Вопросы философии и психологии. Год XI. Книга IV (54). Сентябрь-октябрь 1890 г.
Воспоминания от В. П. Преображенском. - Котляревский Нестор Александрович (1863-1925)
...Василий Петрович делился своими суждениями и взглядами охотно со всеми, кто сумел подойти к нему на более или менее близкое расстояние. Скажу тут же кстати, что это не всегда было легко для желающих. Он был очень требователен к людям, умел довольствоваться самим собою и за людьми не ухаживал; но кого он дарил своей дружбой или просто вниманием, тот всегда был в выигрыше. Я убежден, что именно в этом раздаривании своих духовных богатств людям, способным пустить их в оборот, в этом возбуждении критической мысли в чужой голове, заключалась главным образом его общественная заслуга.
...Чтобы вполне оценить его умственную силу, нужно было не столько его читать, сколько с ним поспорить, а он любил диалог, предпочитая его монологу не в пример многим русским образованным людям; не любил он только партнера без реплик, и скудоумие соседа ему языка не развязывало именно потому, что он не был проповедником какой-либо определенной доктрины.
...с благоговением воспринимали мы все, что нам давалось во имя знания, и ценили мы это знание ради него самого,не пытаясь связать его с окружающей нас жизнью.
...Оценить все научное значение курса В. О. Ключевского мы, конечно, тогда не могли; но перед нами был художник, до виртуозности доводивший образность своей речи. Эта речь, бесстрастная где нужно и спокойная, местами нервная и часто и умело пересыпанная иронией, речь, отливавшая особым лишь ей свойственным блеском, нас опьяняла. Все детали нашей древне-русской жизни - географическое положение, этнографический состав, обычаи, религия, юридические отношения, государственный порядок и внешняя политики - слагались перед нами в одну общую картину с поразительным колоритом, светотенью и распределением главных фигур на первом плане, - и, наивные, мы думали, как хорошо было бы придти к профессору на помощь нашей работой и с энтузиазмом начинали сами рыться в летописях, актах и старых книгах.
...Едва ли я ошибусь, однако, если скажу, что во всех изучаемых им системах самое дорогое для него была их архитектоника, искусство с каким они был построены.
...Удар, который ему нанесла жизнь, он одно время ставил насчет людям и, действительно, представление о жизни от представления о людях иногда отделить бывает трудно.
...В то время когда Василий Петрович писал свою статью о нравственном учении Ницше, имя этого мыслителя было совсем неизвестно русскому читателю. Теперь оно на устах у всех; „ницшеанцев“ расплодилось у нас великое множество. Те, которых иногда мутит от сознания собственного ничтожества, те, у кого разгулялись всевозможные аппетиты, иногда очень низменные, все недовольные существующим и ищущие чего-то, в чем сами не дают себе отчета, все нервно развинченные натуры и тяготением к прекрасному, но без способности создавать его, те, наконец, которым вообще соседство ближнего не позволяет размахнуться как бы им хотелось, - все теперь вместо того, чтобы назвать себя настоящим именем, предпочитают говорить, что они „ницшеанцы“... Редко имя крупного человека было так опошлено, как имя Ницше.
...Исторический момент, переживаемый нами, нашел в Василии Петровиче действительно очень строгого - решительного врага буржуазного строя жизни и буржуазного строя мысли, при котором человеческая воля усыплена всевозможными традициями религиозными, политическими, общественными и семейными, которые она не хочет нарушать только потому, что такое нарушение может в материальном смысле невыгодно отозваться на человеке; с другой стороны, Василий Петрович был и решительным противником социалистических тенденций нашего века, усматривая в них стремление закрепостить нашу волю, прикрепить ее к известному неподвижному строю жизни, в котором будет тесно и мыслям, и чувствам, и где идол общего регламентированного благополучия потребует страшных жертв и ограничений от всякой сильной личности. Такое отвращение перед буржуазной косностью и такой страх перед социалистической нивелировкой достаточно объясняют, почему мирный и совсем не воинственный Василий Петрович так любил этого condottiere современного аристократизма - Фридриха Ницше. Он измерял его значение не созидающей силой, присущей его фантазии, а силой разрушающей, которой так вооружена его критика общественно-политических порядков нашего времени.
