Pr. dr. Nichifor Tănase. Euharistiei „Taină a adunării” şi împărtăşirea continuă //
Dualismul liturgic - un fel de crux interpretum Problema modului de unire a sinaxei/a adunării euharistice cu Euharistia.
Revista Teologică, nr. 3, 2007, pp. 536 - 537.
Начало.
К ключевым особенностям Евхаристии относится ее характер «таинства собрания». Совершитель таинства говорит от имени всего собрания (в первом лице множественного числа), а не только от своего собственного имени и не только для себя, но как «уста Церкви», как «язык церковной общины», чей «Аминь» является основополагающим для совершения Евхаристии. Тем более что причащение - всего народа в принципе, а не нескольких отдельных лиц - снова является неотъемлемой и определяющей частью Божественной литургии. 9-ое Апостольское правило четко запрещает участие в Божественной литургии без причащения. Все, в том числе миряне, сослужили литургию как священники (Karl Christian Felmy, Dogmatica experienţei eclesiale, Sibiu, 1999, с. 255 - 257).
Точно так же, как невозможно, чтобы Евхаристия совершалась без рукоположенного священнослужителя, она не может совершаться и без собрания народа Божьего в одном месте, без всей общины. В качестве наиболее яркого противоположного примера можно вспомнить свт. Феофана Затворника, канонизированного Русской православной церковью в 1988 году. В течение 22 лет он совершал Божественную литургию в полном одиночестве, а последние 11 лет - даже ежедневно. Жизнеописателей святителя этот факт не смутил - по всей видимости, они осознавали общинный характер литургии, говоря о "сослужении ангелов" на службах, совершаемых свт. Феофаном Затворником.
Свт. Иоанн Златоуст предупреждал: "Есть случаи, в которых священник не отличается от подначального, например, когда должно причащаться страшных тайн. Мы все одинаково удостоиваемся их; не так, как в Ветхом Завете, где иное вкушал священник, иное народ, и где не позволено было народу приобщиться того, чего приобщался священник. Ныне не так; но всем предлагается одно тело и одна чаша. И в молитвах, как всякий может видеть, много содействует народ. (...) При самом также совершении страшных тайн священник молится за народ, а народ молится за священника, потому что слова: «co духом твоим» означают не что иное, а именно это. И молитвы благодарения также общие, - потому что не один священник приносит благодарение, но и весь народ. Получив сперва ответ от народа, и потом согласие, что достойно и праведно совершаемое, начинает священник благодарение" (свт. Иоанн Златоуст, Толкование на Второе послание к Коринфянам, Беседа 18, 3).
Причины все более редкого причащения, по мнению К. Х. Фельми, заключаются в чрезмерном акцентировании устрашающего характера богослужения и в его понимании как культовой драмы. Эта эволюция равноценна индивидуализации, которая начинает проявляться уже в различии между «литургией» и «Евхаристией» у свт. Кирилла в его различных таинствоводственных поучениях (Karl Christian Felmy, De la Cina de Taină la Dumnezeiasca Liturghie a Bisericii Ortodoxe. Un comentariu istoric, Editura „Deisis”, Sibiu, 2004, с. 83, 74).
Св. Иустин делал сильный акцент на "Аминь" общины, которая тем самым принимает созидающее участие в вознесении евхаристической молитвы. Хотя участие всей общины в богослужении было определяющим, еще в доконстантиновскую эпоху совершителям Евхаристии было отведено особое место в богослужебном собрании (синаксе), обозначенное и в пространстве. В результате раскопок в Аквилее были обнаружены следы решетки между местом, отведенным для духовенства, и пространством для мирян. Из проповедей свт. Иоанна Златоуста можно прийти к выводу о существовании некой завесы, закрепленной между столбами кивория ("ciborium") и открывавшейся в определенные моменты богослужения. По всей видимости, еще со времен свт. Иоанна Златоуста некоторые молитвы произносились тайно и, таким образом, миряне были их лишены (там же, с. 127 - 128).
IV век отмечен в истории богословия двумя диаметрально противоположными явлениями: с одной стороны, рефлексивное возвращение к Священному Писанию. Кроме того, существуют также мощные тенденции эллинизации, которые наложили свой отпечаток как на понятия в тринитарно-христологических спорах, так и на понимание богослужения, которое становится "mysterium" в строгом смысле слова. У своих истоков те действия, которым позднее было дано "мистическое" объяснение, носили чисто практический характер, утверждает К. Х. Фельми: "В древней Церкви чисто практические действия были неотъемлемой частью богослужения, выражением телесного характера и материализма спасения, необходимого для противостояния спиритуалистическим еретическим тенденциям" (там же, с. 70 - 73, 105).