А не замахнуться ли нам на Михаила нашего Булгакова, подумал, наверное, Антон Федоров, востребованный ныне и креативный режиссер, после столичного успеха «Мадам Бовари» и «Где ты был так долго, чувак?». Благо МТЮЗ и Генриетта Яновская, которая ставила в этом театре «Сердце» в 1987 году, включили зеленый свет и передали ему эстафетную палочку.
Там, где Антон Федоров режиссирует, там подразумевается нестандартность, свежесть восприятия запыленной классики, модный бомонд в партере, дыша дорогими парфюмами, чинно раскланивается с соседями и наводит лорнетки (айфоны) на сцену. Сейчас модно «смещать акценты» и отодвигать классическое старье в сторонку.
Сюжет Булгакова в пересказе не нуждается.
Главный бриллиант спектакля - Игорь Гордин.
Игорь Гордин - мощь и сила!
(с) фотограф Ольга Аверкиева
Его профессор Филипп Филиппович Преображенский как будто имеет 3D объем. Походка, речь, мимика, импровизация и способность смешно шутки шутить - широчайший диапазон актерской нюансировки. Буквально каждую минуту он новый.
Если условно в первой половине спектакля (у Федорова нет антрактов) перед зрителями предстает абсолютно барственный вальяжный эгоист, который хочет к имеющимся регалиям присоединить себе и лавры Бога-Творца, то во втором условном действии - с него слетают все маски и мишура как иголки с сухой елки. Он по-настоящему испуган содеянным, растерян, потерян, раздавлен, и этот тяжело переживаемый им душевный коллапс помогает ему возвратить себе былую и давно утерянную человечность.
По сцене разбросано сено, а значит, должна быть собака. Лохматый бобтейл Шарик есть в наличии, хорош и органичен как полагается собаке, ловко и бесстрашно запрыгивает на операционный стол, где в кромешной тьме к нему пришивают человеческий гипофиз и сотворяют Шарикова (Андрей Максимов). Шариков в спектакле на редкость безобразен, от клоков волос из-под окровавленных бинтов и бесстыдного мочеиспускания, до погрома в ванной и задушенного кота в руке и оформления надлежащих докУментов для прописки в профессорских хоромах.
Необычен Швондер (Антон Коршунов) в брежневской шапке-пирожке тихий и как будто робкий, падающий в обморок, недоделанный пролетарий-тихушник с маузером в кармане драпового пальто. Борменталь (Илья Шляга) в раже счастья и предвкушении славы от причастия к созданию «лабораторного человека» создает комичный образ молодого доктора. Правая рука управдома Вяземская (София Сливина) приятно украшает свою небольшую роль забавной «в нос» модуляцией голоса.
Теперь обсудим новаторство.
В отношении второстепенных героев Юрий Погребничко из суфлерской будки шепчет Федорову на ухо - развивай характеры, прицепи психологизма, включи музыку сфер, нажми на нерв.
И таки да, здесь начинаются режиссерские отступления - к Булгакову подключается тема двух одиноких женщин, горничных Зины и Дарьи Петровны. Почему бы трепетной чистой Зине (Алла Онофер) не влюбиться в грубияна и мерзавца Шарикова? Узнаваемый женский типаж, готовый терпеть побои и унижения, но все равно любить и спасать. Напротив темы абьюза можно поставить галочку «выполнено». Почему бы Дарью Петровну (Екатерина Александрушкина) не сделать латентной алкоголичкой и одинокой старой девой, амбивалентно страдающей и от женской и материнской невостребованности? «Нерожденный сыночек» контрастно оттеняет её глубоко запрятанные душевные страдания.
Ну и сам Шариков, который превращается, превращается Шариков в недолюбленного ребенка в семье. Режиссер неожиданно и благодатно упаковывает омерзительного героя в около психологическую повесточку и в финале выводит со сцены прямо в плачущий от умиления зал в виде печально-грустной человеко-собаки. Спровоцировав тем самым бурное и бессмысленное пост театральное обсуждение «отчего черствый профессор не занимался воспитанием новорожденного Полиграфа Шарикова, хотя мог, и тогда тот и вырос бы человеком!».
Интересная игра с базовым материалом всегда ход конем потому, что это единственная шахматная фигура, способная перепрыгнуть через другую, применительно к театру - через авторский текст. Но зерна все же следует отделять от режиссерского ботанического привоя на ветке изначального смысла.
Вторая условная половина спектакля, действительно, «ужасна» и натурально вселяет хтонический страх. Шариков - видоизменяющийся на глазах отвратительнейший голем, по неведомым причинам совершенно органично вписывается в набирающую ощутимую мутную силу нового порядка и разрастающуюся грибницу «новых тврщей». Вернуть Шарика в собачью шкуру можно, но что этот единичный акт изменит, когда надвигается неодолимое незнакомое страшное Нечто? Что же может помочь русскому человеку пережить любую сложную ситуацию? Ответить несложно. Запойно запить - отличное лекарство от красного яблочка, которое неотвратимо «котится» уже где-то прямо под окнами.
В спектакле внезапно много музыки, выбор которой говорит о высокой планке музыкального вкуса. Шуршат бобины магнитофона - британский пианист Джон Огдон играет Скрябина, звучат треки из коллекции умиротворяющей фортепианной музыки, а в песне группы Pixies поётся о психическом заболевании человека и возможности исцеления.
Любимец бомонда Антон Федоров рискнул аки театральный экспериментатор, и аля булгаковский фьюжн благодаря прекрасным актерским работам имеет право украсить афишу МТЮЗа.
(c) фотограф Ольга Аверкиева
МТЮЗ Аккредитация от портала
«Звезды Мегаполиса»