Мышкин. Часть вторая
Церковь Успения Пресвятой Богородицы - Дом Сорокиных - Дом Порецких - Часовня св. Георгия Победоносца - Дом Томсона
Церковь Успения Пресвятой Богородицы. И.Манфрини. 1820
XI
Красивые города любить легко. Петербург, Париж, Вену. На каждом углу красуется шедевр, если не мирового зодчества, то европейского - точно. Тротуары подметены, а кое-где даже вымыты. С шампунем. Кофе опять же в фарфоровых чашках подают, а не в пластиковых стаканах.
Другое дело - маленькие провинциальные городки. Им даже путеводители отказывают в праве на красоту: напишут про именитых земляков, про удои и уловы, про разорение Батыем и московскими князьями, наконец. Но разве удивишь кого-то московскими разорителями? Нет, чтобы написать крупными буквами на первой же странице: Мышкин - самый красивый город земли! Я бы поверил. Правда-правда.
XII
С тех пор, как Камилло Зитте, а затем Леон Крие рассказали нам о маленьких кривых площадях старых европейских городов, о человеческом масштабе и прочем гуманизме Средневековья, с тех самых пор барочные и ампирные площади, все эти Дворцовая, святого Петра или Тяньаньмэнь, утеряли свою магию, не растеряв величия. С тех пор мы перестали стыдиться косых углов и неправильных пропорций и в старых русских городках стали выискивать остатки былой, до-екатерининской планировки, приговаривая: смотри-ка, прелесть какая!
Одна такая кривая площадь, с Никольской церковью посередине, у нас впереди, в третьей части рассказки. А вот церковь Успения Пресвятой Богородицы в Мышкине формирует классически правильную площадь, четвероугольную, окружённую присутственными местами, особняками, ресторацией и спуском к набережной, в сутолоку туристов, которым пронырливые аборигены втюхивают копчёную рыбу по баснословным ценам. Вокруг площади бравыми гренадерами выстроилось каре дерев,- вспоминаются барские усадьбы, «графиня изменившимся лицом» и всё такое. Здесь, правда, бежать придётся не к пруду, а к Волге, к сувенирам и копчёным угрям.
XIII
Церковь Успения напоминает купецкую дочь, вернувшуюся из пансиона благородных девиц: в меру упитанна, в меру воспитана. Зодчий, Иоганнес Манфрини, был большой затейник. Он взял совершенно классический храм, с тремя портиками ионического ордера и элегантным ренессансным куполом, и приставил к углам 4 цилиндра, увенчав их, а заодно и купол, русскими старорежимными луковками.
Церковь начали строить в 1805-м, в год Аустерлица, а закончили в 1820-м, за год до смерти Буонапарте. Представьте: Александр I и Наполеон беседуют на плоту посреди Немана, а её строят; французы форсируют Березину, а её строят; русские казаки кричат «Быстро!» парижским трактирщикам, а её строят; союзники чудом выигрывают битву при Ватерлоо, а её строят, низвергнутый император на пустынном острове сокрушается, что не стал властителем Индии, а её всё ещё строят. Ух!
XIV
Из всех именитых мышкинских земляков самый дорогой сердцу русского человека, конечно же, Пётр Арсеньевич Смирнов. Помните, в начале эпохи второго русского капитализма появилась в магазинах знаменитая водка «Смирнофф» и не было слаще этого запретного плода. Потом привыкли, успокоились, да и переключились на иные продукты.
Смирнов, уроженец деревни Каюрово Мышкинского уезда, с семилетнего возраста работал «мальчиком» в ренсковом погребе (виноторговой лавке) у дяди, в Москве. В 1857 году его отец выкупил семью из крепостной зависимости и Пётр Арсеньевич продолжил семейное дело.
Со школы все знают про реформы Александра II Освободителя: крестьянскую 1861 года, земскую и судебную 1864-го, городскую 1870-го. Нам же интересны другие даты: в 1863-м царь-батюшка отменил винный откуп и ввёл акциз, а в 1865-м Менделеев, беспощадно талантливый человек, оформил в диссертацию свои опыты по разбавлению спирта водой.
Казалось бы, наступило время палёнки и беспредела, но не таков был Пётр Арсеньевич. Поставив на качество, Смирнов сам-один отбирает всё самое лучшее: воду, зерно, способы очистки. Невероятно, но это срабатывает: проходит 20 лет и вот уже он купец 1 гильдии и поставщик двора Его Императорского, а также дворов шведского и испанского королей, у него пачки ассигнаций, граммофон и прочие атрибуты буржуазного быта.
