Люблю тебя
Пролог.
Раннее, проходящее летне, осеннее утро. Лучи восходящего солнца, преодолев мешающие им нести свет человечеству, горы, лучами иголками проникают в тихо и сладко спящий дом. Блики света играют, отражаясь от стекол, зеркал, преломляясь в хрустале стаканов, стопок, салатниц, заполняющих поверхность стола, складывают движущиеся фантастические узоры на полу, потолке и стенах, словно разноцветные осколки в непрерывно крутящемся детском калейдоскопе.
Резкий шорох, заставляет открыться один глаз, мгновение назад спящей, хозяйки дома. Второй ее глаз не прерывает сон, полностью утопая в пуховой подушке.
Монокуляр, видит вблизи, большой стеклянный стол, неубранный, как вчера хотелось, отмечает вскользь разум, чуть дальше шерстяное, коричневое, упитанное тельце, сидящее на стуле придвинутом к столу и положившее мордочку на него. Большие, грустно и завороженно смотрящие на лежащую под стеклянным колпаком сырную нарезку, глаза, котопса. Опять в медитации, спаниель несчастный, пронеслась и тут же улетучилась бесследно мысль. А все потому, что, чуть дальше, виднелось странное и привлекшее все внимание.
Её подружки оживленно жестикулируя и перешептываясь, стояли у окна, внимательно в него вглядываясь.
Короткая борьба лени с любопытством, окончилась вполне ожидаемой победой генетики над сном и применением древнейшего приема истинной онна-бугэйся , для экстренного перемещения в реальностях, как то - выползание из-под одеяла со стягиванием его с кровати и укутывание в него же. Она, присоединяется к ним.
Подруги, откровенно радуются, появлением в их составе, ещё двух ушей, глаз и необходимого для коммуникации, хоть и одного, но не менее ценного от этого, рта.
Мизансцена.
Утро, лучи яркого солнца пробиваются сквозь тонированное, панорамное окно. Три нимфы в ночных рубашках . Виденье чистой красоты. Смотрят в окно.
Представленная им картина, была, одновременно и прекрасна в своей умиротворенности, ярко зеленая трава, легкий, поднимающийся парок от начавшей нагреваться земли, так и завораживающие ужасной.Картиной, какой-то неведомой трагедии, развернувшейся в видимом, как будто параллельно прекрасному.
Не заданный вопрос, пробужденной - что случилось и собственно где в данный момент находится, принадлежащий ей по праву собственности муж и мальчики, вообще? Был не задан. По причине, своей не нужности. В экране видения, муж и все мальчики, физически наличествовали.
Наиболее сведущая из юных прелестниц, несмотря на имеющиеся у неё и еще до конца не прошедшие, небольшие проблемы с самочувствием, которые являлись следствием её внутреннего убеждения в скорой и неизбежной, победе феминизма на планете и требуемым для этого, упорством и старанием, не позволить, хотя бы для начала, этим самцам, гордо бравировать, большим количеством поглощаемого ректификата и его вариаций, поведала подругам об увиденном. Ещё более ранним утром, под плохим углом зрения, из-за неплотно закрытой двери ванной комнаты.
Где не задолго до этого, она начала принимать, необходимые ей процедуры. Тишина спящего дома и окружающей обстановки, позволила ей дорисовать не виденное, мысленно, из потока поступающей, вербальной информации.
Мизансцена, на самом деле первая.
Легкий скрип, железной входной двери, хозяин дома, лёгкой скользящей походкой, практически плывя по ламинату пола, явно стараясь не создавать лишнего шума, проскальзывает в зал. Возвращается он оттуда, неся в руках кастрюлю с каким то варевом, судя по запаху c кашей с мясом.
Держит он её одной рукой, прижимая к себе, второй рукой, задумчиво, зачерпывает из ёмкости содержимое и пробует. Видимо на вкус и возможно из имеющегося опасения обжечь нёбо, будущих окормляемых .
Он сосредоточен, занят делом и слегка торопится. Уже, почти покинув дом, он, замирает.
