Вопросы философии и психологии. Год XI. Книга III (53). Май-июнь 1890 г.
Несколько замечаний о теории исторического познания. - Виппер Роберт Юрьевич (1859-1954)
...Совершенно иначе пошло наблюдение, когда утвердилась теория бесконечного и последовательного прогресса. Руководящая линия представляла теперь не кривую, непрерывную восходящую прямую. Шаги вперед, этапы следования по этой линии назывались „улучшение“, „усовершенствование“. Наблюдение должно было отнестись более чутко к одним фактам, чем к другим, выделять те, у которых можно было поставить отметку „лучше, шире, человечнее“ и т. д., и игнорировать другие, где подобная отметка оказывалась неприложимой. Или же там, где подобные признаки не открывались сразу, наблюдение искало „скрытых“ положительных сторон; посредством субституции, подстановки искомого, оно сознательно или бессознательно спасало верность общего закона.
Соответственно этой общей тенденции типом, образцом для наблюдения служила другая реальная история; это была не история Рима, свершившая по прежней теории полный круг, так или иначе закончившая свой пробег, но история новой Европы в последние 4-6 веков с ее непрерывным накоплением богатств, ростом народонаселения и обмена, быстро развивающейся техников и наукой, - история, обещавшая, по-видимому, много успехов впереди.
При таком общем истолковании наблюдение видело другие факты на месте тех, какие получались с точки зрения старой теории. Так, например, оно не видело теперь возврата к варварству, к первобытному состоянию в эпоху 300-800 гг. нашей эты. Для теории прогресса не могло быть полных пробелов, полных потерь в движении человечества. На месте предполагавшегося ранее факта погружения общества в исходную дикость наблюдение видело теперь совершенно другой факт: германскую свободу, мораль христианства, культурно-воспитательную организацию церкви; вот великие положительные данные, которые заступили место отжившей культуры, основанной на рабстве и подчинении личности государству, на морали патриота, а не на любви к человек и т. д. (я воспроизвожу только обычную терминологию философско-исторических построений с точки зрения теории прогресса). Вместо падения новая теория видела выступление новых свежих начал, дополнение старой несовершенной культуры элементами, которые должны были привести ее к новой высшей ступени.
...Сознание известного факта прошлого есть результат прежде всего нашей способности, нашей привычки воспринимать впечатления в известной группировке, в известном сцеплении, связи. Представления наши о фактах зависят от тех рамок, в которые мы вводим отрывочные данные традиции и остатков прошлого. „Факты“ появляются и исчезают в различных исторических представлениях и картинках. Факты существуют для одного глаза и отсутствуют для другого.
...На первый взляд кажется, что путь исторического изучения и обобщения идет от вскрытия, накопления, описания и классификации нового материала к общим суждениям на основании этого материала. Всматриваясь глубже, мы должны признать, что идем в данном случае почти обратным путем: все равно, сознательно или нет, но мы приступаем к делу самого описания или анализа материала с определенным планом действия, который в конце концов сводится на целое мировоззрение. Под влиянием такого плана происходит невольный, но определенный подбор фактов, их постановка в известный угол зрения: одни проходят мимо нашего внимания, не отлагаются в наших представлениях, как факты; другие выступают на первый план или освещаются определенной стороной своей. Если выражаться строже, - под влиянием такого плана происходит даже и не подбор, а создание фактов в уме нашем, их формировка по чертежу, по архитектурным линиям известной системы. Но мы замечаем это обстоятельство, мы схватываем систему, которой служат факты, лишь когда стоим вне ее.
...В результате термины, можно было бы сказать, начинают тираннизировать живой материал.
...Сколько восторженных фантазий вызвало одно полумистическое слов „возрождение“, приуроченное к XIV-XVI векам. Слово, опять-таки как „индивидуализм“ гибкое и многосмысленное, под которое удобно подставляется что угодно - и понятие жизнерадостности и понятие свободы духа, и образ горячей жизни общества, и идея возвращения человека к запросам будто бы оттесненной и задавленной его природы и т. п. А добросовестный исследователь потом должен был искать точной границы, первого луча этого неуловимого и многозначного „духа“, который вычитывали и воображали под красивым словом „возрождение“.
