Вопросы философии и психологии. Под ред. проф. Н. Я. Грота. Год третий. Книга 11. 1892 г.
Исторический очерк воззрений на природу. III-IV (окончание). - Мензбир Михаил Александрович (1855-1935)
...Учение Дарвина в сущности есть объяснение современного состояния и развития организованного мира при признании единства происхождения организмов. Если на Дарвина многие смотрят, как на проповедника этого учения, то только потому, что, отстаивая принятую им идею и разъясняя ее, он собрал такой большой запас фактов в ее пользу и так мастерски сгруппировал их, что сила убедительности его трактатов производила громадное впечатление. Нечего и говорить, что, при непризнании единства происхождения организмов, учение Дарвина о происхождении видов путем естественного подбора совершенно не могло быть принято во внимание. Но и с признанием кровного родства организмов можно было искать иного объяснения происхождения видов, нежели данное Дарвином. К тому же сам Дарвин никогда не отстаивал того, что естественный подбор, принцип вымирания неприспособленных и сохранения приспособленных форм исчерпывает собою те средства, которыми природа пользуется в произведении видов. Он смотрел на эти средства только как на самые важные в данном случае, но всегда сам считал главною своей заслугой умение подбирать и группировать данные, пользуясь индуктивным способом исследования, а не выяснение значения естественного подбора. Завет, оставленный Дарвином его последователям, состоит не в слепой вере в его авторитет, а в индуктивном способе познания природы, открытия ее законов, разгадки ее тайн. Ни в одном из многих томов, оставленных нам Дарвином, мы не найдем хотя бы нескольких строчек, где он излагал бы свое учение тоном догматизма. Умеренность и скромность спорят в его сочинениях с вескостью и убедительностью доказательств в пользу развиваемых им положений. Откуда же после этого та страстная нетерпимость у антидарвинистов по отношению к его учению, которая может быть сравнена только с католической нетерпимостью средних веков? Откуда то ожесточение, с которым Дарвин обвиняется в безнравственности, безбожии многом другом, чего так страшится человечество? Вместо того чтобы с насмешками, презрением и подчас неприличными выходками относиться к этому учению, не лучше-ли серьезно разобрать его достоинства и недостатки? Дарвин при жизни внимал голосу серьезной критики и не оставил без ответа ни одного осмысленного замечания. Теперь, когда его нет, простая деликатность требует, чтобы отношение к его произведениям было достойно человека. Возражения, сделанные Дарвину со стороны дарвинистов, могут в этом отношении служить образцом серьезной научной критики, но на такую критику способны только истинные ученые. Что же касается псевдоученых, то как бы убедительны в их собственных глазах ни были их опровержения Дарвинова учения, науке с ними нечего делть, и здесь нам невольно припоминаются слова, несколько лет тому назад сказанные проф. Гексли: “иногда мне приходится слышать, что появилось то или другое блестящее ученое произведение, которое совершенно разбивает новейшие биологические учения. Прежде я всегда схватывался за такое сочинение и старался проникнуться его достоинствами. Но теперь, состарившись и после долголетней практики, я этого уже не делаю. Я убедился, что все эти блестящие трактаты выходят из-под пера лиц, не знающих азбуки биологии, и единственный ответ, который могу им дать, это совет - пойти и поучиться, прежде чем они станут писать еще”.
...Совсем не то представляет собою появление психических способностей. Строго говоря, мы лишь тогда можем отметить их существование, когда есть орган, принимающий на себя такую функцию, т.-е. когда в организме есть нервная система. Но нервная система существует во 1) только в животном организме, во 2) появляется не у самых низших организмов. Следует-ли отсюда, что растения и низшие организмы лишены способности чувствования? Никак, - факты решительно противоречат этому; но в чем состоят чувства простейших животных и растений, мы решительно не можем себе представить. С другой стороны, что такое представляет собою нервная деятельность? Физиологи говорят нам, что нервный ток есть то же, что электрический ток, - для них нервная деятельность есть не что иное, как один из видов молекулярного изменения ткани, т.-е. опять-таки они сводят нервную деятельность к основному представлению о материи и движении. Но это решительно ни на шак не подвигает нас в нашем представлении о психической деятельности, и сравнительно новая попытка Геккеля примирить человека с представлением о души и памяти молекул, попытка, основанная лишь на игре словами, которую Геккель усвоил себе от натурфилософов, - потерпела полнейшее фиаско в глазах каждого мыслящего человека.
...В сущности, что такое наше сознание? - Не более, как образ и очертание мира, которые мы храним в нашем организме. Но если это так, то происхождение и развитие сознания сводится к восприятию впечатлений и сохранению последних. Чем больше раздражений воспринял организм, тем глубже и полученные им впечатления. При этом, естественно, одновременность двух или более явлений вызывает и одинаковую глубину получаемых от них впечатлений и нераздельность последних.
Таким образом Спенсер подходит к решению вопроса о том, откуда берутся в нашем сознании представления о времени и пространстве. “Если, - говорит он, - существуют известные внешние соотношения, которые постоянно испытываются всеми организмами во всякую минуту их сознательной жизни, - соотношения, которые абсолютно постоянны и повсеместны, - то установятся и соответственные внутренние соотношения, которые будут абсолютно постоянны и всеобщи. Подобные соотношения мы имеем в пространстве и времени. Как субстратам всех соотношений внешнего мира, им должны соответствовать понятия, которые будут субстратами всех других соотношений мира внутреннего. Составляя постоянные и бесконечно повторяющиеся элементы мысли, они должны сделаться автоматическими элементами мысли, от которых невозможно освободиться, - формами мышления”.
