НОЧЬ В ТАЙГЕ
Я писал - нас предостерегали: «Население опрашивайте, а к браконьерам не лезьте. Знаете, как браконьеры выглядят? А рвачи? (Господи, да оттуда?) Лучше женщин опрашивайте, тех которые за морошкой ходят - так безопаснее будет. В болота не лезьте, собак диких отгоняйте палками, от медведя лучше не бежать; лодку возьмите, проводника, но рассчитывайтесь поллитрой, не деньгами».
А за морошкой какие-то бестолковее бабы ходят.
Спрашиваю её:
- Снег-то у вас когда обычно выпадает?
Задумалась.
- По-всякому бывает. Может и в пятницу выпасть.
- В какую ещё пятницу?
- Да в следующую, например.
Чеканутая, думаю. Июль месяц на дворе. Это местное население, ну их в баню! Пойдём-ка мы лучше в тайгу, с ночёвкой, зря что ли палатку покупали. В конце концов, не всё же бока пролёживать на скрипучей панцирной кровати в плавучей гостинице, пристёгнутой к ржавой барже с одной стороны и бревенчатому причалу - с другой. Экспедиция как-никак!
Знаете наверное, тайга - это, грубо говоря, пояс хвойных лесов по северному полушарию нашей планеты. А так… лес да лес. Только свернули с просёлочной дороги и уже в тайге. Но пока встречаются грибники да ягодники, это вроде бы как не по-настоящему. Надо же в глушь зайти, в чащу. Навигатор работает, заблудится не страшно. Попёрлись вглубь искать глушь. Долго искать не пришлось - через пару километров начался такой ядрёный валежник, что мама не горюй. Ещё полчища комаров одолевали. Астафьев писал, что комары лося завалить могут. Знаете, проверил на собственной шкуре: руку из робы вынь, рукав закатай - через секунду серая станет. Пока лезешь через валежник, сто потов сойдёт, репеллент только так с салом стекает. Ветра там нет совсем, деревья стеной стоят - какой медведь, разве ж медведь тут пролезет… Мрак, хруст веток под сапогами, чавканье мха, звон комариный в ушах. Вернуться? Пот глаза выедает, жрать охота, присесть, отдохнуть. А тут если и сядешь, то на сук. Но назад вернуться позорно, лучше вильнуть в сторону реки, брести дальше вдоль берега, по границе с лесом, там хоть комаров сдувает, не так темно, от близости реки свежо, прохладно. Пройдём километров десять, лагерь разобьём. Ветки цепко хватаются за рюкзаки, за одежду. Часов пять брели, я проклял всё. Когда меж стволов забрезжил свет, думал, грезиться - подохнем в этой тайге, комары кости обсосут. Зачем вообще полезли? Да чтобы на браконьеров не нарваться, на рвачей, на собак - как в институте велели. Нет глупости предела, глупость она как тайга - дремучая и непролазная. Не вышли, не вылезли из лесу - выпали. На мягкую желтую глину, песок, у самого обрыва. Берег крутой, внизу река, по реке плывёт лодка, в лодке, само собой, браконьеры, но им до нас не добраться. Так до сумерек и брели по берегу, пока тот пошел под кулон и с рекой не сравнялся, но палатку мы на возвышенности поставили, на самой границе с лесом, под высоченною сосной. Поужинали так, что все запасы съели. Но не страшно - утром заложим участок, проведём учёт, запишем все данные и скоренько вдоль реки до деревни - к обеду поспеем!
