Ах, как мы веселились тогда!
Билеты на елку в Дом культуры, долгожданные коньки и мандарины без ограничений. Оливье, советское шампанское и «Голубой огонек». А еще бенгальские огни, бой кремлевских курантов и поздравительные открытки родным и знакомым. Вот он, Новый год по-советски!
Очередной наш с Ольгой Сюткиной материал в новом номере журнале «Хлеб&Соль» посвящен именно им - новогодним традициям советской жизни.
Этот праздник для людей ушедшей эпохи был, пожалуй, единственным, где не надо было изображать что-то политическое. Он оставался поистине человеческим, семейным торжеством. При том, что сама рождественская елка долгое время была запрещенной в Советском Союзе как религиозный атрибут.
1920-е годы - время НЭПа - новой экономической политики, разрешившей элементы рыночной экономики. Послабление коснулось не только будней, но и праздников. В эти годы продолжают отмечать Рождество и Новый год, но, конечно, тайком. Советская власть не приветствовала ряженое дерево, считая его религиозным пережитком. Впрочем, нравы были пока гуманными. На комсомольском собрании вполне могли задать вопрос: «Как же ты, советский студент, можешь отмечать поповский праздник?» Но - ни более того.
Впрочем, уже в 1929 году в газете «Правда» появляется разгромная статья. Ее объектом становятся частные артели, выпускающие елочные игрушки: ангелочков, вифлеемские звезды, фигурки волхвов. Публикация стала прозрачным намеком - пора прикрывать лавочку.
Но к 1935 году экономическая ситуация в стране довольно стабильна. Индустриализация набирает темп, строятся новые города, заводы. И постепенно в жизнь возвращаются подзабытые за первые годы советской власти буржуазные традиции. В ноябре на съезде стахановцев Сталин произнес свою знаменитую фразу: «Жить стало лучше. Жить стало веселее». Но разрешить отмечать Рождество в обществе, где активно насаждается атеизм, не представлялось возможным. А вот вернуть Новый год Советской власти оказалось под силу. Тут же стали вспоминать историю о том, как Ленин в 1919 году устроил детям елку. «Ленин и дети празднуют Новый год» - это стало любимой темой советской пропаганды.
Парадоксально, но именно в 1937-38 годах - столь неподходящей для этого эпохе - начинают складываться советские традиции Нового года. Инициатором выступает сам «отец народов». Говорят, однажды он даже спросил свое окружение: «Где будем делать главную елку?». И немедленно огромные елки были поставлены в Парке Горького, возле гостиницы «Москва». А бал-маскарад для отличников впервые провели в Колонном зале дома Союзов - здании бывшего дворянского собрания.
Прообразом советского Деда Мороза станет персонаж славянской мифологии Морозко. Снегурочка, вышедшая из-под пера драматурга Александра Островского, превратится в его внучку. Первое время советские дети пугались краснощекого бородатого деда с мешком, не понимая, кто он такой. Другое дело, когда на праздник в школу или детский сад приходит полярный летчик! Это персонаж знакомый и нестрашный. Война еще только предстоит советскому народу, но профессия летчика уже стоит на пьедестале почета. Миллионы мальчишек мечтают о небе. И в ветвях новогодней елки тоже прячутся приметы времени - самолеты и дирижабли.
Пройдет еще десять лет и появится новая игрушка - кукуруза. Она станет излюбленной забавой не только советского лидера Хрущева, приказавшего засеять ею полстраны. Но и детей, с увлечением вещающих на елку ее стеклянные и картонные фигурки. Игрушечные фрукты, овощи - все это становилось новогодней детской забавой, отчасти компенсируя этим недостаток товаров в повседневной жизни.
Новый год - семейный праздник. Кажется, так было всегда. Но в СССР он стал таким далеко не сразу. В большинстве своем люди жили в коммуналках. И отмечать праздник в семейном углу было не принято, - собирались квартирами. До конца 1950-х существовала и другая практика - праздновать трудовым коллективом в Доме культуры. И только в середине 1960-х с массовым появлением у граждан отдельного жилья Новый год у нас обретает уютные семейные черты.