...Учение Дарвина в сущности есть объяснение современного состояния и развития организованного мира при признании единства происхождения организмов. Если на Дарвина многие смотрят, как на проповедника этого учения, то только потому, что, отстаивая принятую им идею и разъясняя ее, он собрал такой большой запас фактов в ее пользу и так мастерски сгруппировал их, что сила убедительности его трактатов производила громадное впечатление. Нечего и говорить, что, при непризнании единства происхождения организмов, учение Дарвина о происхождении видов путем естественного подбора совершенно не могло быть принято во внимание. Но и с признанием кровного родства организмов можно было искать иного объяснения происхождения видов, нежели данное Дарвином. К тому же сам Дарвин никогда не отстаивал того, что естественный подбор, принцип вымирания неприспособленных и сохранения приспособленных форм исчерпывает собою те средства, которыми природа пользуется в произведении видов. Он смотрел на эти средства только как на самые важные в данном случае, но всегда сам считал главною своей заслугой умение подбирать и группировать данные, пользуясь индуктивным способом исследования, а не выяснение значения естественного подбора. Завет, оставленный Дарвином его последователям, состоит не в слепой вере в его авторитет, а в индуктивном способе познания природы, открытия ее законов, разгадки ее тайн. Ни в одном из многих томов, оставленных нам Дарвином, мы не найдем хотя бы нескольких строчек, где он излагал бы свое учение тоном догматизма. Умеренность и скромность спорят в его сочинениях с вескостью и убедительностью доказательств в пользу развиваемых им положений. Откуда же после этого та страстная нетерпимость у антидарвинистов по отношению к его учению, которая может быть сравнена только с католической нетерпимостью средних веков? Откуда то ожесточение, с которым Дарвин обвиняется в безнравственности, безбожии многом другом, чего так страшится человечество? Вместо того чтобы с насмешками, презрением и подчас неприличными выходками относиться к этому учению, не лучше-ли серьезно разобрать его достоинства и недостатки? Дарвин при жизни внимал голосу серьезной критики и не оставил без ответа ни одного осмысленного замечания. Теперь, когда его нет, простая деликатность требует, чтобы отношение к его произведениям было достойно человека. Возражения, сделанные Дарвину со стороны дарвинистов, могут в этом отношении служить образцом серьезной научной критики, но на такую критику способны только истинные ученые. Что же касается псевдоученых, то как бы убедительны в их собственных глазах ни были их опровержения Дарвинова учения, науке с ними нечего делть, и здесь нам невольно припоминаются слова, несколько лет тому назад сказанные проф. Гексли: “иногда мне приходится слышать, что появилось то или другое блестящее ученое произведение, которое совершенно разбивает новейшие биологические учения. Прежде я всегда схватывался за такое сочинение и старался проникнуться его достоинствами. Но теперь, состарившись и после долголетней практики, я этого уже не делаю. Я убедился, что все эти блестящие трактаты выходят из-под пера лиц, не знающих азбуки биологии, и единственный ответ, который могу им дать, это совет - пойти и поучиться, прежде чем они станут писать еще”.
...Совсем не то представляет собою появление психических способностей. Строго говоря, мы лишь тогда можем отметить их существование, когда есть орган, принимающий на себя такую функцию, т.-е. когда в организме есть нервная система. Но нервная система существует во 1) только в животном организме, во 2) появляется не у самых низших организмов. Следует-ли отсюда, что растения и низшие организмы лишены способности чувствования? Никак, - факты решительно противоречат этому; но в чем состоят чувства простейших животных и растений, мы решительно не можем себе представить. С другой стороны, что такое представляет собою нервная деятельность? Физиологи говорят нам, что нервный ток есть то же, что электрический ток, - для них нервная деятельность есть не что иное, как один из видов молекулярного изменения ткани, т.-е. опять-таки они сводят нервную деятельность к основному представлению о материи и движении. Но это решительно ни на шак не подвигает нас в нашем представлении о психической деятельности, и сравнительно новая попытка Геккеля примирить человека с представлением о души и памяти молекул, попытка, основанная лишь на игре словами, которую Геккель усвоил себе от натурфилософов, - потерпела полнейшее фиаско в глазах каждого мыслящего человека.
...В сущности, что такое наше сознание? - Не более, как образ и очертание мира, которые мы храним в нашем организме. Но если это так, то происхождение и развитие сознания сводится к восприятию впечатлений и сохранению последних. Чем больше раздражений воспринял организм, тем глубже и полученные им впечатления. При этом, естественно, одновременность двух или более явлений вызывает и одинаковую глубину получаемых от них впечатлений и нераздельность последних.
Таким образом Спенсер подходит к решению вопроса о том, откуда берутся в нашем сознании представления о времени и пространстве. “Если, - говорит он, - существуют известные внешние соотношения, которые постоянно испытываются всеми организмами во всякую минуту их сознательной жизни, - соотношения, которые абсолютно постоянны и повсеместны, - то установятся и соответственные внутренние соотношения, которые будут абсолютно постоянны и всеобщи. Подобные соотношения мы имеем в пространстве и времени. Как субстратам всех соотношений внешнего мира, им должны соответствовать понятия, которые будут субстратами всех других соотношений мира внутреннего. Составляя постоянные и бесконечно повторяющиеся элементы мысли, они должны сделаться автоматическими элементами мысли, от которых невозможно освободиться, - формами мышления”.