Стенограмма Нюрнбергского процесса. Том II (militera.lib.ru), 2018
День девятнадцатый
Четверг, 13 декабря 1945
Уолш: Начиная представление доказательств осуществления гитлеровцами программы уничтожения евреев, я хочу обратиться к тому богатому источнику документальных доказательств, которым является дневник Ганса Франка, генерал-губернатора оккупированной Польши. На заседании кабинета во вторник 16 декабря 1941 г. в здании правительства в Кракове подсудимый Франк обратился с заключительной речью к собравшимся, документ PS-2233 (d), USA-281:
«Поскольку дело касается евреев, я хочу сказать вам совершенно откровенно, что с ними надо покончить тем или иным способом. Как-то фюрер сказал: «Посмей объединённое еврейство спровоцировать мировую войну, будет пролита кровь не только народов участвующих в ней, но и самому еврею придёт конец в Европе». Я знаю, что в настоящее время многие меры проводимые против евреев в Рейхе критикуют. Подспудно они ставятся под сомнение, что очевидно из докладов о морали, беседах о жестокости, и т.д. Перед тем как я продолжу, я прошу вас согласиться со мной в следующей формулировке: мы принципиально жалеем немецкий народ и никого другого в мире. У остальных, нет жалости к нам. Как старый национал-социалист я должен сказать: эта война будет лишь частичным успехом, если её переживёт еврейство. Моё отношение к евреям, основано только на ожидании того, что оно исчезнет. От него нужно избавиться. Я начал переговоры об их депортации на Восток. Большое совещание на которое я собираюсь послать государственного секретаря, доктора Бюлера, пройдёт в Берлине в январе. Обсуждение пройдёт в главном управлении безопасности Рейха с группенфюрером СС Гейдрихом. В любом случае начнётся великое переселение евреев.
Что нужно делать с евреями? Вы думаете, что их будут расселять в «Остланде» в деревнях? В Берлине нам говорят: «Вам это нужно?» Мы ничего не можем сделать с ними ни в Остланде ни в рейхскомиссариате. Поэтому ликвидируйте их сами. Господа, я должен просить вас отказаться от всякого чувства жалости. Мы должны истребить евреев, где бы мы их ни находили и всякий раз, когда это только возможно для того, чтобы в целом сохранить структуру Рейха. Естественно, это будет достигаться иными методами нежели отмечал начальник бюро доктор Хуммель. Нельзя делать судей специальных судов ответственными за это, в силу ограничений правовой процедуры. Устарелые взгляды не могут применяться для выполнения такой исключительно важной единственной в своем роде задачи. Мы должны найти путь, который ведет к цели, и мои мысли работают в этом направлении.
Евреи являются для нас сейчас вредными микробами. Мы имеем сейчас примерно два с половиной миллиона евреев в Генерал-губернаторстве. И если считать полуевреев и всех тех, которые к ним относятся, мы имеем три с половиной миллиона. Мы не можем расстрелять или отравить эти три с половиной миллиона, но мы, тем не менее, сумеем принять меры, которые приведут тем или иным путем к их уничтожению и это согласуется с гигантскими мерами о которых решили в ходе дискуссий в Рейхе. Генерал-губернаторство должно освободиться от евреев, также как и Рейх. Где и как этого достигнуть является задачей установленных ведомств. Их деятельность доведут до вас в подходящий момент».
С позволения трибунала, это не планирование и не разработка планов частного лица, а выражение чиновника германского государства, назначенного генерал-губернатора оккупированной Польши. Методы используемые для уничтожения еврейского народа различались, хотя и не являясь тонкими, тем не менее были весьма эффективными.
День двадцатый
Пятница, 14 декабря 1945
Кауффман: … Могу я затронуть два пункта в отношении вчерашней и ближайшей презентации доказательств по разделу преступлений против человечности. Во-первых, я прошу, чтобы письменные показания Пфаффенбергера, которые были представлены вчера, были исключены из протокола. Свидетель будет позднее перекрёстно допрошен, так как письменные показания носят фрагментарный характер в своих важнейших частях. Во многих случаях не понятно основаны ли его наблюдения на личном наблюдении или понаслышке, и поэтому легко можно сделать ложные выводы. Свидетель не упоминает, что комендант лагеря Кох и его бесчеловечная жена были приговорены к смерти судом СС, помимо прочего в связи с этими событиями. Конечно, можно установить точные факты путём опроса свидетелей на последующей стадии процесса. Но до этого времени трибунал и все сотрудники обвинения и защиты будут постоянно находится под влиянием таких ужасных показаний.
Содержание показаний настолько ужасающее и настолько отвратительное для человеческого разума, что может захлопнуть чьи-либо глаза и уши. Между тем подобные заявления уходят в мировую прессу, и цивилизация справедливо возмущается. Последствия таких предвзятых заявлений неисчислимы. Обвинение чётко осознавало такое значение показаний и раскрыло печальные документы во время вчерашнего заседания.
Если пройдут недели или месяцы до того как такие показания станут понятными, их первоначальный эффект нельзя будет устранить, но пострадает истина и справедливость. Конечно же, статья 19 устава не допускает такого положения дел.
