[Одессизмы в русском языке] Откуда такая популярность литератора Жванецкого? Попробуйте его не слушать (тут работает природное актёрство автора), а почитать текст - невероятно скучно, плоско, какая-то унылая пошлятина. Без навязывания через СМИ, а есть специальная передача на центральном ТВ "Дежурный по стране" (вот так без ложной скромности, а вы как думали) это никак невозможно.
Сто лет назад комиссары навязывали своих, разговаривая с русским, держа наготове маузер... но владение СМИ гораздо лучше владения пистолетом. Бабель?! Кажется, что он-то внёс вклад... и русскому интересен. Да, пожалуй интересен, но, так сказать, этнографически, как южно-портовая экзотика. Представьте себе, что "Как это делалось в Одессе" написан не языком торговца и зазывалы с Привоза, а языком русской классики... и обаяние исчезнет, как исчезают болотные огни с восходом солнца.
Нет, какое-то место у Бабеля, да даже может и у Жванецкого, в русской литературе, наверно, есть, но не такое, как навязали. Навязали вкус... возьмите песенную эстраду, тут не только порча вкуса, но и языка, и только теперь, кажется, начинаем отходить от одесского морока. А уж советский кинематограф (кстати, заголовок этого поста - это цитата из фильма) - вот уж настоящий конвейер по переработке русского в советское.
В 20-30 годы ХХ столетия русский образованный слой был дискредитирован, раздроблен, лишён статуса, а потом и почти полностью уничтожен физически, а на образовавшееся пустое социальное место хлынул поток провинциальных и национальных левых интеллектуалов, настроенных очень революционно и очень антирусски, до экстремизма. Для них русский язык особой ценностью не являлся, а служил им разве только что для интернационального общения. Трудно себе представить, сколько всего русского не написано, не спето, не изображено, какой чудовищный вред разрушения нанесён русской культуре. Всё это мы теперь осознали. Но некоторые русские писатели почуяли опасность сразу, ещё тогда. Например Иван Бунин:
Отнюдь, или Одессизмы в русском языке Вспомним один эпизод из мемуарной книги Ивана Алексеевича Бунина «Окаянные дни». Итак, место - Одесса, время - 1919 год. Бунин с горечью размышляет:
«Распад, разрушение слова, его сокровенного смысла, звука и веса идет в литературе уже давно. - Вы домой? - говорю как-то писателю Осиповичу, прощаясь с ним на улице. Он отвечает: - Отнюдь! Как я ему растолкую, что так по-русски не говорят? Не понимает, не чует: - А как же надо сказать? По-вашему, отнюдь нет? Но какая разница? Разницы он не понимает. Ему, конечно, простительно, он одессит. Простительно еще и потому, что в конце концов он скромно сознается в этом и обещает запомнить, что надо говорить "отнюдь нет"».
Однако в наши дни подобных Осиповичей развелось пруд пруди, хотя, вроде бы, где, как не в Москве, должна звучать чистая русская речь? Тем не менее, злосчастное «отнюдь» слышится на каждом шагу, в том числе из уст внешне вполне интеллигентных людей. Не знаю, кому как, а мне чертовски режет слух.
В чем же заключается ошибка?
Заглянем в словарь Даля: «Отнюдь (наречие) - никак, нисколько, никоим образом, ни под каким видом, предлогом; выражает строгий зарок или запрет, за коим следует: не. Отнюдь не смей, отнюдь не трогай! Это отнюдь тебя не касается. Я отнюдь не хочу этого слышать».
Иначе говоря, «отнюдь не» равносильно: совсем нет, вовсе не; все эти наречия усиливают отрицание. Поясним абсурдность употребления наречия «отнюдь» без обязательного «не» следующим примером: - Вы не устали? - Вовсе. - Хотите есть? - Совсем. Точно также нелепо выглядит и одинокое «отнюдь».