Положение крестьянства во второй половине XIX и начале XX веков.
Со времён перестройки нас пытаются убедить в том, что коллективизация разорила деревню, что Российская империя вывозила хлеб, а Советский Союз его закупал и что Сталин вообще «развалил сельское хозяйство». Миф о «справных хозяевах» - кулаках, уничтоженных именно за своё умение хорошо работать, соседствует с мифом о голодоморе (точнее, о голодоморах - недавно Игорь Чубайс насчитал их аж четыре), погоняет мифом о безбедной жизни крестьян в “РоссииЪ, которую мы потеряли», не знавших голода до коллективизации, а всё это подводит нас к мысли, что коллективное землепользование - зло, а частное землепользование - залог продуктовой безопасности страны. Попыткой развеять эти мифы и является серия статей, первую их которых я и предлагаю вашему вниманию.
Каков же был социальный состав подданных Российской империи в XIX веке?
Перепись 1897 года (это первая всеобщая перепись населения Империи, до того проводились лишь местные переписи, как правило, лишь в городах) зарегистрировала в Российской империи 126,6 млн. жителей. Из них в городах поживало около 17 млн. человек (13,4%). Соответственно, 76,6% являлись жителями деревни. Уровень грамотности составил 21% (интересно, в грамотные записывали только тех, кто мог прочесть и усвоить пусть самый простой текст, или всех, кто из букв мог складывать слова?). Крупнейшие сословия, в порядке убывания: крестьянство - 77,5 %, мещане - 10,7 %, инородцы - 6,6 %, казаки - 2,3 %, дворяне (потомственные и личные) - 1,5 %, духовенство - 0,5 %, почётные граждане (потомственные и личные) - 0,3 %, купцы - 0,2 %, прочие - 0,4 %. То, что процент сословного крестьянства выше, чем процент жителей села, удивлять не должно: зачастую крестьянин уходил в город, устраивался на завод, но формально продолжал считаться членом общины и сельским жителем.
Как же жили три четверти всего населения страны? Как… по-разному. Напомню, что форма рабства, именуемая крепостной зависимостью, сохранялась до 1861 года.
Указ Павла I, «о трехдневной барщине», как часто называют этот указ, носил рекомендательный характер и никогда почти не исполнялся. Барщина в 6 и даже 7 дней в неделю была обыкновенной. Распространение получила и так называемая «месячина». Она состояла в том, что помещик отнимал у крестьян их наделы и личное хозяйство и превращал их в настоящих с/х рабов, которые работали на него постоянно и получали только скудный паек из господских запасов. Крестьяне-«месячники» были самыми бесправными людьми и ничем совершенно не отличались уже от невольников на плантациях Нового Света.
(фото кликабельно)
«Свод законов о состоянии людей в государстве», изданный в 1833 году, декларировал господское право наказывать своих дворовых людей и крестьян, распоряжаться их личной жизнью, в том числе право дозволять или запрещать браки (вспомните рассказ «Му-му»). Помещик объявлялся также и собственником всего крестьянского имущества. А что придёт в голову хозяину раба сотворить со своим имуществом, как живым, так и неживым… Пример Салтычихи общеизвестен. Менее известны другие примеры. Так, у российского помещика екатерининских времён Струйского была такая забава: в его домашнем тире господа развлекались стрельбой из ружей и пистолетов по бегающим на ограниченном пространстве крепостным мужикам. Пулями. Иногда промахивались, иногда попадали. У того же Струйского была ещё одна страстишка. Порою он устраивал над кем-нибудь из своих крестьян суд по всей форме, приговор же был всегда одинаков: «Запытать до смерти». За беднягу тут же принимались державшиеся в штате палачи (у Струйского для этого была целая коллекция пыточных орудий, старательно скопированных со средневековых образцов), и останавливались не раньше, чем тот испускал дух.
