(no subject)
Меня до -30 морозы не берут. А потом надо одеваться тепло, чтобы не мерзнуть. Самый морозный мороз меня в -10 застал. В сентябре. На границе Таймыра и Ямало-ненецкого округа, водоразделе Енисейской и Обской губы, где начинается речка... Неважно. Там тысячи речек и миллоны озер.
***
Я валялся под пуховым одеялом на пуховой подушке в чуме у Гриши Яроцкого, бригадира... Номер неважно. Бригады оленеводов. То есть он по паспорту Прокопий, но с детства его все зовут Гриша. Он не говорит почему. Витька Яроцкий по секрету рассказал, что у Гриши-Прокопия мать неграмотная, когда привезла его из роддома, забыла, как сына записали, да мало кто читать умел. Стали Гришей называть. Она и сейчас по-русски не очень хорошо говорит, что ей руские имена - бессмысленные звуки. У Гриши - девять дочерей. Старшая - замужем, младшей - два года. Четырехлетняя девчонка ушла в два года соседний чум к родне, к дядьке - самая маленькая спала с родителями, а лежать между семью сестрами и быть среди них младшей не понравилось. четверо девчонок еще в школе учатся, в интернате в Дудинке с осени по весну живут. Или трое? В чуме шесть собак. А к полночи в чуме керосинку гасят. Тишина, собаки спят в ногах и прижимаются к бокам людей, если холодно - греются сами и тундровиков греют. Очаг тлеет, тепло уходит, дышать легко.
- Андрей, - негромко Гриша позвал.
- Что?
- Видишь вверху чума дырку?
- Вижу.
- Значит, завтра холодно будет.
- Не понял.
- Северное сияние над тучами, поэтому небо видно. Значит, холодно будет. Гуси улетают, один-два дня осталось, скоро лайды замерзнут, им кушать будет нечего.
- Витька тоже - он сказал, что часов в семь утра гусей надо ловить, пока не улетели. Я позвал, а он отказался, говорит, теперь он - семейный человек, так рано не встает, не выспится.
- Я дам ружье. Один сходи на озера.
- Ага.
***
А потом я лежал и думал, что буду писать про них. Про Гришу, про его родню, про все. И вспоминал, как четыре дня ждал, когда меня оленеводы заберут с Северо-Соленинского промысла, а они не ехали - дожди как раз начались, речка по дороге разлилась, не переправиться. И как в последний день, перед вертолетом, на котором собирался обратно лететь, они появились, закупили в магазине хлеб, консервы, соки и даже яблоки - и выдали мне упряжку оленей.
- Сам поедешь, - Гриша сказал: - Взрослый человек, справишься. У меня девчонки могут, и у тебя получится. Это легко.
***
А я про них так и не написал. После двух абзацев понял, что про них теперь писать невозможно, они мне как родные стали - это как про маму с папой в газету сочинять. Невозможно. А через две недели уехал с Таймыра. Уплыл в Красноярск на предпоследнем пассажирском рейсе.
***
Я валялся под пуховым одеялом на пуховой подушке в чуме у Гриши Яроцкого, бригадира... Номер неважно. Бригады оленеводов. То есть он по паспорту Прокопий, но с детства его все зовут Гриша. Он не говорит почему. Витька Яроцкий по секрету рассказал, что у Гриши-Прокопия мать неграмотная, когда привезла его из роддома, забыла, как сына записали, да мало кто читать умел. Стали Гришей называть. Она и сейчас по-русски не очень хорошо говорит, что ей руские имена - бессмысленные звуки. У Гриши - девять дочерей. Старшая - замужем, младшей - два года. Четырехлетняя девчонка ушла в два года соседний чум к родне, к дядьке - самая маленькая спала с родителями, а лежать между семью сестрами и быть среди них младшей не понравилось. четверо девчонок еще в школе учатся, в интернате в Дудинке с осени по весну живут. Или трое? В чуме шесть собак. А к полночи в чуме керосинку гасят. Тишина, собаки спят в ногах и прижимаются к бокам людей, если холодно - греются сами и тундровиков греют. Очаг тлеет, тепло уходит, дышать легко.
- Андрей, - негромко Гриша позвал.
- Что?
- Видишь вверху чума дырку?
- Вижу.
- Значит, завтра холодно будет.
- Не понял.
- Северное сияние над тучами, поэтому небо видно. Значит, холодно будет. Гуси улетают, один-два дня осталось, скоро лайды замерзнут, им кушать будет нечего.
- Витька тоже - он сказал, что часов в семь утра гусей надо ловить, пока не улетели. Я позвал, а он отказался, говорит, теперь он - семейный человек, так рано не встает, не выспится.
- Я дам ружье. Один сходи на озера.
- Ага.
***
А потом я лежал и думал, что буду писать про них. Про Гришу, про его родню, про все. И вспоминал, как четыре дня ждал, когда меня оленеводы заберут с Северо-Соленинского промысла, а они не ехали - дожди как раз начались, речка по дороге разлилась, не переправиться. И как в последний день, перед вертолетом, на котором собирался обратно лететь, они появились, закупили в магазине хлеб, консервы, соки и даже яблоки - и выдали мне упряжку оленей.
- Сам поедешь, - Гриша сказал: - Взрослый человек, справишься. У меня девчонки могут, и у тебя получится. Это легко.
***
А я про них так и не написал. После двух абзацев понял, что про них теперь писать невозможно, они мне как родные стали - это как про маму с папой в газету сочинять. Невозможно. А через две недели уехал с Таймыра. Уплыл в Красноярск на предпоследнем пассажирском рейсе.