Вопросы философии и психологии. Под ред. проф. Н. Я. Грота. Год 5. Книга 3 (23). 1894 г.
Философия Григория Саввича Сковороды, украинского философа XVIII столетия. - Зеленогорский Федор Александрович. (1839-1909)
...Но утилитарное направленіе умовъ, развившееся подъ вліяніемъ естественно-научныхъ открытій, которое заглушало всѣ высшіе умственные и нравственные запросы человѣческаго духа, вызывало со стороны ФилосоФаморалиста сильное порицаніе. Во имя этих-то высшихъ требованій духа онъ и ратовалъ противъ матеріалистическаго направленія жизни,указывая на то. что эти требованія безотчетно сказываются въ человѣчествѣ въ видѣ испытываемой неудовлетворенности духа и мысли. Я и самъ сему часто дивлюсь,-говорить одинъ изъ собесѣдниковъ въ „Разговорѣ о душевномъ мирѣ",-что мы въ постороннихъ околичностяхъ черезчуръ любопытны, рачительны и проницательны: измѣрили море, землю, воздухъ, небеса и обезпокоили брюхо земное ради металловъ; размежевали планеты, доискались въ лунѣ горъ, рѣкъ и городовъ, нашли закомплетныхъ міровъ несчетное множество; строимъ непонятныя машины; засыпаемъ бездны; воспящаемъ и привлекаемъ стремления водныя; что денно, новые опыты и дикія изображения. Боже мой! чего мы не умѣемъ, чего не можемъ? Но то горе, что при всемъ томъ кажется, чегось великаго недостаетъ. Нѣтъ того, чего сказать не умѣемъ; одно только знаемъ, что недостаетъ чегось, а что оно такое, не понимаемъ. Похожи на безсловеснаго младенца: онъ только плачетъ; не въ силахъ ни знать, ни сказать, въ чемъ ему нужда; одну только досаду чувствуетъ. Сіе явное души нашей неудовольствіе не можетъ ли намъ дать догадаться что всѣ сіи науки не могутъ мыслей нашихъ насытишь. Бездна душевная, видишь, оными не наполняется".
...„Куда мы слѣпы,-говорить Сковорода,-въ томъ,что нужно намъ есть. Въ Руси многіе хотятъ быть Платонами, Аристотелями, Зенонами, Эпикурами, а о томъ не разсуждаютъ, что Академія, Лицей и Портикъ произошли изъ науки Сократовой, какъ изъ яичнаго желтка цыпленокъ вывертывается. Пока не будемъ имѣть своего Сократа, дотолѣ не быть ни своему Платону, ни другому философу. Отче нашъ, иже еси на небесѣхъ! Скоро ли ниспошлешь къ намъ Сократа, который бы научилъ насъ наипервѣе познанію себя, а когда мы себя познаемъ, тогда мы изъ себя вывьемъ науку, которая будетъ наша, своя, природная („Софросина, сирѣчь толкованіе на вопросъ: что намъ нужно есть". Телескопъ, статья Хиждеу, стр. 41). Сковорода чувствуетъ, что настало время нарожденія философіи въ Россіи. „Оно уже треплется во чревѣ матери своей; но только Анна слышитъ, какъ взыгрался младенецъ во чревѣ Маріиномъ" (тамъ же). Но, замѣчаетъ Сковорода, „многое прежде предлежитъ развалить, разломать и искрошить, чѣмъ придетъ время строить на старомъ грунтѣ новую храмину" (тамъ же).
«...но вы, сударь, одним безбожием своим уже много сделали зла: человек без веры есть ядовитое животное в природе»
...При этомъ Сковорода видѣлъ, что тѣ, которые призваны дѣлать предпринятое имъ дѣло, т.е. ученые, оказались ниже своего призванія и назначенія. „О, какъ тяжко и грустно изъ сей горней широты обращаться къ долу,-продолжаетъ онъ,-гдѣ мудрецы очами бочутъ, устами гогочутъ, что, мнится, бѣсы ихъ мучатъ, и шевелятся и красуются, какъ обезьяны, болтаютъ и велерѣчатъ, какъ римская Цитерія, чувствуютъ какъ кумиръ, мудрствуютъ какъ идолъ, осязаютъ какъ преисподній кротъ, щупаютъ какъ безокій, у него же только слѣпые очи, гордятся какъ безумный, измѣняются какъ луна, безпокоются какъ сатана, поучаются какъ паучина, алчны какъ песъ, жадны какъ водная болѣзнь, лукавы какъ змій, ласковы какъ крокодилъ, постоянны какъ море, вѣрны какъ вѣтеръ, надежны какъ ледъ, разсыпчаты какъ прахъ, изчесаютъ какъ сонъ. И они-люди? люди! Но сколь много есть Гловацкихъ, у нихъ же нѣтъ головы" („Книжечка о любви до своихъ, нареченная Ольга православная". Хиждеу, стр. 156).
