Вопросы философии и психологии. Под ред. проф. Н. Я. Грота. Год 4. Книга 3 (18). 1893 г.
Об изменении физиономии в нервных и душевных болезнях. (Окончание). - Минор Лазарь Соломонович (1855-1942)
...Публика имеет о психопатической физиогномике довольно смутное понятие, - она в большинстве случаев представляет себе психопатов по клиническим образцам оперного сумасшествия, этого странного, освященного традициями набора гримас. Публика ошибается; эти образцы суть каррикатуры, и если даже когда-то, может быть, подобные типы существовали, то теперь попадаются крайне редко. Благодаря более гуманному обращению с психическими больными, благодаря широкому применению принципа нестеснения, так называемого «no restraint», мимика психопатов стала значительно спокойнее и бледнее.
Когда несколько лет тому назад известный живописец Верещагин посетил петербургскую психиатрическую клинику с целью изучения психопатических типов для своих художественных целей, он, пройдя все палаты, разочарованный воскликнул: «да тут вовсе нет психических больных». И он со своей точки зрения сказал совершенную правду: действительно, в настоящее время и опытный психиатр, зайдя в общую комнату психиатрического заведения, зачастую затруднится отличить здоровых от больных.
//Да. А уж что о сегодня говорить...
...Только при вторичном слабоумии в первых его стадиях иногда замечаются еще морщины, указывающие на основную болезнь, от которой это слабоумие развилось; так у слабоумных, начавших с меланхолии, наблюдаются часто морщины боли и горя у переносицы.
...Одним словом, во многих случаях наша мимика сводится к совозбуждению исключительно побочных представлений, ассоциированных только с аффектом или с ходом наших мыслей, и всякое психическое явление, происходящее внутри нас, мы бессознательно переводим сначала на язык физических ощущений, и уже потом мускулатура реагирует на эти воображаемые ощущения.
И если это так, то рождающиеся внутри нас, благодаря психической болезни, отвлеченные идеи и болезненные настроения, либо конкретные образы в виде галлюцинаций, должны при ненарушенной умственной деятельности сопровождаться мимикой, ничем не отличающейся от мимики нормального человека, ибо механизм развития мимических движений повсюду одинаков. В действительности так и бывает; даже более: мимика психопата с сохраненной умственной деятельностью не только подобна, но даже чище и выше мимики нормального человека, ибо она концентрированнее, непосредственнее. Смех маниака, воображающего себя бесконечно здоровым и богатым, есть смех самый безграничный, самый искренний; слезы меланхолика, ждущего, что его сейчас поведут к виселице, - это самые горькие, самые мучительные, самые искренние в мимическом отношении слезы; и нет такого гениального живописца, который сумел бы, нарисовав одно только лицо, показать на нем смех с явным диагнозом mania, плач и страдание с диагнозом melancholia.
...Публика имеет о психопатической физиогномике довольно смутное понятие, - она в большинстве случаев представляет себе психопатов по клиническим образцам оперного сумасшествия, этого странного, освященного традициями набора гримас. Публика ошибается; эти образцы суть каррикатуры, и если даже когда-то, может быть, подобные типы существовали, то теперь попадаются крайне редко. Благодаря более гуманному обращению с психическими больными, благодаря широкому применению принципа нестеснения, так называемого «no restraint», мимика психопатов стала значительно спокойнее и бледнее.
Когда несколько лет тому назад известный живописец Верещагин посетил петербургскую психиатрическую клинику с целью изучения психопатических типов для своих художественных целей, он, пройдя все палаты, разочарованный воскликнул: «да тут вовсе нет психических больных». И он со своей точки зрения сказал совершенную правду: действительно, в настоящее время и опытный психиатр, зайдя в общую комнату психиатрического заведения, зачастую затруднится отличить здоровых от больных.
//Да. А уж что о сегодня говорить...
...Только при вторичном слабоумии в первых его стадиях иногда замечаются еще морщины, указывающие на основную болезнь, от которой это слабоумие развилось; так у слабоумных, начавших с меланхолии, наблюдаются часто морщины боли и горя у переносицы.
...Одним словом, во многих случаях наша мимика сводится к совозбуждению исключительно побочных представлений, ассоциированных только с аффектом или с ходом наших мыслей, и всякое психическое явление, происходящее внутри нас, мы бессознательно переводим сначала на язык физических ощущений, и уже потом мускулатура реагирует на эти воображаемые ощущения.
И если это так, то рождающиеся внутри нас, благодаря психической болезни, отвлеченные идеи и болезненные настроения, либо конкретные образы в виде галлюцинаций, должны при ненарушенной умственной деятельности сопровождаться мимикой, ничем не отличающейся от мимики нормального человека, ибо механизм развития мимических движений повсюду одинаков. В действительности так и бывает; даже более: мимика психопата с сохраненной умственной деятельностью не только подобна, но даже чище и выше мимики нормального человека, ибо она концентрированнее, непосредственнее. Смех маниака, воображающего себя бесконечно здоровым и богатым, есть смех самый безграничный, самый искренний; слезы меланхолика, ждущего, что его сейчас поведут к виселице, - это самые горькие, самые мучительные, самые искренние в мимическом отношении слезы; и нет такого гениального живописца, который сумел бы, нарисовав одно только лицо, показать на нем смех с явным диагнозом mania, плач и страдание с диагнозом melancholia.