Во времена второго русского капитализма - ельцинско-путинского - эти фокусы уже не проходят. Был такой Довгань - помните? - тоже водку выпускал, про качество говорил, марки голографические внедрял. Да где теперь эта водка?
Наивен был первый русский капитализм: Савва Морозов рабочим общежития строил, деньгами оппозицию снабжал. А оно вона как обернулось. Нынешний капитализм куда мудрёней.
Дом Сорокиных. нач. XX в.
Дом Порецких. XIX в.
XV
Винная карта в мышкинском ресторане «Мышеловка» весьма прельстива, особенно по части наливок. Разумеется, водка тоже присутствует, разных наименований и производителей. Хотя хватило бы и просто «Смирноффской». Уж где-где, а здесь - да. Но. Раз уж мы о наливках,- вишнёвую особенно рекомендую. Не пожалеете.
Получается, главное достижение Смирнова - идеальная водка из идеальных составляющих - его земляками забыто. Или забыта. Её чистый вкус, гордость Петра Арсеньевича, прячется за другим вкусом.
XVI
Пётр Вайль в телевизионной версии «Гения места» рассказал о некой датской кафешке, где он пил местную, весьма недурную, водку и закусывал бутербродами. Вот именно бутерброды нас теперь и интересуют: Вайль говорит, что в меню их было что-то 175 видов.
При изобретательном подходе мышкарей к водкам и наливкам, они совершенно бессердечны к закускам. Какие 175? - там и десятка не наберётся.
Хотя, если разобраться, бутерброды не идут ни в какое сравнение с традиционными русскими закусками. Помните, ещё профессор Преображенский учил, что холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует с закусками горячими.
Я вот, например, люблю расстегаи с визигой. На худой конец буженину, разогретую в микроволновке. Хотя и от почек заячьих верчёных не откажусь:)
XVII
Вайль, демонстрируя осанку отставного гусарского полковника, показал эти датские бутерброды. Мама дорогая! Это флагманский линкор «Индепенденция» с полным парусным вооружением, а не бутерброд! Я даже не хочу знать, до каких пределов надо раззявить рот, чтобы понадкусить.
Нет уж, я лучше солёным рыжиком ограничусь. Если смогу поймать его вилкой на тарелке.
Часовня св. Георгия Победоносца. 2008
XVIII
Победа над мифическим змием далась, как мы помним, легко. Не таков змий зелёный. Рассказывают случай: Тимофей Васильевич Чистов, многолетний глава городской Думы и владелец особняка с террасой для чаепитий, как-то раз озаботился моральным обликом мышкарей. Когда мещанин Рупасов позволил себе особо цинический загул, Чистов официально потребовал его наказания, и Дума приняла соответствующее постановление: "Сделался в обществе такой член, который совершенно не может быть терпимым сколько по поведению, а и потому, дабы он развратной жизнью не мог послужить соблазном другим». Каково?
XIX
Сегодня напротив впадения Юхоти в Волгу уголок тихого отдыха. Может быть, эта та самая поляна, где задремавший князь чуть было не стал жертвой змия? Скамейки попарно повёрнуты друг к другу для сближения любящих сердец, а высокий крутой берег ограждён во избежание хулиганства и суицида.
Каюсь, на одной из этих скамеек я сидел, вытянув потёртые ноги 43-го размера и пил из горла коньяк. Закусывал я его охотничьими колбасками, хотя всякий знает, что нет к коньяку закуски лучше, чем борюсик.
Дом Томсона. XIX в.
XX
С высокого волжского берега открывался изумительный русский вид: река, и полосатые теплоходы с ошалевшими туристами, и далёкий синий лес на том берегу, и осторожная морось. Хотелось встать, обернуть вокруг шеи палестинский платок и запеть на весь простор хрустальным детским дискантом: когда усталая подлодка из глубины спешит домой…
Вот на такой же высокий берег выходила Катерина из печальной пьесы Островского, поднимала руки и хотела полететь как птица. «Опасайтесь своих мечт», - говорят в таких случаях многоумные китайцы. «За сбычу мечт!», - принято говорить в нашей благословенной Отчизне. Такие вот мы разные…
продолжение следует
Ещё Ярославская область:
Мышкин. Часть первая
Мышкин. Часть вторая
Пошехонье. Часть первая
Пошехонье. Часть вторая
Пошехонье. Часть третья