Мистическое переживание литургии и индивидуалистический мистицизм
Adrian AGACHI. Trăirea mistică liturgică şi misticismul individualist. 06.12.2011.
Духовные переживания отдельного христианина стали рассматриваться как наиболее возвышенные мистические переживания. При этом забыт тот факт, что слово «таинство» (греч. mysterion) происходит от того же основополагающего термина. В древности мистическое и сакраментальное были тождественными понятиями. После этого современного шизофренического разделения они стали обозначать индивидуальное и общинное, однако не таков был их основной смысл. Мистическое переживание было литургическим опытом. Достаточно почитать Псевдо-Дионисия Ареопагита, Григория Нисского, Афанасия Великого или Макария Египетского. В настоящее же время мы пришли к выводу, что только у «индивидуальных» переживаний есть мистическое основание. К сожалению, нет ничего более ошибочного, чем подобное представление...
Что на сегодняшний день представляет собой мистическое богословие? С православной точки зрения, мистическое богословие являет самую суть нашей веры, глубокую и никогда не завершающуюся преемственность православного Предания. Мистическое богословие - это плод познания Бога через литургию в общине и лично, по мере каждого из нас.
С точки зрения современности, мистика понимается как некая ложная тайна, которая не заслуживает никакого внимания. Однако какого взгляда на мистику придерживается современное православное богословие? Далее мы проанализируем подробный ответ, который дает на этот вопрос священник Эндрю Лаут.
"Мистический" и "мистицизм"
Труд свящ. Эндрю Лаута под названием «Происхождение христианской мистической традиции. От Платона до Дионисия» - не нуждается в презентации (перевод этой книги уже был опубликован в издательстве «Deisis» Элизабетой Войкица Сита в 2002 году). Этот труд, первоначально опубликованный на английском языке в 1981 году («The Origins of the Christian Mystical Tradition: From Plato to Denys» ), был переиздан в 2006 году с послесловием, в котором автор попытался объяснить на нескольких страницах ряд существенных изменений, которые претерпели его взгляды за четверть века после первой публикации. Интересно то, какое определение свящ. Эндрю Лаут дает термину «мистический». Это и составляет главную тему данной статьи. Однако прежде чем перейти к анализу данного термина как такового, нам следует указать на его отличие от понятия «мистицизм». Свящ. Эндрю Лаут утверждает следующее: «Хотя термин «мистицизм» едва ли можно встретить у святых отцов - и это обстоятельство не помогает нам объяснить, что они вкладывали в это понятие - все же прилагательное «mystikos», от которого происходит этот термин, встречается в святоотеческих писаниях довольно часто. Заманчиво утверждать, что "мистицизм" святых отцов тождественен прилагательному «mystikos». Этот соблазн велик, и нам не всегда удавалось ему противостоять, хотя это таит в себе опасность обнаружить идеи в первых веках, которых, по сути, там нет (...) Но если это так (что нетрудно доказать), и у современного термина "мистицизм" есть прошлое, в котором использовалось прилагательное «mystikos», тогда нам следует всмотреться в это прошлое, чтобы увидеть, в какой мере мы можем проследить за развитием термина и, в частности, увидеть, какие иные смыслы в нем сокрыты" (Andrew Louth, The Origins of the Christian Mystical Tradition - from Plato to Denys, 2nd edition, Oxford University Press, Oxford, 2006, p. 204). Нетрудно высказать свое мнение на этот счет, прежде чем перейти к рассмотрению исходных значений термина «mystikos». В наши дни под мистицизмом понимается нечто абсолютно индивидуальное, некое экстатическое состояние, переживаемое лично, но никоим образом не на уровне общины. По сути, речь идет о чем-то обманчивом, о некой иллюзии - хотя и более интенсивной, но все же иллюзии. Такого ли мнения придерживались святые отцы?
