Часовщик V*
Окончание
ЭПИЛОГ
Тысяча девятьсот сорок пятый год был для Семена Георгиевича на диво удачным. Когда девять лет назад он вложил почти все свои деньги в стоящий на пороге банкротства часовой завод Хэмильтон в Пенсильвании, над ним потешались все знакомые. Айзек Коган, муж его кузины, говорил, что лучше бы Семен подарил эти деньги ему, а Мина, жена Семена, повторяла, что, если они разорятся, голод им не угрожает, она сможет заработать на хлеб шитьем. Но завод выжил, и когда поставки европейских часов из-за войны резко сократились, пошел в гору. С начала войны промышленность непрерывно набирала обороты. Сотни тысяч военных машин, танков и кораблей оснащались часами. А ведь завод освоил еще и производство взрывателей по собственным патентам. Были построены новые цеха, куплено первоклассное оборудование.
Еще в прошлом году Семен продал часть акций и организовал инвестиционный фонд, которым очень успешно управлял его старший сын, младший после демобилизации изучал в Йельском университете общественные науки. Хотя Семен все еще входил в советы директоров нескольких компаний и фондов, у него появилось свободное время, и он пристрастился к одиноким прогулкам. В одной из таких прогулок он набрел на маленькую бедную православную церковь, познакомился с батюшкой и начал потихоньку помогать храму деньгами. «В память незабвенного родителя, да упокоится душа его на Небесах»,- объяснил он удивленному священнику. Вот этот самый отец Никодим и познакомил Семена с интереснейшим человеком. Нового знакомого звали Петром Перфильевичем, был он лет на десять старше Семена, но и выправка и память все еще были у него отменными. Обычно Семен приглашал его в греческий ресторанчик, где кормили превосходно. За сытным обедом с бутылкой красного вина, рассказывал Петр Перфильевич свои удивительные истории. В добрые старые времена занимал он должность заместителя полицмейстера города Варшава. Когда немцы захватили Варшаву в 1915 году, ему не удалось уйти с русскими войсками, потому, что он упаковывал в это время самые важные дела из полицейского архива. Он считал, что сохранить документы - его первейший долг и обязанность. В конце концов, преодолев неисчислимые трудности и даже опасности для жизни, он оказался в Америке вместе с сохраненным, но, увы, совершенно никому не нужным архивом. В одну из встреч Семен Георгиевич, в свою очередь, рассказал о своей первой жене - варшавянке, так неожиданно обретенной и так странно исчезнувшей. Упомянул и поддельные векселя, и все прочее. Бывший полицейский попросил описать Зосину внешность и обещал к следующей встрече принести что-то любопытное. Следующей встречи оба ждали с нетерпением. «Я вам расскажу, - начал Петр Перфильевич, - о Софье Станиславовне Боньковской, незаконнорожденной дочери графа Езерского. Отец, не признав ее официально, позаботился о хорошем образовании девочки, но что-то пошло не так. В шестнадцать лет она самовольно покинула пансион при монастырской школе и исчезла. Мы не смогли восстановить ее историю за последующие пять лет. А в тысяча девятьсот первом году она появляется в салонах Лейпцига, как вдова польского графа и проворачивает несколько головокружительных афер с фальшивыми векселями. Через пару лет ее встречают в другом обличье на водах в австрийском Бадене, затем у сернистых ванн в Иль-де-Франсе. У нее всегда отлично выправленные документы, безупречные наряды и шарм, сражающий стареющих мужчин наповал. При этом, заметьте, о проституции ни в каких рапортах не упоминается, только аферы с ценными бумагами. Впрочем, получением денег в долг, разумеется без возврата, мадам тоже не брезговала. В конце концов, она попыталась обналичить весьма крупную сумму в берлинском Коммерческом банке, предъявив поддельные российские облигации. Там ее полиция и прихватила. Что произошло дальше, сказать трудно. Суда не было. Некоторые полагали, что Софьей заинтересовалась немецкая разведка, и она согласилась на них работать… Точно известно, что в начале одиннадцатого года она въехала в Россию под своим настоящим именем, а потом исчезла. Появляется она в отчетах варшавской полиции после начала войны. Под разными именами встречают ее в клубах и частных домах, где развлекаются тыловые офицеры. Впрочем, ни в чем конкретном уличена не была. И, кстати, было ей, когда вы познакомились с вашей Зосей, года тридцать два, никак не меньше. Такие дела, мой дорогой. Не хотите ли взглянуть, у меня ведь и фото ее есть.» - С этими словами бывший полицейский передал Семену фотографию.
