Три товарища
Леха и Вовка сидели у Серого на кухне, ели селедку и горячую картошку, щедро сдабривая ее сливочным маслом, которое, без зазрения совести, толсто намазывали и на ломти хлеба, пили водку и вспоминали. Они познакомились в первом классе одесской школы для одаренных детей имени Столярского, и с тех пор так и остались ближайшими друзьями. Серый и Вовка играли на скрипке, а Леха на пианино, но читать и писать их учила одна учительница Сима Иосифовна. Им было около тридцати, когда все вокруг потянулись в Израиль. И они, разумеется, тоже. Они помогали друг другу собираться, покупать холодильники, паковать видеомагнитофоны - теперь, когда они распродали все, - у каждого был, наконец, свой видак; и держали друг для друга очередь в длиннейшем хвосте на Малой Ордынке в Москве. Вовка и Серый даже умудрились вдвоем удерживать три очереди, так что Леха, у которого было уже трое детей, приехал всего на два дня. Получил свой штамп на визе и отбыл назад в Одессу к беременной Майке.
Поэтому вышло, что Леха со своим тяжеленным обозом, включающим еще и маму с папой и бабушку, и родителей жены, приехали уже после Войны в заливе. Так что Серый с Вовкой ему взахлеб рассказывали истории военного времени, а он, хоть слушал это уже не в первый раз, смеялся и напоминал забытые рассказчиками детали. Картошечка была хороша, селедку в коробочках, уже нарезанную, с маслом и лучком принес Вовка. А Леха притащил бутылку водки и буханку черного хлеба. Они выпили за любимую учительницу гармонии Рафу Соломоновну Бройдо, и Вовка продолжал рассказ про забытый противогаз.
"Мне, знаешь, повезло. Я через две недели устроился на алюминиевый завод. На иврите, конечно, слов тридцать, но по-английски понимал. Так что мастер мог объяснить, чего он от меня хочет. Ну вот! Пришел я в ночную смену, а Рами спрашивает знаками: "Где, мол, твой противогаз?"
"Забыл, - говорю. - Шахахти". Мы на смене втроем - третий, Моше, тоже спрашивает знаками, где противогаз. "Ну,- думаю, - далась вам эта коробка на ремне! Забыл!! - говорю. А тут как раз тревога. Они оба - раз! Напялили противогазы - сели на пол, прислонились спинами к стене и смотрят на меня стеклянными глазами. А я стою и думаю: "Жалко, что у иракцев никакого газа нет. А то стал бы я тут у ваших ног корчиться, посмотрел бы, как вам такое понравится."
- А ты что бы хотел, - спросил смеясь Леха, - чтобы они из-за тебя, разгильдяя, жизнью рисковали?
- Ну, не знаю, - насупился Вовка. - Вы бы с Серым не надели, если я мог умереть на ваших глазах от газовой атаки. А тут сирена - отбой тревоги. И мне по радио Мордехай Кармон по-русски говорит, что уже все в порядке. И пошли работать.
- А-а! - завопил Серый. - Мордехай Кармон! А помнишь, он сказал: "Только что сообщили, что на Тель-Авив упала атомная бомба!" А мы с Любой сидим дома в Ришоне и это слушаем. Ясно, взрывная волна будет у нас через секунду. Смотрим друг на друга в последний раз, и тут он говорит. "Извините, говорит, я ошибся, это не атомная бомба, а иракская ракета упала на пустыре, жертв и разрушений нет"
- Конечно, помню, - закричал Вовка. Никто из наших
этого вовеки не забудет. Он же один объяснял по-русски по радио, что происходит. Все слушали, затаив дыхание - когда прятаться, когда противогазы, что заклеивать скотчем и куда класть тряпку, политую хлоркой. Ну и про атомную бомбу на Тель-Авив тоже. Я после алюминиевого завода по вечерам выходил поиграть на скрипке на улице - немного добавлял к зарплате и тем деньгам, что Дина зарабатывала на уборках. А тут я прямо среди ночи в январе выскочил в пижаме и сыграл во дворе двадцать четвертый каприс Паганини.
