Запас слов
Мистер Стормфилд разъехался с женой. Они не ссорились и даже частенько занимались сексом. Но спать вместе было ужасно неудобно. За четырнадцать лет брака они трижды поменяли кровать, и все же присутствие второго человека в интимной атмосфере спальни обоим действовало на нервы. Жена не могла спать, когда Сэм читал. Даже самый неяркий отдаленный свет не позволял ей уснуть. Мучило общее одеяло. Они махнули рукой на традицию и тысячи телевизионных фильмов о супружеских парах, и завели два односпальных одеяла. И начали принимать легкое снотворное. Стало немного легче, но все равно оба были чутки и просыпались каждый раз, когда второй повернулся на другой бок, чихнул, икнул, пукнул, сел и нащупывает тапки, чтобы выйти в туалет или еще как-нибудь проявляет свою биологическую природу. Квартира была невелика: спальня, детская, гостиная и кабинет, в котором помещалось только какое-то подобие козетки. Полноценный диван мог бы спасти их брак. Но спать в гостиной на диване было невыносимо для обоих, и Стормфилды начали искать квартиру побольше. С помощью смекалистого маклера Сэм случайно обнаружил замечательную однокомнатную студию всего в двух кварталах от старого дома. Он очень быстро снял ее и переехал туда. А жена с сыном остались на старом месте. Теперь оба спали прекрасно. Это была официальная версия.
Однако тайная причина, по которой Стормфилд переехал так стремительно, заключалась в том, что он совершенно не мог писать. Не появлялись новые идеи, не приходили сюжеты, слова не укладывались в звонкие легкие предложения, легко колышущиеся под дуновением событий. Не было ни событий, ни персонажей, ни даже смутных предчувствий будущих сюжетов. И переезд никак не помог его беде. Напротив - теперь он сам должен был думать о том, что купить на обед и когда отнести белье в прачечную. На практике, из благополучного гражданина, избирателя, члена домового комитета, счастливого мужа и любящего отца, за считанные недели Сэм Стормфилд превратился в неврастеника, питающегося булочками с маслом и меняющего сорочки не каждый день.
Он вяло листал комиксы, смотрел телевизор и подолгу сидел перед открытым новым вордовским файлом в надежде, что пальцы как-нибудь сами нащупают на клавиатуре нужную последовательность, и новый текст зародится, как незаконное дитя привычки и писательского дара.
- Одну только страничку - единственную первую страничку, - умолял он неизвестно кого, - а дальше я сам угадаю, как будут развиваться события и чем кончится дело. Но ни страницы, ни строчки, ни буквы так и не появилось в несчастном, истомившемся ожиданием файле. Нестерпимость этого состояния стала так очевидна, что Стормфилд, который вообще не пил, купил бутылку джина и, давясь горькой жгучей жидкостью, запил ею четыре таблетки снотворного, оставшиеся в облатке. Минут пятнадцать он еще сидел за кухонным столом, созерцая на три четверти полную литровую бутылку джина, а потом с трудом поднялся и двинулся к балкону. Отчего-то было ясно, что помощь придет не через лестничную клетку, а с улицы. Держась за дверь, он вместе с ней, вынес на балкон и себя, и уцепился за решетку, подавляя желание присесть или даже прилечь. Тотчас же с тополя слетел желтоклювый скворец, сел на балконные перила и уставился на человека неодобрительно.
- Ну! - спросила птичка неприязненно. - Чего тебе? У меня свои заботы.
- Не могу творить, - развязно ответил Стормфилд. Он видел птицу довольно смутно, много усилий прикладывал к тому, чтобы сохранять вертикальное положение и не испытывал к говорящей твари никакого почтения. - Отчего это я обессилел? (Писатель с трудом подбирал выражения и был горд, что сумел-таки задать приблизительно правильный вопрос).
Скворец эмпатии не проявил.
- Чтобы что-нибудь написать нужны слова. - наставительно сказал он. - Можешь ты соткать ковер, не имея ниток?
- Нет! - признался Сэм. Без ниток - не могу. Я даже с нитками не могу.
- Ерунду болтаешь, - рассердился скворец. - Ткачу нужны разноцветные нитки, а писателю слова.
- И где мои слова? - проговорил Стормфилд, выразительно жестикулируя.
Слова для писателей накопляются. - признался скворец. - Если хочешь знать, то в цветочных горшках. Но не в этом дело. Слова, произнесенные людьми, стекаются и накапливаются в резервуарах. Когда их собирается достаточно, какой-нибудь писатель может использовать запас. Если на твоем языке в последние время говорили мало, или долдонили одно и то же, или если писателей, конкурирующих за словесные залежи много, все испытывают трудности. Парламентская болтовня небесполезна. Главное, чтобы говорили разнообразно и использовали редкие слова, а то тексты будут убогие и унылые. Или вообще никаких. И заметь, если слова плохие, некоторые растения чахнут.
Иди спать. Сегодня футбол - сто тысяч человек за полтора часа чего-нибудь да наговорят. Попробуй завтра.
Осторожно перебирая лапками, скворец повернулся к писателю хвостиком и, не простившись, улетел.
