Шапошников Борис Михайлович (1882-1945) Мозг армии. Книга третья. Москва, Ленинград 1929 г.
Глава II. Сараевский выстрел и его следствия
...Были, конечно, предостерегающие голоса и среди германских дипломатов. Так, 16 июля посол в Лондоне Лихновский писал Бетману:
«...Я, конечно, разделяю эту точку зрения австрийских государственных деятелей и на их месте, пожалуй, уже раньше использовал бы сербские смуты для разрешения юго-славянского вопроса в духе Габсбургов.
Однако, первой предпосылкой подобной политики должна явиться ясная программа, покоящаяся на признании, что настоящее государственное и международно-правовое состояние,внутри сербско-кроатской семьи народов на продолжительное время не прочно. Положение, при котором одной частью этой нации, разъединенной лишь из-за религии, а не из-за расы, наделяют австрийское государство, другой частью - венгерское, третьей - двуединую монархию и, наконец, четвертой и пятой - независимое королевство, долго удержаться не может. …
...Однако, если бы даже наше политическое поведение действительно определилось взглядом, что после нанесения «смертельного удара» велико-сербскому движению счастливая Австрия, освобожденная от этой заботы, будет нам благодарна за оказанную помощь, то я не удержался бы от следующего вопроса: разве национальное движение в Венгрии было раздавлено после усмирения венгерского восстания с помощью императора Николая после частого применения виселиц и покорения Венгрии при Виллагош (под верховным командованием императорского генерала Гайнау) и разве спасительный подвиг царя создал тесное и полное доверие взаимоотношений между обоими государствами?»
...Германский посол из Рима доносил 24 июля, что «в продолжительном и довольно бурном совещании с премьер-министром Саландрой и С. Джулиано», вызванном опубликованием австрийской ноты к Сербии, германскому послу не удалось убедить собеседников остаться на лоне союза. «По моему впечатлению, - писал посол, - единственная возможность удержать Италию состоит в том, чтобы во-время обещать ей компенсации». Это «впечатление» посла нашло отклик у Вильгельма: «Ведь и маленькому воришке всегда должно кое-что достаться». Однако, когда 26 июля посол сообщил, что Италия в выступлении Австрии против Сербии видит угрозу и для себя, так как Австрия «может завтра таким же образом выступить против Италии»; что «австрийским заверениям - не посягать ни на какую сербскую территорию - министр все еще не верит», что, не получив компенсаций, Италия вынуждена будет преградить Австрии путь», - тогда и Вильгельм признал, что для удержания Италии необходимо Австрии пожертвовать Трентино в пользу своего союзника. Бетман в тот же день телеграфирует Чирскому: «Даже начальник генерального штаба считает крайне необходимым прочное сохранение тройственного союза с Италией. Поэтому необходимы соглашения Вены и Рима. Вене нельзя уклоняться от этого соглашения двусмысленными толкованиями договора, а следует, наоборот, принять свои решения в соответствии с серьезностью положения».
Таково было настроение в политических сферах Берлина 26 июля, когда центр тяжести событий переносился в этот город.
...26 июля Мольтке вернулся в Берлин. Заставим его говорить самого. В письме к жене от 26 июля начальник штаба пишет: «Здесь, в генеральном штабе, меня ожидал Вальдерзее, с которым я долго беседовал. Прежде всего я хочу, - теперь 10 часов, - пойти в министерство иностранных дел, чтобы переговорить с Яговым. Положение еще довольно неясно. Дальнейший оборот событий зависит единственно от позиции России, и если она не предпримет враждебных действий против Австрии, то война локализуется». Описывая манифестации перед австрийским посольством и указывая, что настроение прессы хорошее, Мольтке продолжает: «Ты сделала бы хорошо, если бы вернулась во вторник (28 июля - Б. Ш.). До этого дня едва ли произойдет очень важное решение». Читателю уже известно, что этот день должен быть первым днем мобилизации австро-венгерской армии и днем объявления войны Австрии Сербии.
Может показаться странным наше обращение к интимным письмам начальника генерального штаба, но уже из вышеизложенного видно, что «государственные мужи», какие бы события ни надвигались, подчас прежде всего заботились о своих личных делах, посвящая своих жен в служебные тайны. Редкие натуры в этом составляли исключение.
...Первые более или менее реальные данные о замыслах Австрии министерство иностранных дел в лице начальника канцелярии Шиллинга получило 16 июля. «Поденная запись» бывшего министерства иностранных дел говорит, что в этот день на вечере у графини Клейнмихель (по словам Сухомлинова, «легковерная публика в Петербурге верила, что графиня Клейнмихель была агентом императора Вильгельма II») «итальянский посол спросил Шиллинга, как отнесется Россия к выступлению Австрии, если бы последняя решилась предпринять что-нибудь против Сербии».
Шиллинг пе колеблясь ответил, что Россия не потерпит посягательства со стороны Австрии на целость и независимость Сербии. Такое решение России Шиллинг несколько раз подтвердил итальянскому послу, предложив ему через Рим предупредить Вену о могущих быть серьезных последствиях австрийских выступлений.