И они выпили за Мордехая Кармона.
- А я, сказал Леха, снял квартиру в семь комнат в Хайфе - квартирные получили и мы, и мои мама с папой, и Майкины родители, и даже бабушка. Это было, как жить на улице - огромные пустынные пространства по которым носились дети и шаркала бабуля. Но мне сказали, что в Хеврат Хашмаль заправляют одни румыны, и если с кем-нибудь из них поговорить по-румынски, может помочь... Вот вы всегда смеялись, что мама учила меня румынскому, а - верите ли - я добрался туда и в лифте заговорил с одним... он меня повел к другому, тот позвонил третьему - и я через месяц получил место помощника инженера по эксплуатации участка. Ну, не то, что место и зарплату, а двухмесячный испытательный срок и гроши. А был совершенно счастлив. Беременная жена, мама и теща на уборках и со стариками, папа сшивает на машинке кусочки кожи для каких-то сумок, тесть смотрит за детьми и зубрит иврит день и ночь, а я инженерствую и сам себе не верю.
Потом Майка родила Роничку, а меня как раз взяли на зарплпту, и обещали через пару лет квиют. Вовка и Серый покивали - квиют - постоянство - мечта каждого.
Еще по одной - сказал Вовка. За детей!
Нет, - ответил Сергей. Я вам постелил в гостевых комнатах. Вы можете продолжать, а у меня завтра операция очень сложная. Да еще ее будут снимать для госпиталя Слоун-Кеттеринг. Они просили подробности. Методика моя описана в журнале, но у них не очень получается. Так что завтра я должен быть как огурчик.
- Я тоже пойду спать - сказал Вовка. Мне рано уезжать. А то от твоей Кейсарии до Тель-Авива можно в пробке два часа ехать. Завтра последняя репетиция с оркестром, а вечером лечу на гастроли.
- Счастливо, ребята, сказал Леха. Успехов вам! А я выйду, погуляю у моря. Мне под шум прибоя думается хорошо. Тут у меня один проект недодуман. Так что завтра я встану попозже. Ну, опоздаю на работу разок. Секретарша меня прикроет. Ключ у кого оставить?
- Охраннику отдай внизу, - сказал Сережа убирая со стола и позевывая. - Спокойной ночи, ребята. Люба приедет - страшно огорчится, что ее не было. Жаль, за жен не выпили. Хорошие у нас жены...
Поэтому вышло, что Леха со своим тяжеленным обозом, включающим еще и маму с папой и бабушку, и родителей жены, приехали уже после Войны в заливе. Так что Серый с Вовкой ему взахлеб рассказывали истории военного времени, а он, хоть слушал это уже не в первый раз, смеялся и напоминал забытые рассказчиками детали. Картошечка была хороша, селедку в коробочках, уже нарезанную, с маслом и лучком принес Вовка. А Леха притащил бутылку водки и буханку черного хлеба. Они выпили за любимую учительницу гармонии Рафу Соломоновну Бройдо, и Вовка продолжал рассказ про забытый противогаз.
"Мне, знаешь, повезло. Я через две недели устроился на алюминиевый завод. На иврите, конечно, слов тридцать, но по-английски понимал. Так что мастер мог объяснить, чего он от меня хочет. Ну вот! Пришел я в ночную смену, а Рами спрашивает знаками: "Где, мол, твой противогаз?"
"Забыл, - говорю. - Шахахти". Мы на смене втроем - третий, Моше, тоже спрашивает знаками, где противогаз. "Ну,- думаю, - далась вам эта коробка на ремне! Забыл!! - говорю. А тут как раз тревога. Они оба - раз! Напялили противогазы - сели на пол, прислонились спинами к стене и смотрят на меня стеклянными глазами. А я стою и думаю: "Жалко, что у иракцев никакого газа нет. А то стал бы я тут у ваших ног корчиться, посмотрел бы, как вам такое понравится."