Взгляд его привлекает, лежащее под лестницей ведущей на второй этаж, на кудрявой белой овечьей шкуре, кудрявое же с головы, тело, напоминающее формами, его давнишнего друга.
Он задумчиво улыбается и с непередаваемой нежностью, смотрит на спящего. Секундой спустя, не переставая нежно улыбаться и вспоминать что-то видимо очень хорошее, толкает лежащего друга, свободной, не опорной, ногой.
Лицо друга, поворачивается к нему, появляясь из тени, глаза его открыты, а рот издаёт, один, но чрезвычайный в своей ёмкости и важности, вопрос - ы?
Тихим, но уверенным шёпотом, он сообщает второму необходимую информацию, одновременно спрашивая у него - чего он собственно разлегся тут и почему не принимает, хотя бы какого то, но непосредственного участия в событиях?
До ещё, пока продолжающего лежать, видимо получившего недостаточный импульс бодрости, тела, доводится, кратко, но ёмко - что, по имеющейся у друга, этого субъекта, информации, несомненно правдивой и многократно проверенной, существует опасность побега или исчезновения горячительных, еще оставшихся в пределах досягаемости, напитков. Сведения тревожные и в текущей обстановке, могущей сломить стойкость и крепость, всего, градусом и повыше. Или не дай Будда, склонить к неразумному рывку в забугорный, якобы рай, сквозь плохо охраняемую границу с Монголией.
До которой по прямой, через три перевала, какие-то жалкие, четыреста пятьдесят километров. Сказанное, мгновенно пробудило друга. Он пружинисто встал. И в ответ, произнес, что, по его мнению, происходящее не приемлемо, не допустимо и это необходимо пресечь, любой ценой.
Добавив, что, кто кроме него, старшего сержанта, ещё КГБ, ещё СССР, пограничных войск, может лучше подходить, для выполнения этого ответственного и опасного задания.
Навыки не забыты, хватка крепка, опыт участия в подобных, тяжелых баталиях, имеется.
Происходит краткое обсуждение, сложившийся обстановки, второй друг одевает обувь, отказывается от предложенной теплой куртки, под предлогом, не надо, скоро будет и так, жарко. Они собираются покинуть дом.
Вдруг, сверху, с лестницы второго этажа, раздаётся лёгкий, шлепающий топот и появляются в видимости, две, покрытые волосами ноги , плавно переходящие в трусы как нельзя кстати соответствующие моменту, защитного, зелёного цвета.
Третий, мужской голос, присоединяется к общению и говорит, что несмотря на произошедшее вчера, благодаря имеющейся у него подготовке и никуда не пропавшей, постоянно тренируемой бдительности, он всё сказанное слышал и готов принять в деле, посильное участие.
Двое уже начавших движение к цели друзей, пытаясь отговорить, не совсем ещё готового, ну очевидно же - каски, противогаза, штык ножа, консервов и хотя бы носков, у третьего друга не наблюдалось, ответили - что дело не настолько, скорее всего, серьёзное.
Вполне возможно, опасность преувеличенна и собственно они могут и вдвоём справиться, ни капли не беспокоя сон и заслуженный отдых, третьего.
На что тот, возражая им, сказал - а задумывались ли друзья, при разработке текущего плана операции, что побег возможен не только сухопутным, но и водным путём?
И проявив необходимую случаю учтивость, дабы не обидеть, ненароком, уже находящихся почти в сражении друзей, он дополнил, что при всём уважении, к талантам и навыкам, двух стоящих рядом с ним товарищей, кто если не он, из них, является старшим матросом МЧПС СССР и кому если не ему, все взятки в руку в случае поисков уходящего по кильватерному следу и последующего взятия на абордаж?
Друзья задумчиво переглянувшись, утвердительно кивнули. Доводы неоспоримы, река рядом, за забором в пятидесяти метрах.
Последовало краткое, уже тройное совещание. Первый друг, передал кастрюлю второму и плавно переместился снова в зал, видимо для набора необходимого в операции снаряжения, третий оделся в куртку и теплые галоши.