Сэм кивнул, нацелился в дверь, сумел проникнуть в комнату, но до кровати не добрался, а улегся на коврике, сумев-таки стянуть себе на пол подушку. Проснулся он очень поздно, выпил две кружки воды, полил горшочки с геранью и сел к письменному столу. Пальцы дрожали так сильно, что в клавиатуру он не попадал, но карандаш оказался под рукой, и на обороте счета за электричество он нацарапал невнятным врачебным почерком милую короткую сказку о говорящей птичке. После чего сделал себе три чашки кофе, принял душ, собрал чемодан и вернулся домой.
В кухне витал запах рагу, сын еще не вернулся из школы, жена встретила Сэма ласково.
- Ну что? - спросила она, - повесть?
- Нет, смутился Сэм, - только маленькая сказочка.
- Не важно, - сказала жена, - поставь чемодан в спальню, я потом разберу. Сейчас малыш вернется из школы, будем обедать.
Однако тайная причина, по которой Стормфилд переехал так стремительно, заключалась в том, что он совершенно не мог писать. Не появлялись новые идеи, не приходили сюжеты, слова не укладывались в звонкие легкие предложения, легко колышущиеся под дуновением событий. Не было ни событий, ни персонажей, ни даже смутных предчувствий будущих сюжетов. И переезд никак не помог его беде. Напротив - теперь он сам должен был думать о том, что купить на обед и когда отнести белье в прачечную. На практике, из благополучного гражданина, избирателя, члена домового комитета, счастливого мужа и любящего отца, за считанные недели Сэм Стормфилд превратился в неврастеника, питающегося булочками с маслом и меняющего сорочки не каждый день.
Он вяло листал комиксы, смотрел телевизор и подолгу сидел перед открытым новым вордовским файлом в надежде, что пальцы как-нибудь сами нащупают на клавиатуре нужную последовательность, и новый текст зародится, как незаконное дитя привычки и писательского дара.
- Одну только страничку - единственную первую страничку, - умолял он неизвестно кого, - а дальше я сам угадаю, как будут развиваться события и чем кончится дело. Но ни страницы, ни строчки, ни буквы так и не появилось в несчастном, истомившемся ожиданием файле. Нестерпимость этого состояния стала так очевидна, что Стормфилд, который вообще не пил, купил бутылку джина и, давясь горькой жгучей жидкостью, запил ею четыре таблетки снотворного, оставшиеся в облатке. Минут пятнадцать он еще сидел за кухонным столом, созерцая на три четверти полную литровую бутылку джина, а потом с трудом поднялся и двинулся к балкону. Отчего-то было ясно, что помощь придет не через лестничную клетку, а с улицы. Держась за дверь, он вместе с ней, вынес на балкон и себя, и уцепился за решетку, подавляя желание присесть или даже прилечь. Тотчас же с тополя слетел желтоклювый скворец, сел на балконные перила и уставился на человека неодобрительно.
- Ну! - спросила птичка неприязненно. - Чего тебе? У меня свои заботы.
- Не могу творить, - развязно ответил Стормфилд. Он видел птицу довольно смутно, много усилий прикладывал к тому, чтобы сохранять вертикальное положение и не испытывал к говорящей твари никакого почтения. - Отчего это я обессилел? (Писатель с трудом подбирал выражения и был горд, что сумел-таки задать приблизительно правильный вопрос).
Скворец эмпатии не проявил.
- Чтобы что-нибудь написать нужны слова. - наставительно сказал он. - Можешь ты соткать ковер, не имея ниток?
- Нет! - признался Сэм. Без ниток - не могу. Я даже с нитками не могу.
- Ерунду болтаешь, - рассердился скворец. - Ткачу нужны разноцветные нитки, а писателю слова.
- И где мои слова? - проговорил Стормфилд, выразительно жестикулируя.
Слова для писателей накопляются. - признался скворец. - Если хочешь знать, то в цветочных горшках. Но не в этом дело. Слова, произнесенные людьми, стекаются и накапливаются в резервуарах. Когда их собирается достаточно, какой-нибудь писатель может использовать запас. Если на твоем языке в последние время говорили мало, или долдонили одно и то же, или если писателей, конкурирующих за словесные залежи много, все испытывают трудности. Парламентская болтовня небесполезна. Главное, чтобы говорили разнообразно и использовали редкие слова, а то тексты будут убогие и унылые. Или вообще никаких. И заметь, если слова плохие, некоторые растения чахнут.
Иди спать. Сегодня футбол - сто тысяч человек за полтора часа чего-нибудь да наговорят. Попробуй завтра.
Осторожно перебирая лапками, скворец повернулся к писателю хвостиком и, не простившись, улетел.
Сэм кивнул, нацелился в дверь, сумел проникнуть в комнату, но до кровати не добрался, а улегся на коврике, сумев-таки стянуть себе на пол подушку. Проснулся он очень поздно, выпил две кружки воды, полил горшочки с геранью и сел к письменному столу. Пальцы дрожали так сильно, что в клавиатуру он не попадал, но карандаш оказался под рукой, и на обороте счета за электричество он нацарапал невнятным врачебным почерком милую короткую сказку о говорящей птичке. После чего сделал себе три чашки кофе, принял душ, собрал чемодан и вернулся домой.
В кухне витал запах рагу, сын еще не вернулся из школы, жена встретила Сэма ласково.
- Ну что? - спросила она, - повесть?
- Нет, смутился Сэм, - только маленькая сказочка.
- Не важно, - сказала жена, - поставь чемодан в спальню, я потом разберу. Сейчас малыш вернется из школы, будем обедать.