Парень в новых кроссовках
Амир зашел в пиццерию. Ему давно хотелось там побывать - он много раз проходил мимо. Запах оттуда доносился замечательный, и огромные толстые и тонкие разноцветные пиццы на подносах были видны с улицы через изогнутые стекла витрин. Дело даже не в том, что там было дорого. Просто он стеснялся. Надо было выбирать, объясняться с девушками-продавщицами, которые задавали непонятные вопросы, занимать столик... потом ждать, пока заказ будет готов... платить отдельно в кассе как-то сложно...
Но сегодня все было по-другому. Он зашел уверенной походкой, встал в очередь и, продвинувшись до середины, позвонил Адаму.
-Ты где? - спросил Адам
- В пиццерии, стою в очереди
- Много народу?
- Да полно! За мной четверо и передо мной человек восемь.
- Ну отлично! - сказал Адам. - Благослови тебя Господь. Давай!
И он без размышлений нажал кнопку в кармане.
Очнулся Амир в большом зале. Горело множество ярких ламп. Сновали полицейские и человек десять в масках и медицинских халатах. Распоряжался кто-то важный. "Генерал" - уважительно подумал Амир. Этот командовал громко, остальные переговаривались вполголоса. Амир догадывался, что некоторые говорят на английском, а двое по-русски, но он теперь понимал каждое слово.
Генерал показал на огромные пластиковые баулы:
- Раскладывайте! Все, что предположительно принадлежит мужчинам - на столы от первого до шестого. Женщины на столы седьмой - одиннадцатый. С двенадцатого по восемнадцатый - дети.
- Шеф, - сказал санитар - тут девочка. Почти целенькая. Сейчас найдем левую ручку и можно на опознание.
Генерал взглянул на каталку.
- Восемь лет, блондинка, - он приподнял ребенку веко - глаза карие. Есть в описании?
Девушка в маске подскочила к нему, поерзала пальцами в перчатках по айпаду и ответила:
- Есть четыре девочки. Пяти, девяти, двенадцати и пятнадцати. Вот! Девять лет, волосы светлые, глаза ореховые. Малка Голдшмидт.
- Нашли, нашли руку, - крикнул хрипло растрепанный толстяк в зеленом халате.
И Амир увидел детскую руку, оторванную по плечо, с жутким рванным краем и пальцами, изрисованными розовым фломастером. Он закричал от нестерпимого ужаса. - Баулы были наполнены кусками тел. Их раскладывали по столам, и он увидел свою ступню в новенькой оранжевой кроссовке - мама с папой подарили на день рождения.
- Кто-нибудь ее ищет? - спросил генерал. - Малку Голдшмидт...
- А ты как думаешь? - злобно рявкнул полицейский офицер. - Девочка со вчерашнего дня не вернулась из школы. Ищут или нет??
Генерал не ответил, обернулся, поискал глазами и поманил к себе какого-то в зеленом.
- Шимон, пришей ей руку и отвези каталку в третий зал на опознание. Рути! Пойди с ним. Оформи документы, как положено, пусть распишутся. Ну, ты знаешь... И кто-нибудь из психологов с вами...
Амир пытался закрыть глаза, зажать пальцами ноздри или хотя бы заткнуть уши, но не получалось: он видел и слышал, и чувствовал запах гари, крови, дерьма и пота. Он захотел умереть - но вспомнил, что уже умер. Когда Шимон с Рути повезли девочку, он, как привязанный, пошел за каталкой. Его тащило на опознание помимо воли. Он видел, как кричал отец, как мать, не слушая увещеваний Рути, откинула простыню и гладила худенькое голое тельце, снова и снова натыкаясь пальцами на грубый шов выше локтя. Видел, как отцу сунули таблетку под язык. Потом они подписали бумаги, и какая-то женщина, обнимая обоих за плечи, повела их из третьего зала наружу.
- Ну вот, Амир, - сказал санитар. - Ты умер, как воин Аллаха. Только, извини, не будет тебе ни моста для праведников, ни гурий. Да и что хорошего в девственницах? И ей больно, и тебе... от нее ни ласки не дождешься, ни доброго слова. Только плачет и жмется... Но тебя это не касается. Ты теперь будешь ходить к скорбящим. Сначала, конечно, на похороны и оплакивание к этим, кого ты взорвал. И в свой дом тоже. Посмотришь, как твоя мама тебя хоронить будет, как сестры твои будут Адама проклинать, как бабушку разобьет паралич... А потом, когда с этими покончат, найдутся другие... кто в аварии, кого снайпер достал... Тебя туда будет затаскивать... по воле Аллаха. Так и проведешь вечность. Сейчас в четвертый зал, там опознание кассирши. Муж пришел. Полгода, как поженились. Ну? Чего упираешься? Вчера надо было упираться, пока в пиццерию не зашел. А теперь поздно. Иди!