(фото кликабельно)
Или вот. Писатель Григорович рассказывал о некоем помещике Короткове. Когда жена последнего собиралась в город за покупками, тот приказывал управляющему проехаться по деревням, наловить детей да молодых девок и быстренько их продать, обеспечив супругу хозяина наличными. Нынешней ювеналке до такой простоты нравов ещё расти и расти! Хотя подвижки, конечно, имеются.
Известный путешественник Семёнов Тянь-Шанский вспоминал про своего знакомого предводителя дворянства:
«Гости, после обеда с обильными винными возлияниями, выходили в сад, где на пьедесталах были расставлены живые статуи из крепостных девушек, предлагаемых гостеприимным хозяином гостям на выбор».
Что при этом чувствовали сами крепостные девушки и их женихи? Что они рассказывали об этих «чудесных» временах своим детям, внукам?
Лишь в 1848 крепостным разрешили приобретать недвижимость. По замыслу законодателей, такое разрешение должно было стимулировать рост числа активных, желающих разбогатеть и в неволе крестьян. Но… имущество это крестьянам разрешалось покупать лишь на имя помещика. Что позволяло ему своё «де-юре» имущество превратить в своё «де-факто», оставив крестьянина с носом.
(фото кликабельно)
Отмена крепостной зависимости освободила крестьян от одних их проблем, принесла другие, и никак не повлияла на третьи. Более подробно реформа будет разобрана ниже, сейчас же отметим: богатства и процветания она большинству крестьян не принесла. Помещики, как и прежде, вывозили хлеб на продажу, крестьянам же и чистый, без лебеды, хлеб был за пряник. А.Н.Энгельгардт в своих «Письмах из деревни», пишет:
"Имеют ли дети русского земледельца такую пищу, какая им нужна? Нет, нет и нет. Дети питаются хуже, чем телята у хозяина, имеющего хороший скот. Смертность детей куда больше, чем смертность телят, и если бы у хозяина, имеющего хороший скот, смертность телят была так же велика, как смертность детей у мужика, то хозяйничать было бы невозможно. А мы хотим конкурировать с американцами, когда нашим детям нет белого хлеба даже в соску? Если бы матери питались лучше, если бы наша пшеница, которую ест немец, оставалась дома, то и дети росли бы лучше и не было бы такой смертности, не свирепствовали бы все эти тифы, скарлатины, дифтериты. Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаем кровь нашу, т.е. мужицких детей".
(Энгельгардт А.Н. Из деревни. 12 писем. 1872-1887, письмо девятое)
(фото кликабельно)
Через несколько лет, в 1909 году один из инициаторов создания монархической организации «Всероссийский национальный союз» Михаил Осипович Меньшиков писал:
«С каждым годом армия русская становится всё более хворой и физически неспособной... Из трёх парней трудно выбрать одного, вполне годного для службы... Плохое питание в деревне, бродячая жизнь на заработках, ранние браки, требующие усиленного труда в почти юношеский возраст, - вот причины физического истощения...Сказать страшно, какие лишения до службы претерпевает иногда новобранец. Около 40 проц. новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу...».
Точно такие же данные привел главнокомандующий генерал В.Гурко - по призыву с 1871 по 1901 г., сообщив, что 40% крестьянских парней впервые в жизни пробуют мясо в армии.
Василий Перов. Чаепитие в Мытищах, близ Москвы. (картинка кликабельна)
Правда, интересно: почти половина призывников в стране на три четверти состоящей из крестьян, до 21 года не пробовала мяса? Кстати, призывной возраст в 1882 году был повышен с 20 до 21 года по причине «недостаточной возмужалости» призывников: в силу перечисленных выше причин ребята отставали в своём физическом развитии от сверстников из других стран. Во Франции, например, парень в то время с 19 лет считался готовым нести тяготы службы, а нашему давали ещё два года, чтобы «нагулять вес».