Сервелат, балык, баночная ветчина - все самое вкусное, что удавалось купить в октябре-ноябре - все это оставлялось к этому празднику. К брызгам шампанского за праздничным столом примешивалась непременная легенда о том, что «советское шампанское - самое лучшее в мире». Была ли она мифом, или в те годы этот наш напиток был «на высоте», - споры об этом до сих пор кипят на российских кухнях.
И, конечно, непременным атрибутом праздничного стола был салат «Оливье». Созданный в Москве французским поваром в 60-е годы XIX века он состоял тогда из каперсов, рябчиков, раковых шеек и даже черной икры. Но уже к концу 1930-х каперсы исчезают, а раки и рябчики становятся как-то редки. И вот в 1939 году шеф-повар ресторана «Москва» Григорий Ермилин создает салат «Столичный» - новую версию «Оливье», где вместо рябчиков используют курицу, каперсы заменяются зеленым горошком, а вареные раки - подходящей по цвету морковкой.
Вряд ли стоит сейчас вдаваться в объяснения, почему тогда использовалась колбаса или свинина, и как менялись названия салата в зависимости от замены ингредиентов. Салат «Московский», скажем, готовился с колбасой. Может быть, потому, что в Москве в то время колбаса была самая вкусная (и вообще - она была). А все остальное - картофель, яйца, горошек, огурцы маринованные, морковь отварная, майонез провансаль - это традиционный набор ингредиентов. Добавлялось зеленое яблоко, оно, кстати, очень даже не лишнее.
Сегодня немного странно, что этот калейдоскоп смешанных и залитых майонезом мелко накрошенных продуктов можно было назвать салатом оливье. Конечно, у многих советских людей сомнения всегда присутствовали: что-то здесь не так... Но, ведь, салат оливье - это не просто блюдо. Это яркий символ советской кулинарии. Воспринявшей дореволюционное гастрономическое наследие России и вместе с тем создавшей совершенно новое, не виданное в истории явление. Которое так же, как и советский Новый год, стало частью нашей жизни и культуры.
Очередной наш с Ольгой Сюткиной материал в новом номере журнале «Хлеб&Соль» посвящен именно им - новогодним традициям советской жизни.
Этот праздник для людей ушедшей эпохи был, пожалуй, единственным, где не надо было изображать что-то политическое. Он оставался поистине человеческим, семейным торжеством. При том, что сама рождественская елка долгое время была запрещенной в Советском Союзе как религиозный атрибут.
1920-е годы - время НЭПа - новой экономической политики, разрешившей элементы рыночной экономики. Послабление коснулось не только будней, но и праздников. В эти годы продолжают отмечать Рождество и Новый год, но, конечно, тайком. Советская власть не приветствовала ряженое дерево, считая его религиозным пережитком. Впрочем, нравы были пока гуманными. На комсомольском собрании вполне могли задать вопрос: «Как же ты, советский студент, можешь отмечать поповский праздник?» Но - ни более того.
Впрочем, уже в 1929 году в газете «Правда» появляется разгромная статья. Ее объектом становятся частные артели, выпускающие елочные игрушки: ангелочков, вифлеемские звезды, фигурки волхвов. Публикация стала прозрачным намеком - пора прикрывать лавочку.
Но к 1935 году экономическая ситуация в стране довольно стабильна. Индустриализация набирает темп, строятся новые города, заводы. И постепенно в жизнь возвращаются подзабытые за первые годы советской власти буржуазные традиции. В ноябре на съезде стахановцев Сталин произнес свою знаменитую фразу: «Жить стало лучше. Жить стало веселее». Но разрешить отмечать Рождество в обществе, где активно насаждается атеизм, не представлялось возможным. А вот вернуть Новый год Советской власти оказалось под силу. Тут же стали вспоминать историю о том, как Ленин в 1919 году устроил детям елку. «Ленин и дети празднуют Новый год» - это стало любимой темой советской пропаганды.