…
Председатель: Трибунал желает выслушать представителя главного обвинителя от Соединённых Штатов.
Джексон: … Трибунал подчинён уставу, который осознаёт невозможность охватить обычными способами доказывания и жизнями живых людей десятилетие, пространство континента, миллионы деяний. Нам не нужен процесс, вроде процесса Уоррена Гастингса, длящийся 7 лет. Поэтому, устав установил только два стандарта согласно которым любое доказательство, я подчёркиваю, может быть отклонено. Первый заключается в том, что доказательство должно иметь отношение к делу. Второй заключается в том, что оно должно иметь определённую доказательственную ценность. Такое правомочие предоставлено трибуналу статьей 19, в силу сложности рассмотрения данного дела, если бы мы использовали технические нормы доказательств по общему праву.
Одна из причин того, что это военный трибунал, вместо обыкновенного суда, заключается в том, чтобы избежать прецедентообразующего влияния того, что происходит здесь, на наше собственное право и прецедента который возникнет, если бы это был обычный судебный орган.
Статья 19 предусматривает, что трибунал не связан техническими правилами доказывания. Он должен следовать и применять как можно более ускоренную и менее техническую процедуру и должен допускать в качестве любого доказательства всё, что имеет доказательственную ценность. Таким является правомочие, что он должен допускать любое доказательство имеющее доказательственную ценность. Ваши чести, цель данного положения, я могу сказать такова: в этом заключается противоречивость данного дела - и у нас нет сомнения в том, что есть место для противоречий - следует концентрироваться на ценности доказательства, а не его допустимости.
У нас нет присяжных. Нет никакой причины применять правила суда присяжных. Поэтому, когда приобщается доказательство, возникают два вопроса: есть у него доказательственная ценность? Если у него нет доказательственной ценности, его конечно же не следует включать в материалы дела. Вторая причина, как оно относится к делу? Если не относится, конечно его не включают.
Спорное доказательство имеет отношение к делу; никто это не оспаривает. Никто не может сказать, что письменные показания, данные надлежащим образом, не имеют какой-либо доказательственной ценности. Какова их доказательственная ценность, их весомость, следует устанавливать в ходе дела. То есть, если свидетель дал письменные показания, и господин Кальтенбруннер их отрицает, и вам кажется, что отрицание имеет весомость и достоверность, конечно, письменные показания не будут рассматриваться при заключительном рассмотрении дела. Но мы здесь рассматриваем события, которые заняли большие промежутки времени и огромные расстояния. Мы имеем дело с разбросанными свидетелями и обстановкой в которой линии сообщения почти остановились.
...Следующая норма - и она несёт в себе дух статьи 17 заключается в том, что трибунал имеет право допрашивать любого подсудимого. Конечно, в нашей системе юриспруденции у трибунала нет такого права, потому что подсудимый имеет безусловное право отказаться от дачи показаний, но снова следуя континентальной системе, трибуналу было предоставлено право допрашивать любого подсудимого, и его иммунитет, который был бы у него в соответствии с конституцией Соединённых Штатов, если бы его судила наша система, отобран.
Я придерживаюсь моей точки зрения, что упомянутая статья (статья 17) весьма последовательно предоставляет трибуналу право по его усмотрению вызывать свидетелей, приобщать к делу дополнительные доказательства и ставить любые вопросы, как свидетелям, так и любому подсудимому.
…
Руденко: Господа судьи. Я выступаю после моего коллеги господина Джексона с тем, чтобы сделать и свое заявление, поскольку ходатайство защиты, с моей точки зрения, является принципиально неправильным и должно встретить возражения со стороны обвинения. Я полностью разделяю позицию, изложенную здесь главным обвинителем от США господином Джексоном. Я бы хотел, господа судьи, указать на следующие обстоятельства: Защита в своем ходатайстве ставит под сомнение право обвинителей делать ссылки и оглашать свидетельские показания тех лиц, которые проживают вне Германии. Подобное заявление является совершенно неправильным, ибо, как известно, основную массу своих злодеяний подсудимые совершили во многих странах Европы и вполне понятно, что свидетели этих злодеяний проживают в разных местах и обвинение неизбежно должно прибегать к свидетельству этих людей как письменному, так и устному. Ваши чести мы переходим к этапу процесса, на котором будут излагаться так называемые военные преступления и преступления против человечности, жестокости которые совершили подсудимые в обширных районах. Мы будем представлять вам, господа судьи, в качестве доказательств документы, как исходящие от самих подсудимых, так и от лиц, потерпевших от военных преступников. И было бы невозможно представить в суд всех этих свидетелей с тем, чтобы они устно изложили суду свои показания. Неизбежно представление письменных доказательств и письменных показаний свидетелей.
примечания
Карл Кох (1897 - 1945) - штандартенфюрер СС, комендант Заксенхаузена (июль 1936-июль 1937), первый комендант нацистского концентрационного лагеря Бухенвальд (с 1937 по 1941 годы), а позже комендант лагеря Майданек в Люблине. Расстрелян по приговору суда СС.