Впрочем, дадим слово статистике. Вот так выглядит (в килограммах) потребление продуктов питания в семьях крестьян (колхозников) в дореволюционный период (царская Россия, последние годы перед Первой Мировой) и в 1986 г:
("Народное хозяйство СССР за 70 лет". М.: Финансы и статистика. 1987. С 471)
Кроме того, в среднем каждый третий год в то время был неурожайным. Если неурожайный год в Европе означал лишь некоторое снижение потребления в текущем году, то для российских крестьян он оборачивался голодом для тех, кому в обычный год хватало урожая дотянуть до весны. Для тех же хозяйств, которым урожая не хватало, неурожайный год мог обернуться и гибелью.
Брокгауз и Эфрон о голоде в России писали:
«После голода 1891 г., охватывающего громадный район в 29 губерний, нижнее Поволжье постоянно страдает от голода: в течение XX в. Самарская губерния голодала 8 раз, Саратовская - 9. За последние тридцать лет наиболее крупные голодовки относятся к 1880 г. (Нижнее Поволжье, часть приозёрных и новороссийских губерний) и к 1885 г. (Новороссия и часть нечерноземных губерний от Калуги до Пскова); затем вслед за голодом 1891 г. наступил голод 1892 г. в центральных и юго-восточных губерниях, голодовки 1897 и 1898 гг. приблизительно в том же районе; в XX в. голод 1901 г. в 17 губерниях центра, юга и востока, голодовка 1905 г. (22 губернии, в том числе четыре нечерноземных, Псковская, Новгородская, Витебская, Костромская), открывающая собой целый ряд голодовок: 1906, 1907, 1908 и 1911 гг. (по преимуществу восточные, центральные губернии, Новороссия)».
(Цит. по Прудникова Е.А. Сталин. Битва за хлеб, с.36-37)
(фото кликабельно)
Лев Толстой осенью 1891 года посетил несколько уездов Тульской губернии, описав увиденное в статье «О голоде»:
«Первый уезд, посещенный мною, был Крапивенский, пострадавший в своей черноземной части.
Первое впечатление, отвечавшее в положительном смысле на вопрос о том, находится ли население в нынешнем году в особенно тяжелых условиях: употребляемый почти всеми хлеб с лебедой - с 1/3 и у некоторых с 1/2 лебеды, - хлеб черный, чернильной черноты, тяжелый и горький; хлеб этот едят все - и дети, и беременные, и кормящие женщины, и больные.
Другое впечатление, указывающее на особенность положения в нынешнем году, это общие жалобы на отсутствие топлива. Тогда еще - это было в начале сентября - уже нечем было топить. Говорили, что порубили лозины на гумнах, что я и видел; говорили, что перерубили и перекололи на дрова все чурбачки, все деревянное.
Многие покупают дрова в прочищающемся помещичьем лесу и в сводящейся поблизости роще. Ездят за дровами верст за 7, за 10. Цена колотых дров осиновых за шкалик, т. е. 1/14 куб. саж., 90 копеек, так что дров на зиму понадобится рублей на 20, если топить всё покупными.
Бедствие несомненное: хлеб нездоровый, с лебедой, и топиться нечем…
Таковы приблизительно и другие деревни Крапивенского уезда. Процент богатых, средних и плохих почти один и тот же: 50 % или около того средних, т. е. таких, которые в нынешнем году съедят все свои продовольствия до декабря, 20 % богатых и 30 % совсем плохих, которым уже теперь или через месяц будет есть нечего.
Положение крестьян Богородицкого уезда хуже. Урожай, в особенности ржи, здесь был хуже. Здесь процент богатых, т. е. таких, которые могут просуществовать на своем хлебе, тот же, но процент плохих еще больше. Из 60-ти дворов 17 средних, 32 совсем плохих, таких же плохих, как те 15 плохих в первой деревне Крапивенского уезда»
(фото кликабельно)
Конечно, правительство пыталось заботиться о голодных: существовали так называемые «хлебные магазины», в которых по закону должен был находиться резерв зерна на случай неурожая. Правительство предоставило земствам средства на покупку хлеба, но хлебные торговцы мгновенно взвинтили цены: свобода торговли. Добавим сюда бардак в управлении, коррупцию, испортившийся хлеб, поставляемый торговцами под видом хорошего… В итоге, по некоторым данным, зима-весна 1891/1892 года унесла до миллиона жизней. Точных данных нет, ибо первая перепись населения была проведена пятью годами позже.