Но сегодня все было по-другому. Он зашел уверенной походкой, встал в очередь и, продвинувшись до середины, позвонил Адаму.
-Ты где? - спросил Адам
- В пиццерии, стою в очереди
- Много народу?
- Да полно! За мной четверо и передо мной человек восемь.
- Ну отлично! - сказал Адам. - Благослови тебя Господь. Давай!
И он без размышлений нажал кнопку в кармане.
Очнулся Амир в большом зале. Горело множество ярких ламп. Сновали полицейские и человек десять в масках и медицинских халатах. Распоряжался кто-то важный. "Генерал" - уважительно подумал Амир. Этот командовал громко, остальные переговаривались вполголоса. Амир догадывался, что некоторые говорят на английском, а двое по-русски, но он теперь понимал каждое слово.
Генерал показал на огромные пластиковые баулы:
- Раскладывайте! Все, что предположительно принадлежит мужчинам - на столы от первого до шестого. Женщины на столы седьмой - одиннадцатый. С двенадцатого по восемнадцатый - дети.
- Шеф, - сказал санитар - тут девочка. Почти целенькая. Сейчас найдем левую ручку и можно на опознание.
Генерал взглянул на каталку.
- Восемь лет, блондинка, - он приподнял ребенку веко - глаза карие. Есть в описании?
Девушка в маске подскочила к нему, поерзала пальцами в перчатках по айпаду и ответила:
- Есть четыре девочки. Пяти, девяти, двенадцати и пятнадцати. Вот! Девять лет, волосы светлые, глаза ореховые. Малка Голдшмидт.
- Нашли, нашли руку, - крикнул хрипло растрепанный толстяк в зеленом халате.
И Амир увидел детскую руку, оторванную по плечо, с жутким рванным краем и пальцами, изрисованными розовым фломастером. Он закричал от нестерпимого ужаса. - Баулы были наполнены кусками тел. Их раскладывали по столам, и он увидел свою ступню в новенькой оранжевой кроссовке - мама с папой подарили на день рождения.
- Кто-нибудь ее ищет? - спросил генерал. - Малку Голдшмидт...
- А ты как думаешь? - злобно рявкнул полицейский офицер. - Девочка со вчерашнего дня не вернулась из школы. Ищут или нет??
Генерал не ответил, обернулся, поискал глазами и поманил к себе какого-то в зеленом.
- Шимон, пришей ей руку и отвези каталку в третий зал на опознание. Рути! Пойди с ним. Оформи документы, как положено, пусть распишутся. Ну, ты знаешь... И кто-нибудь из психологов с вами...
Амир пытался закрыть глаза, зажать пальцами ноздри или хотя бы заткнуть уши, но не получалось: он видел и слышал, и чувствовал запах гари, крови, дерьма и пота. Он захотел умереть - но вспомнил, что уже умер. Когда Шимон с Рути повезли девочку, он, как привязанный, пошел за каталкой. Его тащило на опознание помимо воли. Он видел, как кричал отец, как мать, не слушая увещеваний Рути, откинула простыню и гладила худенькое голое тельце, снова и снова натыкаясь пальцами на грубый шов выше локтя. Видел, как отцу сунули таблетку под язык. Потом они подписали бумаги, и какая-то женщина, обнимая обоих за плечи, повела их из третьего зала наружу.
- Ну вот, Амир, - сказал санитар. - Ты умер, как воин Аллаха. Только, извини, не будет тебе ни моста для праведников, ни гурий. Да и что хорошего в девственницах? И ей больно, и тебе... от нее ни ласки не дождешься, ни доброго слова. Только плачет и жмется... Но тебя это не касается. Ты теперь будешь ходить к скорбящим. Сначала, конечно, на похороны и оплакивание к этим, кого ты взорвал. И в свой дом тоже. Посмотришь, как твоя мама тебя хоронить будет, как сестры твои будут Адама проклинать, как бабушку разобьет паралич... А потом, когда с этими покончат, найдутся другие... кто в аварии, кого снайпер достал... Тебя туда будет затаскивать... по воле Аллаха. Так и проведешь вечность. Сейчас в четвертый зал, там опознание кассирши. Муж пришел. Полгода, как поженились. Ну? Чего упираешься? Вчера надо было упираться, пока в пиццерию не зашел. А теперь поздно. Иди!