Три смысла
Опираясь на важный труд Луи Буайе под названием «"Мистицизм": Эссе об истории Слова» (Louis Bouyer ""Mysticism": an Essay on the History of a Word", tradus şi inclus în lucrarea Mystery and Mysticism, A. Plé (ed.), London, Blackfriars Publications, 1956), свящ. Эндрю Лаут выделяет три значения прилагательного "mystikos". "Первый и самый распространенный способ употребления этого термина - это указание на "мистический" смысл Священного Писания. Второй способ обычно используется в литургическом контексте. Начиная с IV века, термином "мистический" нередко обозначаются литургические тексты и обряды, и даже богослужебные предметы. Третье значение используется реже всего и относится к христианской жизни" (там же, с. 204)*. Таинственный смысл Священного Писания, литургический контекст и христианская жизнь представляют собой три элемента, которые составляют основные значения термина «мистический». Однако, парадоксальным образом, несмотря на то, что в святоотеческих трудах именно литургический смысл этого термина используется чаще всего, к концу средневековья мы видим, как все невероятным образом переворачивается с ног на голову. "Третий смысл, хотя и имевший значение для святых отцов, был вписан в контекст первых двух смыслов. Однако на закате Средневековья первые два смысла были утрачены, а на их место было насаждено - в качестве единственного возможного, но вырванного из всякого контекста - представление о том, что мистическое связано с сокровенной жизнью отдельного христианина, но не всякого, а такого, кто внутри себя смог войти в общение с Богом и предъявить доказательство этого общения отношения как источник божественной или религиозной власти" (там же, с. 211). Таким образом, мистический опыт превратился в свойство индивидуальных ощущений, пустой экстаз, лишенный всякого личностного опыта. Литургическая мистика была утрачена, и мистику Священного Писания стали смешивать с ошибочными толкованиями, которые отдаляли ее от всякой святоотеческой мысли. Следовательно, духовные переживания отдельного христианина стали рассматриваться как наиболее возвышенные мистические переживания. При этом забыт тот факт, что слово «таинство» (греч. mysterion) происходит от того же основополагающего термина. В древности мистическое и сакраментальное были тождественными понятиями. После этого современного шизофренического разделения они стали обозначать индивидуальное и общинное, однако не таков был их основной смысл. Мистическое переживание было литургическим опытом. Достаточно почитать Псевдо-Дионисия Ареопагита, Григория Нисского, Афанасия Великого или Макария Египетского. В настоящее же время мы пришли к выводу, что только у «индивидуальных» переживаний есть мистическое основание. К сожалению, нет ничего более ошибочного, чем подобное представление...
Созерцание и практика
В конце своего послесловия, полного богатых по содержанию идей, свящ. Эндрю Лаут описывает еще одну проблему современности - желание обладать прагматическим, а не созерцательным опытом (там же, с. 211). Для святых отцов путь усовершенствования начинался с практики, чтобы достичь "теории" ("theoria" по-гречески означает "созерцание"). Вначале необходимо очищение от страстей, предполагающее практическую аскезу, в центре которой сосредоточены телесные упражнения, направленные на подчинение плоти духу. После этого христианин достигал уровня созерцания. Его основное аскетическое упражнение состояло в постижении смыслов творения и его существования на этой земле, чтобы потом прийти к соединению с Богом через созерцание нетварного света. Однако в настоящее время мы сначала думаем, чтобы затем действовать и, таким образом, жить подлинно. От страстных помыслов мы переходим к греховным поступкам и думаем, что так нам удастся испытать что-то возвышенное. На самом же деле, мы блуждаем, будучи далекими от всякого рода деятельности, которая могла бы направить нас на божественный путь созерцания. Мы забываем мыслить по-настоящему. Один лозунг из прошлого, рождающего прискорбные воспоминания, гласил следующее: "Мы не думаем, а трудимся" ("Noi muncim, nu gândim"). Примерно в том же духе живем и мы, последующие поколения. Нам пора преодолевать этот прагматический барьер и учиться прагматизму святых отцов - пути к познанию Бога. Без этого пути все остальные мирские достижения совершенно бесполезны. Пришло время отречься от этого индивидуализма, который обещает нам мистические переживания, но дает дешевую мистику. В противном случае дойдет до того, как говорил один писатель межвоенного времени, что мистических сочинений много, но нет ни одного мистика. А мистик, добавили бы мы, - это тот, кто должен стремиться найти Бога, в первую очередь, в христианской общине, через литургический и библейский, а не обособленный образ жизни...
*Перевод указанных цитат мне пришлось делать с румынского - за неимением доступа к оригиналу на английском языке. Поэтому заранее делаю оговорку, что точность вынужденного двойного перевода этих цитат относительна. Все же надеюсь, что удалось передать главный смысл.