И никаких надежд на улучшение ситуации не было. Напротив, ситуация всё усугублялась.
Продолжение тут.
Каков же был социальный состав подданных Российской империи в XIX веке?
Перепись 1897 года (это первая всеобщая перепись населения Империи, до того проводились лишь местные переписи, как правило, лишь в городах) зарегистрировала в Российской империи 126,6 млн. жителей. Из них в городах поживало около 17 млн. человек (13,4%). Соответственно, 76,6% являлись жителями деревни. Уровень грамотности составил 21% (интересно, в грамотные записывали только тех, кто мог прочесть и усвоить пусть самый простой текст, или всех, кто из букв мог складывать слова?). Крупнейшие сословия, в порядке убывания: крестьянство - 77,5 %, мещане - 10,7 %, инородцы - 6,6 %, казаки - 2,3 %, дворяне (потомственные и личные) - 1,5 %, духовенство - 0,5 %, почётные граждане (потомственные и личные) - 0,3 %, купцы - 0,2 %, прочие - 0,4 %. То, что процент сословного крестьянства выше, чем процент жителей села, удивлять не должно: зачастую крестьянин уходил в город, устраивался на завод, но формально продолжал считаться членом общины и сельским жителем.
Как же жили три четверти всего населения страны? Как… по-разному. Напомню, что форма рабства, именуемая крепостной зависимостью, сохранялась до 1861 года.
Указ Павла I, «о трехдневной барщине», как часто называют этот указ, носил рекомендательный характер и никогда почти не исполнялся. Барщина в 6 и даже 7 дней в неделю была обыкновенной. Распространение получила и так называемая «месячина». Она состояла в том, что помещик отнимал у крестьян их наделы и личное хозяйство и превращал их в настоящих с/х рабов, которые работали на него постоянно и получали только скудный паек из господских запасов. Крестьяне-«месячники» были самыми бесправными людьми и ничем совершенно не отличались уже от невольников на плантациях Нового Света.
(фото кликабельно)
«Свод законов о состоянии людей в государстве», изданный в 1833 году, декларировал господское право наказывать своих дворовых людей и крестьян, распоряжаться их личной жизнью, в том числе право дозволять или запрещать браки (вспомните рассказ «Му-му»). Помещик объявлялся также и собственником всего крестьянского имущества. А что придёт в голову хозяину раба сотворить со своим имуществом, как живым, так и неживым… Пример Салтычихи общеизвестен. Менее известны другие примеры. Так, у российского помещика екатерининских времён Струйского была такая забава: в его домашнем тире господа развлекались стрельбой из ружей и пистолетов по бегающим на ограниченном пространстве крепостным мужикам. Пулями. Иногда промахивались, иногда попадали. У того же Струйского была ещё одна страстишка. Порою он устраивал над кем-нибудь из своих крестьян суд по всей форме, приговор же был всегда одинаков: «Запытать до смерти». За беднягу тут же принимались державшиеся в штате палачи (у Струйского для этого была целая коллекция пыточных орудий, старательно скопированных со средневековых образцов), и останавливались не раньше, чем тот испускал дух.
(фото кликабельно)
Или вот. Писатель Григорович рассказывал о некоем помещике Короткове. Когда жена последнего собиралась в город за покупками, тот приказывал управляющему проехаться по деревням, наловить детей да молодых девок и быстренько их продать, обеспечив супругу хозяина наличными. Нынешней ювеналке до такой простоты нравов ещё расти и расти! Хотя подвижки, конечно, имеются.