Парадоксально, но именно в 1937-38 годах - столь неподходящей для этого эпохе - начинают складываться советские традиции Нового года. Инициатором выступает сам «отец народов». Говорят, однажды он даже спросил свое окружение: «Где будем делать главную елку?». И немедленно огромные елки были поставлены в Парке Горького, возле гостиницы «Москва». А бал-маскарад для отличников впервые провели в Колонном зале дома Союзов - здании бывшего дворянского собрания.
Прообразом советского Деда Мороза станет персонаж славянской мифологии Морозко. Снегурочка, вышедшая из-под пера драматурга Александра Островского, превратится в его внучку. Первое время советские дети пугались краснощекого бородатого деда с мешком, не понимая, кто он такой. Другое дело, когда на праздник в школу или детский сад приходит полярный летчик! Это персонаж знакомый и нестрашный. Война еще только предстоит советскому народу, но профессия летчика уже стоит на пьедестале почета. Миллионы мальчишек мечтают о небе. И в ветвях новогодней елки тоже прячутся приметы времени - самолеты и дирижабли.
Пройдет еще десять лет и появится новая игрушка - кукуруза. Она станет излюбленной забавой не только советского лидера Хрущева, приказавшего засеять ею полстраны. Но и детей, с увлечением вещающих на елку ее стеклянные и картонные фигурки. Игрушечные фрукты, овощи - все это становилось новогодней детской забавой, отчасти компенсируя этим недостаток товаров в повседневной жизни.
Новый год - семейный праздник. Кажется, так было всегда. Но в СССР он стал таким далеко не сразу. В большинстве своем люди жили в коммуналках. И отмечать праздник в семейном углу было не принято, - собирались квартирами. До конца 1950-х существовала и другая практика - праздновать трудовым коллективом в Доме культуры. И только в середине 1960-х с массовым появлением у граждан отдельного жилья Новый год у нас обретает уютные семейные черты.
Сервелат, балык, баночная ветчина - все самое вкусное, что удавалось купить в октябре-ноябре - все это оставлялось к этому празднику. К брызгам шампанского за праздничным столом примешивалась непременная легенда о том, что «советское шампанское - самое лучшее в мире». Была ли она мифом, или в те годы этот наш напиток был «на высоте», - споры об этом до сих пор кипят на российских кухнях.
И, конечно, непременным атрибутом праздничного стола был салат «Оливье». Созданный в Москве французским поваром в 60-е годы XIX века он состоял тогда из каперсов, рябчиков, раковых шеек и даже черной икры. Но уже к концу 1930-х каперсы исчезают, а раки и рябчики становятся как-то редки. И вот в 1939 году шеф-повар ресторана «Москва» Григорий Ермилин создает салат «Столичный» - новую версию «Оливье», где вместо рябчиков используют курицу, каперсы заменяются зеленым горошком, а вареные раки - подходящей по цвету морковкой.
Вряд ли стоит сейчас вдаваться в объяснения, почему тогда использовалась колбаса или свинина, и как менялись названия салата в зависимости от замены ингредиентов. Салат «Московский», скажем, готовился с колбасой. Может быть, потому, что в Москве в то время колбаса была самая вкусная (и вообще - она была). А все остальное - картофель, яйца, горошек, огурцы маринованные, морковь отварная, майонез провансаль - это традиционный набор ингредиентов. Добавлялось зеленое яблоко, оно, кстати, очень даже не лишнее.
Сегодня немного странно, что этот калейдоскоп смешанных и залитых майонезом мелко накрошенных продуктов можно было назвать салатом оливье. Конечно, у многих советских людей сомнения всегда присутствовали: что-то здесь не так... Но, ведь, салат оливье - это не просто блюдо. Это яркий символ советской кулинарии. Воспринявшей дореволюционное гастрономическое наследие России и вместе с тем создавшей совершенно новое, не виданное в истории явление. Которое так же, как и советский Новый год, стало частью нашей жизни и культуры.