Ночью разыгралась гроза. Думал, унесёт нас к чертям вместе с палаткой. А холод какой вдарил! Зуб на зуб не попадал. У напарника моего флюс надулся с грецкий орех. Все запасные свитера на себя напялили, по две пары шерстяных носков натянули, в спальники замотались по макушки, не уснули - впали в забытье. Часа в три ночи я проснулся от громких криков. Гроза утихла, но честное слово, лучше бы гроза, чем то, что было дальше. Видать к берегу браконьеры причалили. Голоса их неотвратимо приближались, становились громче, отчётливо различался мат. С другой стороны послышался нарастающий гул мотора какого-то крупного транспортного средства типа «вездеход». Мне он представился чуть ли не танком на гусеничном ходу. Рвачи приехали! Окружают со всех сторон, обступили палатку, притихли, перемигиваются, наверное - решают, кому палатку вспарывать, кому брюхо. А так как я не имел никакого понятия о том, кто такие эти рвачи и как они могут выглядеть, то представил себе здоровенных мужиков, у одного, к примеру, к культе железный крюк привязан, у другого в лунном свете во рту железные коронки поблескивают, пылающими очами берсеркера вглядывается третий в брезентовый полог палатки. И все одинаково свирепы и беспощадны, паром горячим дышат.
Сердце в пятки ушло. Смотрю на напарника, а он спит, схватившись за свой флюс. Счастливый, думаю, во сне умрёт - в блаженном неведении. Но пока я доводил себя до исступления собственными фантазиями, мужики погрузили что-то в машину, побегали по берегу, посуетились и умчались в неизвестном направлении.
Как я радовался утру! Как никогда прежде, наверное. Выполз из палатки, конечности задубели так, что еле гнулись, сердце стиснуто ледяными клещами пережитых в ночи кошмаров. Протёр глаза и ахнул. Ребята, какая красота была кругом! Небо - чистейшая лазурь, и громадины кучевых облаков плывут по ней воздушными караванами. Трава блестит и искрится на солнце прохладной росой так, что хочется собрать в ладони, умыться и испить. А за палаткой целое поле черники оказалось. Как мы вчера не приметили? Горстями лопал, рот до черноты! Разулся, сбежал к реке, сунул пальцы в песок, обомлел от счастья. Надо мной чайки смеялись, как я по берегу скакал. А вернулся к палатке, припал к высоченной сосне и услышал - звенит! Звенит сосна! Откуда-то из-под земли поднимается хрустальный звон и бежит по стволу к каждой хвоинке, колючие капли срываются с них на траву, на мою макушку, за шиворот. Так, что кричу!
Об одном жалею - что не вышел ночью из палатки к мужикам. Астафьев о промысловиках севера очень хорошо писал. У их костра погреться - вот тайга.
А за морошкой какие-то бестолковее бабы ходят.
Спрашиваю её:
- Снег-то у вас когда обычно выпадает?
Задумалась.
- По-всякому бывает. Может и в пятницу выпасть.
- В какую ещё пятницу?
- Да в следующую, например.
Чеканутая, думаю. Июль месяц на дворе. Это местное население, ну их в баню! Пойдём-ка мы лучше в тайгу, с ночёвкой, зря что ли палатку покупали. В конце концов, не всё же бока пролёживать на скрипучей панцирной кровати в плавучей гостинице, пристёгнутой к ржавой барже с одной стороны и бревенчатому причалу - с другой. Экспедиция как-никак!
