Вопросы философии и психологии. Год 8. Книга 3 (38) Май-июнь 1897 г.
Обзор журналов
Revue philosophique, 1896 г., №№ 1-8. Ю. И. Айхенвальда
G. Fonsegrive. Обобщение и индукция (№№ 4 и 5).
...Если для Канта и новейшей философии самым важным пунктом гносеологии служит то, как совершается переход от мысли к объекту, от внутренней конституции духа к внешнему предмету, то старинные учения Аристотеля и схоластиков не могут даже понять такой постановки вопроса, потому что вещь для них несомненно - реальна и адекватна разуму. Недавно появившиеся монографии Peillaube'а «Les cocepts», Gardiar'a «La connaissance», Piat'a «L'idе́e» воскрешают эти древние теории и дают нам повод сравнить их с современными. По Аристотелю, разум в потенции есть все, все вещи, и он познает их тем, что в известном отношении они уподобляются ему, ассимилируют с ним свои признаки и очертания, которые воспринимаются различными чувствами, связываются затем в центральном чувстве (sensorium commune) и дают таким образом полное воспроизведение того или другого объекта, его конкретный отпечаток (species). Но уподобляя себе интеллект, который по самому существу своему универсален, чувственный снимок вещи разрушает свою собственную природу, ибо всему единичному и частному разум дает отпор. Все определения и признаки, все обстоятельства времени и места, все, что объединяется словом «этот», не проникает в интеллект, и вот почему процесс ассимиляции разума вещью создает новый продукт - представление этой же вещи, но отвлеченное от своих партикулярных и индивидуальных элементов (species intelligibilis). При возникновении этого образа ум остается пассивным; вся его бездейственная роль сводится лишь к тому, что от него отталкиваются чуждые ему по своей природе ощутимые свойства предметов. Функция ума активного, intellectus agentis, наступает тогда, когда он начинает рефлектировать свои внутренние данные, мыслить свою мысль; в этой фазе своей деятельности он постигает, что species intelligibilis, отвлеченное представление, обладает потенциальной универсальностью и может относиться к бесчисленному количеству существ или объектов. Он переносит его из себя во-вне, трансформирует его в понятие, реализуемое предметами внешнего мира (species intentionalis), и облекает его в особое слово, в характеризующий его термин (verbum mentale). Процесс обобщения закончен; дух не прибавил ничего к объективным данным, не сотворил, собственно говоря, ничего нового. Так учит прежняя школа философов. Теперь же господствует другая теория генерализации. Она радикально отличает абстрагирование от обобщения и для последнего считает необходимой наличность нескольких предметов, отвлеченные признаки которых группируются между собою и подвергаются сравнению; обобщение требует отожествления подобных групп на основании общих для них элементов; общая идея имеет отношение только к прошлому, и для того, чтобы распространить ее применение и на будущее, необходима новая операция духа - индукция. В описании этого процесса более или менее сходятся все направления современной философии, и все они придают большое значение активности разума, особенно проявляющейся в сравнении.
...Устраните из индуктивного мышления непосредственную интуицию, и вы должны будете прийти к заключение, что открытия можно делать совершенно механически, по известному рецепту Бэкона, что человека легко заменить каким-нибудь искусным автоматом, остроумной машиной Раймунда Луллия.
Revue philosophique, 1896 г., №№ 1-8. Ю. И. Айхенвальда
G. Fonsegrive. Обобщение и индукция (№№ 4 и 5).
...Если для Канта и новейшей философии самым важным пунктом гносеологии служит то, как совершается переход от мысли к объекту, от внутренней конституции духа к внешнему предмету, то старинные учения Аристотеля и схоластиков не могут даже понять такой постановки вопроса, потому что вещь для них несомненно - реальна и адекватна разуму. Недавно появившиеся монографии Peillaube'а «Les cocepts», Gardiar'a «La connaissance», Piat'a «L'idе́e» воскрешают эти древние теории и дают нам повод сравнить их с современными. По Аристотелю, разум в потенции есть все, все вещи, и он познает их тем, что в известном отношении они уподобляются ему, ассимилируют с ним свои признаки и очертания, которые воспринимаются различными чувствами, связываются затем в центральном чувстве (sensorium commune) и дают таким образом полное воспроизведение того или другого объекта, его конкретный отпечаток (species). Но уподобляя себе интеллект, который по самому существу своему универсален, чувственный снимок вещи разрушает свою собственную природу, ибо всему единичному и частному разум дает отпор. Все определения и признаки, все обстоятельства времени и места, все, что объединяется словом «этот», не проникает в интеллект, и вот почему процесс ассимиляции разума вещью создает новый продукт - представление этой же вещи, но отвлеченное от своих партикулярных и индивидуальных элементов (species intelligibilis). При возникновении этого образа ум остается пассивным; вся его бездейственная роль сводится лишь к тому, что от него отталкиваются чуждые ему по своей природе ощутимые свойства предметов. Функция ума активного, intellectus agentis, наступает тогда, когда он начинает рефлектировать свои внутренние данные, мыслить свою мысль; в этой фазе своей деятельности он постигает, что species intelligibilis, отвлеченное представление, обладает потенциальной универсальностью и может относиться к бесчисленному количеству существ или объектов. Он переносит его из себя во-вне, трансформирует его в понятие, реализуемое предметами внешнего мира (species intentionalis), и облекает его в особое слово, в характеризующий его термин (verbum mentale). Процесс обобщения закончен; дух не прибавил ничего к объективным данным, не сотворил, собственно говоря, ничего нового. Так учит прежняя школа философов. Теперь же господствует другая теория генерализации. Она радикально отличает абстрагирование от обобщения и для последнего считает необходимой наличность нескольких предметов, отвлеченные признаки которых группируются между собою и подвергаются сравнению; обобщение требует отожествления подобных групп на основании общих для них элементов; общая идея имеет отношение только к прошлому, и для того, чтобы распространить ее применение и на будущее, необходима новая операция духа - индукция. В описании этого процесса более или менее сходятся все направления современной философии, и все они придают большое значение активности разума, особенно проявляющейся в сравнении.
...Устраните из индуктивного мышления непосредственную интуицию, и вы должны будете прийти к заключение, что открытия можно делать совершенно механически, по известному рецепту Бэкона, что человека легко заменить каким-нибудь искусным автоматом, остроумной машиной Раймунда Луллия.