...Но утилитарное направленіе умовъ, развившееся подъ вліяніемъ естественно-научныхъ открытій, которое заглушало всѣ высшіе умственные и нравственные запросы человѣческаго духа, вызывало со стороны ФилосоФаморалиста сильное порицаніе. Во имя этих-то высшихъ требованій духа онъ и ратовалъ противъ матеріалистическаго направленія жизни,указывая на то. что эти требованія безотчетно сказываются въ человѣчествѣ въ видѣ испытываемой неудовлетворенности духа и мысли. Я и самъ сему часто дивлюсь,-говорить одинъ изъ собесѣдниковъ въ „Разговорѣ о душевномъ мирѣ",-что мы въ постороннихъ околичностяхъ черезчуръ любопытны, рачительны и проницательны: измѣрили море, землю, воздухъ, небеса и обезпокоили брюхо земное ради металловъ; размежевали планеты, доискались въ лунѣ горъ, рѣкъ и городовъ, нашли закомплетныхъ міровъ несчетное множество; строимъ непонятныя машины; засыпаемъ бездны; воспящаемъ и привлекаемъ стремления водныя; что денно, новые опыты и дикія изображения. Боже мой! чего мы не умѣемъ, чего не можемъ? Но то горе, что при всемъ томъ кажется, чегось великаго недостаетъ. Нѣтъ того, чего сказать не умѣемъ; одно только знаемъ, что недостаетъ чегось, а что оно такое, не понимаемъ. Похожи на безсловеснаго младенца: онъ только плачетъ; не въ силахъ ни знать, ни сказать, въ чемъ ему нужда; одну только досаду чувствуетъ. Сіе явное души нашей неудовольствіе не можетъ ли намъ дать догадаться что всѣ сіи науки не могутъ мыслей нашихъ насытишь. Бездна душевная, видишь, оными не наполняется".
...„Куда мы слѣпы,-говорить Сковорода,-въ томъ,что нужно намъ есть. Въ Руси многіе хотятъ быть Платонами, Аристотелями, Зенонами, Эпикурами, а о томъ не разсуждаютъ, что Академія, Лицей и Портикъ произошли изъ науки Сократовой, какъ изъ яичнаго желтка цыпленокъ вывертывается. Пока не будемъ имѣть своего Сократа, дотолѣ не быть ни своему Платону, ни другому философу. Отче нашъ, иже еси на небесѣхъ! Скоро ли ниспошлешь къ намъ Сократа, который бы научилъ насъ наипервѣе познанію себя, а когда мы себя познаемъ, тогда мы изъ себя вывьемъ науку, которая будетъ наша, своя, природная („Софросина, сирѣчь толкованіе на вопросъ: что намъ нужно есть". Телескопъ, статья Хиждеу, стр. 41). Сковорода чувствуетъ, что настало время нарожденія философіи въ Россіи. „Оно уже треплется во чревѣ матери своей; но только Анна слышитъ, какъ взыгрался младенецъ во чревѣ Маріиномъ" (тамъ же). Но, замѣчаетъ Сковорода, „многое прежде предлежитъ развалить, разломать и искрошить, чѣмъ придетъ время строить на старомъ грунтѣ новую храмину" (тамъ же).
«...но вы, сударь, одним безбожием своим уже много сделали зла: человек без веры есть ядовитое животное в природе»
...При этомъ Сковорода видѣлъ, что тѣ, которые призваны дѣлать предпринятое имъ дѣло, т.е. ученые, оказались ниже своего призванія и назначенія. „О, какъ тяжко и грустно изъ сей горней широты обращаться къ долу,-продолжаетъ онъ,-гдѣ мудрецы очами бочутъ, устами гогочутъ, что, мнится, бѣсы ихъ мучатъ, и шевелятся и красуются, какъ обезьяны, болтаютъ и велерѣчатъ, какъ римская Цитерія, чувствуютъ какъ кумиръ, мудрствуютъ какъ идолъ, осязаютъ какъ преисподній кротъ, щупаютъ какъ безокій, у него же только слѣпые очи, гордятся какъ безумный, измѣняются какъ луна, безпокоются какъ сатана, поучаются какъ паучина, алчны какъ песъ, жадны какъ водная болѣзнь, лукавы какъ змій, ласковы какъ крокодилъ, постоянны какъ море, вѣрны какъ вѣтеръ, надежны какъ ледъ, разсыпчаты какъ прахъ, изчесаютъ какъ сонъ. И они-люди? люди! Но сколь много есть Гловацкихъ, у нихъ же нѣтъ головы" („Книжечка о любви до своихъ, нареченная Ольга православная". Хиждеу, стр. 156).