Известный путешественник Семёнов Тянь-Шанский вспоминал про своего знакомого предводителя дворянства:
«Гости, после обеда с обильными винными возлияниями, выходили в сад, где на пьедесталах были расставлены живые статуи из крепостных девушек, предлагаемых гостеприимным хозяином гостям на выбор».
Что при этом чувствовали сами крепостные девушки и их женихи? Что они рассказывали об этих «чудесных» временах своим детям, внукам?
Лишь в 1848 крепостным разрешили приобретать недвижимость. По замыслу законодателей, такое разрешение должно было стимулировать рост числа активных, желающих разбогатеть и в неволе крестьян. Но… имущество это крестьянам разрешалось покупать лишь на имя помещика. Что позволяло ему своё «де-юре» имущество превратить в своё «де-факто», оставив крестьянина с носом.
(фото кликабельно)
Отмена крепостной зависимости освободила крестьян от одних их проблем, принесла другие, и никак не повлияла на третьи. Более подробно реформа будет разобрана ниже, сейчас же отметим: богатства и процветания она большинству крестьян не принесла. Помещики, как и прежде, вывозили хлеб на продажу, крестьянам же и чистый, без лебеды, хлеб был за пряник. А.Н.Энгельгардт в своих «Письмах из деревни», пишет:
"Имеют ли дети русского земледельца такую пищу, какая им нужна? Нет, нет и нет. Дети питаются хуже, чем телята у хозяина, имеющего хороший скот. Смертность детей куда больше, чем смертность телят, и если бы у хозяина, имеющего хороший скот, смертность телят была так же велика, как смертность детей у мужика, то хозяйничать было бы невозможно. А мы хотим конкурировать с американцами, когда нашим детям нет белого хлеба даже в соску? Если бы матери питались лучше, если бы наша пшеница, которую ест немец, оставалась дома, то и дети росли бы лучше и не было бы такой смертности, не свирепствовали бы все эти тифы, скарлатины, дифтериты. Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаем кровь нашу, т.е. мужицких детей".
(Энгельгардт А.Н. Из деревни. 12 писем. 1872-1887, письмо девятое)
(фото кликабельно)
Через несколько лет, в 1909 году один из инициаторов создания монархической организации «Всероссийский национальный союз» Михаил Осипович Меньшиков писал:
«С каждым годом армия русская становится всё более хворой и физически неспособной... Из трёх парней трудно выбрать одного, вполне годного для службы... Плохое питание в деревне, бродячая жизнь на заработках, ранние браки, требующие усиленного труда в почти юношеский возраст, - вот причины физического истощения...Сказать страшно, какие лишения до службы претерпевает иногда новобранец. Около 40 проц. новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу...».
Точно такие же данные привел главнокомандующий генерал В.Гурко - по призыву с 1871 по 1901 г., сообщив, что 40% крестьянских парней впервые в жизни пробуют мясо в армии.
Василий Перов. Чаепитие в Мытищах, близ Москвы. (картинка кликабельна)
Правда, интересно: почти половина призывников в стране на три четверти состоящей из крестьян, до 21 года не пробовала мяса? Кстати, призывной возраст в 1882 году был повышен с 20 до 21 года по причине «недостаточной возмужалости» призывников: в силу перечисленных выше причин ребята отставали в своём физическом развитии от сверстников из других стран. Во Франции, например, парень в то время с 19 лет считался готовым нести тяготы службы, а нашему давали ещё два года, чтобы «нагулять вес».
Впрочем, дадим слово статистике. Вот так выглядит (в килограммах) потребление продуктов питания в семьях крестьян (колхозников) в дореволюционный период (царская Россия, последние годы перед Первой Мировой) и в 1986 г:
("Народное хозяйство СССР за 70 лет". М.: Финансы и статистика. 1987. С 471)
Кроме того, в среднем каждый третий год в то время был неурожайным. Если неурожайный год в Европе означал лишь некоторое снижение потребления в текущем году, то для российских крестьян он оборачивался голодом для тех, кому в обычный год хватало урожая дотянуть до весны. Для тех же хозяйств, которым урожая не хватало, неурожайный год мог обернуться и гибелью.
