Христианин Бердяев
Pr. Constantin Sturzu. Creştinul Berdiaev. 28.09.2013.
Присутствие и участие интеллигенции в жизни Церкви всегда было неудобной темой. Немногие из богословов/клириков решались на открытый диалог на этом поприще. Когда же этот диалог сдвигался с мертвой точки, то нередко приобретал ярко выраженные полемические оттенки. Не так уж часто в биографиях церковных лиц можно найти цельный взгляд на культурную деятельность, философскую мысль или научные открытие. В этом смысле у нас есть блестящие исключения в лице таких священнослужителей, как митрополит Антоний (Плэмэдялэ) или свящ. Константин Галериу. Но и православие за пределами румынского пространства не знало принципиально иных подходов. Присутствие интеллигенции в Церкви, которое недостаточно освоено, может принести то освежающее дыхание, в котором Церковь как живой организм крайне нуждается, особенно в ее общественно-культурном измерении. Поэтому мы выбрали одного из таких неудобных интеллектуалов Православной церкви, чтобы обрисовать его портрет, в особенности с христианской точки зрения. Речь идет о русском философе Николае Александровиче Бердяеве (1874-1948), плодовитом писателе, вызывавшем много споров в церковной среде. И именно по той причине, что он систематически поднимал проблемы, которые предельно актуальны для двухтысячелетнего христианства, мне бы хотелось посвятить ему ряд статей в этой рубрике, в надежде на то, что только тогда, когда мы решимся без предрассудков вступить на почву неудобных вопросов, мы сможем содействовать исправлению тех человеческих слабостей, которые обнаруживаются в жизни Церкви.
Живописный персонаж, постоянно присутствовавший в тех кругах, где обсуждались философские идеи своего времени, писатель-одиночка, избегавший любого течения мысли, которое могло бы его ассимилировать, участвовавший в политических движениях своего времени, но при этом возглашавший о несостоятельности любой политической доктрины, предельно восприимчивый к страданиям окружающих вплоть до высшей степени самопожертвования, но непонимаемый и избегаемый за радикализм своих убеждений, искренний и воодушевленный сторонник обновляемого и обновляющего христианства, при этом всегда пребывающий в натянутых отношениях (вплоть до риска отлучения) с представителями церкви, которую Бердяев критиковал и любил в равной степени. Во всех своих произведениях Бердяев является, прежде всего, свободным человеком. В наибольшей степени для него была характерна cвобода мыслить и выражать свои убеждения откровенно, без обиняков. За это его ценили читатели со всех уголков мира, но в то же время это наживало ему недругов по идеологическим, философским или религиозным соображениям.
Чтение какого-либо текста, написанного Н. А. Бердяевым, становится встречей с собственными переживаниями. С ним можно соглашаться или не соглашаться, можно резонировать с его идеями или возмущаться ими, но невозможно оставаться равнодушным. Русский философ хорошо известен в румынском культурном пространстве. После 1990 года не менее пятнадцати из его книг было переведено на румынский язык. Но интерес к его трудам возник намного раньше, еще со времен той эпохи, которую более интересовал (подчас раздражал) его взгляд на некоторые сугубо христианские вопросы. В самом деле, его христианство оставляет неизгладимый отпечаток практически в каждом предложении, его «следы» присутствуют либо в букве, либо в духе. Возможно, по этой причине, несмотря на то, что его труды с интересом читают, их чаще избегали, даже тогда, когда апеллирование к его идеям могло бы привнести больше веса исследованиям в таких областях, как философия, социология или история. Философы его избегали, вежливо или безразлично, особенно упрекая его в обилии богословских терминов, а богословы предпочитали чаще всего обходить его труды молчанием, ошеломленные дерзновением Бердяева подходить к решению вопросов на грани с ересью. Никакие прочие области культуры не позволили семенам какой-либо бердяевской идеи принести плоды на своей почве. Например, в эстетике не нашла отклика предложенная перестановка акцента с "продукта" творения на метафизическую основу творческого акта, в то время как историков, по всей видимости, не убедила идея оценки исторических фактов в качестве вторичных по отношению к их эсхатологическим пружинам. Таким образом, относительно присутствия Бердяева в румынском культурном пространстве мы могли бы сказать, что имеем дело с парадоксом: философ, которого даже широкая аудитория читает и ищет, оказывается в пренебрежении в специальной литературе, во всяком случае, его наследие усвоено в крайне незначительной степени.
Но, пожалуй, самая яркая его особенность состоит в оригинальном сочетании философских понятий и преимущественно христианских терминов. "Я не богослов, моя постановка проблем, мое решение этих проблем совсем не богословские. Я представитель свободной религиозной философии", - отмечал русский философ в своей автобиографической книге «Самопознание». Действительно, ход «работы», улавливаемый в его произведениях, не характерен для богословских трактатов, однако в основном (особенно в отношении ключевых понятий) у них общий язык. Самый существенный вклад автора оригинальной "эсхатологической метафизики" заключается в том, что он актуализировал и развил тему "последних вещей". Этот факт признается не только в румынском богословии, но и, что естественно, в русском церковном пространстве, во всем русском православном богословии ХХ века, которое эволюционировало "внутри эсхатологической проблематики", будучи "очищенным с философской точки Бердяевым", а с богословской точки зрения - прот. Георгием Флоровским (проф. Мариос Бегзос).