческого культа человекобожия. «Для меня в какой-то мере роль Бога играет все человечество. Причем не только ныне живущее, но и бывшее, и будущее… Когда обращаешься к обществу как к единому целому, твоя собственная жизнь обретает смысл» (А.В.). Иногда это звучит еще более решительно: «…у нас есть долг перед нашими предками, которых мы должны, каким-то образом найдя способ, воскресить… В целом проблема бессмертия должна быть решена для всех...» (Д.М.).
Об очевидной противоречивости своих взглядов неверующие собеседники речь не заводили. А.К. ничего не сказал о моральных нормах человека, отцом которого был не кристальной честности высокопоставленный чиновник АН СССР, как у самого А.К., а, скажем, мелкий мошенник. Ведь этот человек тоже может и даже должен, по мнению А.К., считать нормы жизни своего родителя моральным законом. Не объяснил и А.Б. причину, по которой человек ощущает в себе частицу света - все ли ее ощущают или не все, у всех ли она одинаковая, и что хорошие люди с частицей должны делать с теми, у кого ее нет или у кого она неправильная? Прежде, разумеется, следовало бы разрешить недоумение о том, кто имеет право решать, чья частица правильная.
А.В., обращаясь к обществу в целом, хочет, чтобы о нем помнили хорошее. Но как нам понять, насколько хорошо то, что А.В. считает хорошим? Он уверен в своих добрых намерениях, но насколько универсальны его взгляды по этому вопросу? Важность этого понимает Д.М.: «…смыслы и ценности в своей жизни [человек] должен определять сам». Звучит, как вполне ожидаемый в этом случае моральный релятивизм. Но за этим следует нечто совсем другое. «Это не значит, что можно принять любой смысл: внутренняя этическая система у человека должна быть целостной и совместимой с системами других людей.» Какая же тут целостность? С одной стороны - определяй сам, а с другой - изволь согласовать свое мнение с коллективом. Напомню, Д.М. это тот, который считает долгом человечества воскрешение предков. Представим себе, что он добился своего, и в человечество влились тьмы индивидуумов, придерживающихся моральных норм совершенно не совместимых с системой Д.М. да и прочих современников. Что делать? Умертвить их обратно? Перевоспитать? Отправить в изоляцию без права переписки?
Но при всей непоследовательности и при всех незначительных различиях тех, кто придерживался в этой беседе взгляда «не верю», отличала уверенность в том, что они хороши. Собственную положительность они считали своим естественным качеством, которое не нуждалось ни в исправлении, ни в укреплении. Понятно, что при такой уверенности у них были причины считать религиозную мораль не требующимся им костылем.
Нельзя сказать с полной уверенностью, что думают неверующие участники дискуссии о моральных нормах других неверующих людей, но учитывая аргумент о «костыле», который неверующим не требуется, никакого беспокойства по поводу их морального состояния не возникало. Интересно, видят ли они противоречие между этим мнением и фактами окружающей нас жизни? Или неверующих участников окружает другая жизнь?
Из этих мимолетных наблюдений не хочется делать никаких далеко идущих выводов, но невозможно не предположить, что причину и эффект в связке «вера-мораль» представители неверующих собеседников программы «Не верю» поменяли местами; не отсутствие веры в Бога поддерживает соблюдение моральных норм, но уверенность в своей добродетельности становится непреодолимым препятствием на пути к вере. Да и не предположение это вовсе, а просто риторический прием с моей стороны.