...Василий Петрович делился своими суждениями и взглядами охотно со всеми, кто сумел подойти к нему на более или менее близкое расстояние. Скажу тут же кстати, что это не всегда было легко для желающих. Он был очень требователен к людям, умел довольствоваться самим собою и за людьми не ухаживал; но кого он дарил своей дружбой или просто вниманием, тот всегда был в выигрыше. Я убежден, что именно в этом раздаривании своих духовных богатств людям, способным пустить их в оборот, в этом возбуждении критической мысли в чужой голове, заключалась главным образом его общественная заслуга.
...Чтобы вполне оценить его умственную силу, нужно было не столько его читать, сколько с ним поспорить, а он любил диалог, предпочитая его монологу не в пример многим русским образованным людям; не любил он только партнера без реплик, и скудоумие соседа ему языка не развязывало именно потому, что он не был проповедником какой-либо определенной доктрины.
...с благоговением воспринимали мы все, что нам давалось во имя знания, и ценили мы это знание ради него самого,не пытаясь связать его с окружающей нас жизнью.
...Оценить все научное значение курса В. О. Ключевского мы, конечно, тогда не могли; но перед нами был художник, до виртуозности доводивший образность своей речи. Эта речь, бесстрастная где нужно и спокойная, местами нервная и часто и умело пересыпанная иронией, речь, отливавшая особым лишь ей свойственным блеском, нас опьяняла. Все детали нашей древне-русской жизни - географическое положение, этнографический состав, обычаи, религия, юридические отношения, государственный порядок и внешняя политики - слагались перед нами в одну общую картину с поразительным колоритом, светотенью и распределением главных фигур на первом плане, - и, наивные, мы думали, как хорошо было бы придти к профессору на помощь нашей работой и с энтузиазмом начинали сами рыться в летописях, актах и старых книгах.
...Едва ли я ошибусь, однако, если скажу, что во всех изучаемых им системах самое дорогое для него была их архитектоника, искусство с каким они был построены.
...Удар, который ему нанесла жизнь, он одно время ставил насчет людям и, действительно, представление о жизни от представления о людях иногда отделить бывает трудно.
...В то время когда Василий Петрович писал свою статью о нравственном учении Ницше, имя этого мыслителя было совсем неизвестно русскому читателю. Теперь оно на устах у всех; „ницшеанцев“ расплодилось у нас великое множество. Те, которых иногда мутит от сознания собственного ничтожества, те, у кого разгулялись всевозможные аппетиты, иногда очень низменные, все недовольные существующим и ищущие чего-то, в чем сами не дают себе отчета, все нервно развинченные натуры и тяготением к прекрасному, но без способности создавать его, те, наконец, которым вообще соседство ближнего не позволяет размахнуться как бы им хотелось, - все теперь вместо того, чтобы назвать себя настоящим именем, предпочитают говорить, что они „ницшеанцы“... Редко имя крупного человека было так опошлено, как имя Ницше.
...Исторический момент, переживаемый нами, нашел в Василии Петровиче действительно очень строгого - решительного врага буржуазного строя жизни и буржуазного строя мысли, при котором человеческая воля усыплена всевозможными традициями религиозными, политическими, общественными и семейными, которые она не хочет нарушать только потому, что такое нарушение может в материальном смысле невыгодно отозваться на человеке; с другой стороны, Василий Петрович был и решительным противником социалистических тенденций нашего века, усматривая в них стремление закрепостить нашу волю, прикрепить ее к известному неподвижному строю жизни, в котором будет тесно и мыслям, и чувствам, и где идол общего регламентированного благополучия потребует страшных жертв и ограничений от всякой сильной личности. Такое отвращение перед буржуазной косностью и такой страх перед социалистической нивелировкой достаточно объясняют, почему мирный и совсем не воинственный Василий Петрович так любил этого condottiere современного аристократизма - Фридриха Ницше. Он измерял его значение не созидающей силой, присущей его фантазии, а силой разрушающей, которой так вооружена его критика общественно-политических порядков нашего времени.