Присутствовавший на этом вечере военный министр Сухомлинов также подтверждает вышеприведенный разговор.
...Были, конечно, предостерегающие голоса и среди германских дипломатов. Так, 16 июля посол в Лондоне Лихновский писал Бетману:
«...Я, конечно, разделяю эту точку зрения австрийских государственных деятелей и на их месте, пожалуй, уже раньше использовал бы сербские смуты для разрешения юго-славянского вопроса в духе Габсбургов.
Однако, первой предпосылкой подобной политики должна явиться ясная программа, покоящаяся на признании, что настоящее государственное и международно-правовое состояние,внутри сербско-кроатской семьи народов на продолжительное время не прочно. Положение, при котором одной частью этой нации, разъединенной лишь из-за религии, а не из-за расы, наделяют австрийское государство, другой частью - венгерское, третьей - двуединую монархию и, наконец, четвертой и пятой - независимое королевство, долго удержаться не может. …
...Однако, если бы даже наше политическое поведение действительно определилось взглядом, что после нанесения «смертельного удара» велико-сербскому движению счастливая Австрия, освобожденная от этой заботы, будет нам благодарна за оказанную помощь, то я не удержался бы от следующего вопроса: разве национальное движение в Венгрии было раздавлено после усмирения венгерского восстания с помощью императора Николая после частого применения виселиц и покорения Венгрии при Виллагош (под верховным командованием императорского генерала Гайнау) и разве спасительный подвиг царя создал тесное и полное доверие взаимоотношений между обоими государствами?»
...Германский посол из Рима доносил 24 июля, что «в продолжительном и довольно бурном совещании с премьер-министром Саландрой и С. Джулиано», вызванном опубликованием австрийской ноты к Сербии, германскому послу не удалось убедить собеседников остаться на лоне союза. «По моему впечатлению, - писал посол, - единственная возможность удержать Италию состоит в том, чтобы во-время обещать ей компенсации». Это «впечатление» посла нашло отклик у Вильгельма: «Ведь и маленькому воришке всегда должно кое-что достаться». Однако, когда 26 июля посол сообщил, что Италия в выступлении Австрии против Сербии видит угрозу и для себя, так как Австрия «может завтра таким же образом выступить против Италии»; что «австрийским заверениям - не посягать ни на какую сербскую территорию - министр все еще не верит», что, не получив компенсаций, Италия вынуждена будет преградить Австрии путь», - тогда и Вильгельм признал, что для удержания Италии необходимо Австрии пожертвовать Трентино в пользу своего союзника. Бетман в тот же день телеграфирует Чирскому: «Даже начальник генерального штаба считает крайне необходимым прочное сохранение тройственного союза с Италией. Поэтому необходимы соглашения Вены и Рима. Вене нельзя уклоняться от этого соглашения двусмысленными толкованиями договора, а следует, наоборот, принять свои решения в соответствии с серьезностью положения».
Таково было настроение в политических сферах Берлина 26 июля, когда центр тяжести событий переносился в этот город.
...26 июля Мольтке вернулся в Берлин. Заставим его говорить самого. В письме к жене от 26 июля начальник штаба пишет: «Здесь, в генеральном штабе, меня ожидал Вальдерзее, с которым я долго беседовал. Прежде всего я хочу, - теперь 10 часов, - пойти в министерство иностранных дел, чтобы переговорить с Яговым. Положение еще довольно неясно. Дальнейший оборот событий зависит единственно от позиции России, и если она не предпримет враждебных действий против Австрии, то война локализуется». Описывая манифестации перед австрийским посольством и указывая, что настроение прессы хорошее, Мольтке продолжает: «Ты сделала бы хорошо, если бы вернулась во вторник (28 июля - Б. Ш.). До этого дня едва ли произойдет очень важное решение». Читателю уже известно, что этот день должен быть первым днем мобилизации австро-венгерской армии и днем объявления войны Австрии Сербии.
Может показаться странным наше обращение к интимным письмам начальника генерального штаба, но уже из вышеизложенного видно, что «государственные мужи», какие бы события ни надвигались, подчас прежде всего заботились о своих личных делах, посвящая своих жен в служебные тайны. Редкие натуры в этом составляли исключение.
...Первые более или менее реальные данные о замыслах Австрии министерство иностранных дел в лице начальника канцелярии Шиллинга получило 16 июля. «Поденная запись» бывшего министерства иностранных дел говорит, что в этот день на вечере у графини Клейнмихель (по словам Сухомлинова, «легковерная публика в Петербурге верила, что графиня Клейнмихель была агентом императора Вильгельма II») «итальянский посол спросил Шиллинга, как отнесется Россия к выступлению Австрии, если бы последняя решилась предпринять что-нибудь против Сербии».
Шиллинг пе колеблясь ответил, что Россия не потерпит посягательства со стороны Австрии на целость и независимость Сербии. Такое решение России Шиллинг несколько раз подтвердил итальянскому послу, предложив ему через Рим предупредить Вену о могущих быть серьезных последствиях австрийских выступлений.
Присутствовавший на этом вечере военный министр Сухомлинов также подтверждает вышеприведенный разговор.