Знаете наверное, тайга - это, грубо говоря, пояс хвойных лесов по северному полушарию нашей планеты. А так… лес да лес. Только свернули с просёлочной дороги и уже в тайге. Но пока встречаются грибники да ягодники, это вроде бы как не по-настоящему. Надо же в глушь зайти, в чащу. Навигатор работает, заблудится не страшно. Попёрлись вглубь искать глушь. Долго искать не пришлось - через пару километров начался такой ядрёный валежник, что мама не горюй. Ещё полчища комаров одолевали. Астафьев писал, что комары лося завалить могут. Знаете, проверил на собственной шкуре: руку из робы вынь, рукав закатай - через секунду серая станет. Пока лезешь через валежник, сто потов сойдёт, репеллент только так с салом стекает. Ветра там нет совсем, деревья стеной стоят - какой медведь, разве ж медведь тут пролезет… Мрак, хруст веток под сапогами, чавканье мха, звон комариный в ушах. Вернуться? Пот глаза выедает, жрать охота, присесть, отдохнуть. А тут если и сядешь, то на сук. Но назад вернуться позорно, лучше вильнуть в сторону реки, брести дальше вдоль берега, по границе с лесом, там хоть комаров сдувает, не так темно, от близости реки свежо, прохладно. Пройдём километров десять, лагерь разобьём. Ветки цепко хватаются за рюкзаки, за одежду. Часов пять брели, я проклял всё. Когда меж стволов забрезжил свет, думал, грезиться - подохнем в этой тайге, комары кости обсосут. Зачем вообще полезли? Да чтобы на браконьеров не нарваться, на рвачей, на собак - как в институте велели. Нет глупости предела, глупость она как тайга - дремучая и непролазная. Не вышли, не вылезли из лесу - выпали. На мягкую желтую глину, песок, у самого обрыва. Берег крутой, внизу река, по реке плывёт лодка, в лодке, само собой, браконьеры, но им до нас не добраться. Так до сумерек и брели по берегу, пока тот пошел под кулон и с рекой не сравнялся, но палатку мы на возвышенности поставили, на самой границе с лесом, под высоченною сосной. Поужинали так, что все запасы съели. Но не страшно - утром заложим участок, проведём учёт, запишем все данные и скоренько вдоль реки до деревни - к обеду поспеем!
Ночью разыгралась гроза. Думал, унесёт нас к чертям вместе с палаткой. А холод какой вдарил! Зуб на зуб не попадал. У напарника моего флюс надулся с грецкий орех. Все запасные свитера на себя напялили, по две пары шерстяных носков натянули, в спальники замотались по макушки, не уснули - впали в забытье. Часа в три ночи я проснулся от громких криков. Гроза утихла, но честное слово, лучше бы гроза, чем то, что было дальше. Видать к берегу браконьеры причалили. Голоса их неотвратимо приближались, становились громче, отчётливо различался мат. С другой стороны послышался нарастающий гул мотора какого-то крупного транспортного средства типа «вездеход». Мне он представился чуть ли не танком на гусеничном ходу. Рвачи приехали! Окружают со всех сторон, обступили палатку, притихли, перемигиваются, наверное - решают, кому палатку вспарывать, кому брюхо. А так как я не имел никакого понятия о том, кто такие эти рвачи и как они могут выглядеть, то представил себе здоровенных мужиков, у одного, к примеру, к культе железный крюк привязан, у другого в лунном свете во рту железные коронки поблескивают, пылающими очами берсеркера вглядывается третий в брезентовый полог палатки. И все одинаково свирепы и беспощадны, паром горячим дышат.
Сердце в пятки ушло. Смотрю на напарника, а он спит, схватившись за свой флюс. Счастливый, думаю, во сне умрёт - в блаженном неведении. Но пока я доводил себя до исступления собственными фантазиями, мужики погрузили что-то в машину, побегали по берегу, посуетились и умчались в неизвестном направлении.
Как я радовался утру! Как никогда прежде, наверное. Выполз из палатки, конечности задубели так, что еле гнулись, сердце стиснуто ледяными клещами пережитых в ночи кошмаров. Протёр глаза и ахнул. Ребята, какая красота была кругом! Небо - чистейшая лазурь, и громадины кучевых облаков плывут по ней воздушными караванами. Трава блестит и искрится на солнце прохладной росой так, что хочется собрать в ладони, умыться и испить. А за палаткой целое поле черники оказалось. Как мы вчера не приметили? Горстями лопал, рот до черноты! Разулся, сбежал к реке, сунул пальцы в песок, обомлел от счастья. Надо мной чайки смеялись, как я по берегу скакал. А вернулся к палатке, припал к высоченной сосне и услышал - звенит! Звенит сосна! Откуда-то из-под земли поднимается хрустальный звон и бежит по стволу к каждой хвоинке, колючие капли срываются с них на траву, на мою макушку, за шиворот. Так, что кричу!
Об одном жалею - что не вышел ночью из палатки к мужикам. Астафьев о промысловиках севера очень хорошо писал. У их костра погреться - вот тайга.