Стараясь сохранять максимальную тишину, даже при высказывании сопутствующих, кратких, командных, идиоматических выражений, они покинули мирно спящий дом.
Мизансцена. Вид из пространства на оконный проем и наоборот.
Три пары глаз, одна рука расчесывающая расчёской, слежавшиеся от сна волосы, один рот кусающий взятое со стола яблоко, две руки на стекле и слегка сплюснутый, прижатый к окну носик.
Их взору предстает картина, случившейся, без сомнения, неравной и скорее всего, героической битвы.
Напротив окна, чуть вдали от дома, большой вольер для собаки. Один из друзей, лежит на спине на крыше внутренней будки, раскинув руки, лицо его устремлено в небо.
Второй, полулежит рядом, за прутьями вольера, на расстоянии полуметра, голова его поникла, на его груди виднеется что-то большое и круглое, видом своим напоминающее виденный в художественных фильмах про войну, диск от какого то пулемёта. В левой его руке, вытянутой к вольеру, похоже в попытке передать товарищу боеприпас, сжато горлышко стеклянной, поблескивающей на солнце, ёмкости.
Третий, хозяин дома, лежит уткнувшись лицом, в тело большой собаки. Руки его обхватывают пса, так, как будто он пытался вынести на себе, пока не упал, пострадавшего при выполнении задания, верного до конца, азиатского погранично-служебно-розыскного кобеля, Аватара.
Пёс, раньше всегда оживленно радостный и не сидящий на месте, неподвижен.
Понимание, серьезности и трагичности произошедшего, добавляет то, что ровно в этот момент, по вершине забора участка, переступая с лапки на лапку, движется чужой кот, не привлекая к себе, никакого внимания грозного охранника, не позволявшего никогда, даже небесным птахам, клевать хозяйскую алычу.
Слюна из его пасти, медленно капает на шею, уже явно ничего не чувствующего хозяина, глаза , неотрывно смотрят на, до боли родной и дорогой его сердцу облик.
Три облачка, хранящие разум внутри красивых черепов своих хозяек, с пронзающей их дугой радуги, по которой весело подскакивая и переходя на аллюр, несутся пони единороги, круговертью мыслей, задумались.
Не сговариваясь и не произнося ни слова, думают об одном и том же, смотря на лежащие, родные тела.
Всё-таки мама, была не права.
Ну и что, что пьяница - не всегда же.
Да, пусть и мот безудержный, машинки всякие, ружья, лодки - подумаешь, он работает как трактор и тащит все что не приколочено к ногам моим, пусть и себя, чуть побалует.
Бабник - ну и что, у них инстинкт такой, природа. Он слабый и нежный, несмотря на видимую жёсткость, мальчишка, что с него взять.
А как волшебно он оправдывается и как мирится, ах. Одной мне известно и тайна эта, умрёт со мной.
Зато, вот, когда потребовалось, он молча и ни звуком не потревожив мой покой, пошел и принял удар на себя.
Три пары глаз, заволокла как дымка, поволока.
Милый… Дорогой… Любимый… Единственный…
Эпилог
Три пары рук, занялись приведением себя в строго регламентируемый, но, известный только им одним, порядок.
Следующим, без обсуждений, поскольку порядок должен последовательно занимать объем за объемом, был дом, целиком.
Тела друзей, обсудив, договорились, привести в соответствующий общему порядку, порядок, после.
За экраном окна, за исключением бегущих по небу кустистых, ослепительно белых облаков, ничего не двигалось. Трое друзей, неподвижно лежали, лишь волосы на их головах, слегка шевелились. Непослушная челка одного, черные, жесткие завитки другого и двигающиеся как будто в разнобой, стриженные накоротко, волосы третьего.
Казалось, что, их нежно и любя, поглаживает по головам, по очереди, одной рукой, второй поддерживая полную грудь, та самая, Родина Мать.
Глядя сверху, на стоявших до последнего и думая - какие хорошие дети.
Эти, не предадут. Ни за что. Никогда.