Брокгауз и Эфрон о голоде в России писали:
«После голода 1891 г., охватывающего громадный район в 29 губерний, нижнее Поволжье постоянно страдает от голода: в течение XX в. Самарская губерния голодала 8 раз, Саратовская - 9. За последние тридцать лет наиболее крупные голодовки относятся к 1880 г. (Нижнее Поволжье, часть приозёрных и новороссийских губерний) и к 1885 г. (Новороссия и часть нечерноземных губерний от Калуги до Пскова); затем вслед за голодом 1891 г. наступил голод 1892 г. в центральных и юго-восточных губерниях, голодовки 1897 и 1898 гг. приблизительно в том же районе; в XX в. голод 1901 г. в 17 губерниях центра, юга и востока, голодовка 1905 г. (22 губернии, в том числе четыре нечерноземных, Псковская, Новгородская, Витебская, Костромская), открывающая собой целый ряд голодовок: 1906, 1907, 1908 и 1911 гг. (по преимуществу восточные, центральные губернии, Новороссия)».
(Цит. по Прудникова Е.А. Сталин. Битва за хлеб, с.36-37)
(фото кликабельно)
Лев Толстой осенью 1891 года посетил несколько уездов Тульской губернии, описав увиденное в статье «О голоде»:
«Первый уезд, посещенный мною, был Крапивенский, пострадавший в своей черноземной части.
Первое впечатление, отвечавшее в положительном смысле на вопрос о том, находится ли население в нынешнем году в особенно тяжелых условиях: употребляемый почти всеми хлеб с лебедой - с 1/3 и у некоторых с 1/2 лебеды, - хлеб черный, чернильной черноты, тяжелый и горький; хлеб этот едят все - и дети, и беременные, и кормящие женщины, и больные.
Другое впечатление, указывающее на особенность положения в нынешнем году, это общие жалобы на отсутствие топлива. Тогда еще - это было в начале сентября - уже нечем было топить. Говорили, что порубили лозины на гумнах, что я и видел; говорили, что перерубили и перекололи на дрова все чурбачки, все деревянное.
Многие покупают дрова в прочищающемся помещичьем лесу и в сводящейся поблизости роще. Ездят за дровами верст за 7, за 10. Цена колотых дров осиновых за шкалик, т. е. 1/14 куб. саж., 90 копеек, так что дров на зиму понадобится рублей на 20, если топить всё покупными.
Бедствие несомненное: хлеб нездоровый, с лебедой, и топиться нечем…
Таковы приблизительно и другие деревни Крапивенского уезда. Процент богатых, средних и плохих почти один и тот же: 50 % или около того средних, т. е. таких, которые в нынешнем году съедят все свои продовольствия до декабря, 20 % богатых и 30 % совсем плохих, которым уже теперь или через месяц будет есть нечего.
Положение крестьян Богородицкого уезда хуже. Урожай, в особенности ржи, здесь был хуже. Здесь процент богатых, т. е. таких, которые могут просуществовать на своем хлебе, тот же, но процент плохих еще больше. Из 60-ти дворов 17 средних, 32 совсем плохих, таких же плохих, как те 15 плохих в первой деревне Крапивенского уезда»
(фото кликабельно)
Конечно, правительство пыталось заботиться о голодных: существовали так называемые «хлебные магазины», в которых по закону должен был находиться резерв зерна на случай неурожая. Правительство предоставило земствам средства на покупку хлеба, но хлебные торговцы мгновенно взвинтили цены: свобода торговли. Добавим сюда бардак в управлении, коррупцию, испортившийся хлеб, поставляемый торговцами под видом хорошего… В итоге, по некоторым данным, зима-весна 1891/1892 года унесла до миллиона жизней. Точных данных нет, ибо первая перепись населения была проведена пятью годами позже.
И никаких надежд на улучшение ситуации не было. Напротив, ситуация всё усугублялась.
Продолжение тут.