Все эти формулы и заголовки давали не только рамки, но вызывали также известные ассоциации, возбуждали поиски в известном направлении или задерживали напротив развитие мысли в другом направлении.
...В сущности, на метафоре основывается и так называемая органическая теория развития государства и общества, органическая теория вообще в социологии. Сравнение общества с организмом, термин „органическая связь личности с обществом“, употребляемый в противоположность понятию о механических связях - все эти сравнения, формулы и антитезы были брошены в ход реакционной публицистикой начала XIX в. противопоставляя организм механизму, эта публицистика имела в виду резко отделить свои требования от просветительных и революционных начал предшествующего века.
„Государство-механизм“ значило в ее терминологии: равные права лиц, в своей совокупности представляющих верховный народ, „государство-организм“ значило: распределение людей по старинной социальной иерархии, подчинение лица своей „естественной“ группе, т. е. подчинение каждого своему старому социальному авторитету. Органические связи в переводе на более конкретный язык означали: крепостное право, цеховая регламентация, подчинение рабочих патрону, охрана дворянской чести и дворянских привилегий и т. п. В прямой речи это звучало грубо; зато в высшей степени удачно было придуманное слово, потому что оно напоминало о каких-то кровных, неразрывных отношениях, о взаимном питании, о целости жизни общества при взаимодействии клеточек-личностей, в отдельности ничтожных и неизбежно гибнущих.
Сравнение имело поразительный успех и дало толчок очень продолжительный, который выразился в различных органических теориях, впоследствии уже отрешившихся от реакционной тенденции. У сторонников органического взгляда все явления общественного развития, образование классов, торговый обмен, политическое управление и т. д. Находят себе аналогию в развитии у последних кровеносной, нервной и костяной систем, в обмене и циркуляции питательных веществ и т. д.
...Совершенно иначе пошло наблюдение, когда утвердилась теория бесконечного и последовательного прогресса. Руководящая линия представляла теперь не кривую, непрерывную восходящую прямую. Шаги вперед, этапы следования по этой линии назывались „улучшение“, „усовершенствование“. Наблюдение должно было отнестись более чутко к одним фактам, чем к другим, выделять те, у которых можно было поставить отметку „лучше, шире, человечнее“ и т. д., и игнорировать другие, где подобная отметка оказывалась неприложимой. Или же там, где подобные признаки не открывались сразу, наблюдение искало „скрытых“ положительных сторон; посредством субституции, подстановки искомого, оно сознательно или бессознательно спасало верность общего закона.
Соответственно этой общей тенденции типом, образцом для наблюдения служила другая реальная история; это была не история Рима, свершившая по прежней теории полный круг, так или иначе закончившая свой пробег, но история новой Европы в последние 4-6 веков с ее непрерывным накоплением богатств, ростом народонаселения и обмена, быстро развивающейся техников и наукой, - история, обещавшая, по-видимому, много успехов впереди.
При таком общем истолковании наблюдение видело другие факты на месте тех, какие получались с точки зрения старой теории. Так, например, оно не видело теперь возврата к варварству, к первобытному состоянию в эпоху 300-800 гг. нашей эты. Для теории прогресса не могло быть полных пробелов, полных потерь в движении человечества. На месте предполагавшегося ранее факта погружения общества в исходную дикость наблюдение видело теперь совершенно другой факт: германскую свободу, мораль христианства, культурно-воспитательную организацию церкви; вот великие положительные данные, которые заступили место отжившей культуры, основанной на рабстве и подчинении личности государству, на морали патриота, а не на любви к человек и т. д. (я воспроизвожу только обычную терминологию философско-исторических построений с точки зрения теории прогресса). Вместо падения новая теория видела выступление новых свежих начал, дополнение старой несовершенной культуры элементами, которые должны были привести ее к новой высшей ступени.