- А ты что бы хотел, - спросил смеясь Леха, - чтобы они из-за тебя, разгильдяя, жизнью рисковали?
- Ну, не знаю, - насупился Вовка. - Вы бы с Серым не надели, если я мог умереть на ваших глазах от газовой атаки. А тут сирена - отбой тревоги. И мне по радио Мордехай Кармон по-русски говорит, что уже все в порядке. И пошли работать.
- А-а! - завопил Серый. - Мордехай Кармон! А помнишь, он сказал: "Только что сообщили, что на Тель-Авив упала атомная бомба!" А мы с Любой сидим дома в Ришоне и это слушаем. Ясно, взрывная волна будет у нас через секунду. Смотрим друг на друга в последний раз, и тут он говорит. "Извините, говорит, я ошибся, это не атомная бомба, а иракская ракета упала на пустыре, жертв и разрушений нет"
- Конечно, помню, - закричал Вовка. Никто из наших
этого вовеки не забудет. Он же один объяснял по-русски по радио, что происходит. Все слушали, затаив дыхание - когда прятаться, когда противогазы, что заклеивать скотчем и куда класть тряпку, политую хлоркой. Ну и про атомную бомбу на Тель-Авив тоже. Я после алюминиевого завода по вечерам выходил поиграть на скрипке на улице - немного добавлял к зарплате и тем деньгам, что Дина зарабатывала на уборках. А тут я прямо среди ночи в январе выскочил в пижаме и сыграл во дворе двадцать четвертый каприс Паганини.
И они выпили за Мордехая Кармона.
- А я, сказал Леха, снял квартиру в семь комнат в Хайфе - квартирные получили и мы, и мои мама с папой, и Майкины родители, и даже бабушка. Это было, как жить на улице - огромные пустынные пространства по которым носились дети и шаркала бабуля. Но мне сказали, что в Хеврат Хашмаль заправляют одни румыны, и если с кем-нибудь из них поговорить по-румынски, может помочь... Вот вы всегда смеялись, что мама учила меня румынскому, а - верите ли - я добрался туда и в лифте заговорил с одним... он меня повел к другому, тот позвонил третьему - и я через месяц получил место помощника инженера по эксплуатации участка. Ну, не то, что место и зарплату, а двухмесячный испытательный срок и гроши. А был совершенно счастлив. Беременная жена, мама и теща на уборках и со стариками, папа сшивает на машинке кусочки кожи для каких-то сумок, тесть смотрит за детьми и зубрит иврит день и ночь, а я инженерствую и сам себе не верю.
Потом Майка родила Роничку, а меня как раз взяли на зарплпту, и обещали через пару лет квиют. Вовка и Серый покивали - квиют - постоянство - мечта каждого.
Еще по одной - сказал Вовка. За детей!
Нет, - ответил Сергей. Я вам постелил в гостевых комнатах. Вы можете продолжать, а у меня завтра операция очень сложная. Да еще ее будут снимать для госпиталя Слоун-Кеттеринг. Они просили подробности. Методика моя описана в журнале, но у них не очень получается. Так что завтра я должен быть как огурчик.
- Я тоже пойду спать - сказал Вовка. Мне рано уезжать. А то от твоей Кейсарии до Тель-Авива можно в пробке два часа ехать. Завтра последняя репетиция с оркестром, а вечером лечу на гастроли.
- Счастливо, ребята, сказал Леха. Успехов вам! А я выйду, погуляю у моря. Мне под шум прибоя думается хорошо. Тут у меня один проект недодуман. Так что завтра я встану попозже. Ну, опоздаю на работу разок. Секретарша меня прикроет. Ключ у кого оставить?
- Охраннику отдай внизу, - сказал Сережа убирая со стола и позевывая. - Спокойной ночи, ребята. Люба приедет - страшно огорчится, что ее не было. Жаль, за жен не выпили. Хорошие у нас жены...