...Сознание известного факта прошлого есть результат прежде всего нашей способности, нашей привычки воспринимать впечатления в известной группировке, в известном сцеплении, связи. Представления наши о фактах зависят от тех рамок, в которые мы вводим отрывочные данные традиции и остатков прошлого. „Факты“ появляются и исчезают в различных исторических представлениях и картинках. Факты существуют для одного глаза и отсутствуют для другого.
...На первый взляд кажется, что путь исторического изучения и обобщения идет от вскрытия, накопления, описания и классификации нового материала к общим суждениям на основании этого материала. Всматриваясь глубже, мы должны признать, что идем в данном случае почти обратным путем: все равно, сознательно или нет, но мы приступаем к делу самого описания или анализа материала с определенным планом действия, который в конце концов сводится на целое мировоззрение. Под влиянием такого плана происходит невольный, но определенный подбор фактов, их постановка в известный угол зрения: одни проходят мимо нашего внимания, не отлагаются в наших представлениях, как факты; другие выступают на первый план или освещаются определенной стороной своей. Если выражаться строже, - под влиянием такого плана происходит даже и не подбор, а создание фактов в уме нашем, их формировка по чертежу, по архитектурным линиям известной системы. Но мы замечаем это обстоятельство, мы схватываем систему, которой служат факты, лишь когда стоим вне ее.
...В результате термины, можно было бы сказать, начинают тираннизировать живой материал.
...Сколько восторженных фантазий вызвало одно полумистическое слов „возрождение“, приуроченное к XIV-XVI векам. Слово, опять-таки как „индивидуализм“ гибкое и многосмысленное, под которое удобно подставляется что угодно - и понятие жизнерадостности и понятие свободы духа, и образ горячей жизни общества, и идея возвращения человека к запросам будто бы оттесненной и задавленной его природы и т. п. А добросовестный исследователь потом должен был искать точной границы, первого луча этого неуловимого и многозначного „духа“, который вычитывали и воображали под красивым словом „возрождение“.
Все эти формулы и заголовки давали не только рамки, но вызывали также известные ассоциации, возбуждали поиски в известном направлении или задерживали напротив развитие мысли в другом направлении.
...В сущности, на метафоре основывается и так называемая органическая теория развития государства и общества, органическая теория вообще в социологии. Сравнение общества с организмом, термин „органическая связь личности с обществом“, употребляемый в противоположность понятию о механических связях - все эти сравнения, формулы и антитезы были брошены в ход реакционной публицистикой начала XIX в. противопоставляя организм механизму, эта публицистика имела в виду резко отделить свои требования от просветительных и революционных начал предшествующего века.
„Государство-механизм“ значило в ее терминологии: равные права лиц, в своей совокупности представляющих верховный народ, „государство-организм“ значило: распределение людей по старинной социальной иерархии, подчинение лица своей „естественной“ группе, т. е. подчинение каждого своему старому социальному авторитету. Органические связи в переводе на более конкретный язык означали: крепостное право, цеховая регламентация, подчинение рабочих патрону, охрана дворянской чести и дворянских привилегий и т. п. В прямой речи это звучало грубо; зато в высшей степени удачно было придуманное слово, потому что оно напоминало о каких-то кровных, неразрывных отношениях, о взаимном питании, о целости жизни общества при взаимодействии клеточек-личностей, в отдельности ничтожных и неизбежно гибнущих.
Сравнение имело поразительный успех и дало толчок очень продолжительный, который выразился в различных органических теориях, впоследствии уже отрешившихся от реакционной тенденции. У сторонников органического взгляда все явления общественного развития, образование классов, торговый обмен, политическое управление и т. д. Находят себе аналогию в развитии у последних кровеносной, нервной и костяной систем, в обмене и циркуляции питательных веществ и т. д.