Старый еврей, отец большого семейства, член городского управления Чикаго, богач и благотворитель внимательно рассматривал пожелтевшую карточку хорошенькой молодой женщины. Неужели это его Зося? А сам он, неужели тот Сема, одинокий, бедный и робкий молодой человек?
- Нет, Петр Перфильевич, - сказал он, вставая. - Благодарю вас за труды. Это наверняка не она…
*В соавторстве с М.Воскобойником (luukphi_penz)
ЭПИЛОГ
Тысяча девятьсот сорок пятый год был для Семена Георгиевича на диво удачным. Когда девять лет назад он вложил почти все свои деньги в стоящий на пороге банкротства часовой завод Хэмильтон в Пенсильвании, над ним потешались все знакомые. Айзек Коган, муж его кузины, говорил, что лучше бы Семен подарил эти деньги ему, а Мина, жена Семена, повторяла, что, если они разорятся, голод им не угрожает, она сможет заработать на хлеб шитьем. Но завод выжил, и когда поставки европейских часов из-за войны резко сократились, пошел в гору. С начала войны промышленность непрерывно набирала обороты. Сотни тысяч военных машин, танков и кораблей оснащались часами. А ведь завод освоил еще и производство взрывателей по собственным патентам. Были построены новые цеха, куплено первоклассное оборудование.
Еще в прошлом году Семен продал часть акций и организовал инвестиционный фонд, которым очень успешно управлял его старший сын, младший после демобилизации изучал в Йельском университете общественные науки. Хотя Семен все еще входил в советы директоров нескольких компаний и фондов, у него появилось свободное время, и он пристрастился к одиноким прогулкам. В одной из таких прогулок он набрел на маленькую бедную православную церковь, познакомился с батюшкой и начал потихоньку помогать храму деньгами. «В память незабвенного родителя, да упокоится душа его на Небесах»,- объяснил он удивленному священнику. Вот этот самый отец Никодим и познакомил Семена с интереснейшим человеком. Нового знакомого звали Петром Перфильевичем, был он лет на десять старше Семена, но и выправка и память все еще были у него отменными. Обычно Семен приглашал его в греческий ресторанчик, где кормили превосходно. За сытным обедом с бутылкой красного вина, рассказывал Петр Перфильевич свои удивительные истории. В добрые старые времена занимал он должность заместителя полицмейстера города Варшава. Когда немцы захватили Варшаву в 1915 году, ему не удалось уйти с русскими войсками, потому, что он упаковывал в это время самые важные дела из полицейского архива. Он считал, что сохранить документы - его первейший долг и обязанность. В конце концов, преодолев неисчислимые трудности и даже опасности для жизни, он оказался в Америке вместе с сохраненным, но, увы, совершенно никому не нужным архивом. В одну из встреч Семен Георгиевич, в свою очередь, рассказал о своей первой жене - варшавянке, так неожиданно обретенной и так странно исчезнувшей. Упомянул и поддельные векселя, и все прочее. Бывший полицейский попросил описать Зосину внешность и обещал к следующей встрече принести что-то любопытное. Следующей встречи оба ждали с нетерпением. «Я вам расскажу, - начал Петр Перфильевич, - о Софье Станиславовне Боньковской, незаконнорожденной дочери графа Езерского. Отец, не признав ее официально, позаботился о хорошем образовании девочки, но что-то пошло не так. В шестнадцать лет она самовольно покинула пансион при монастырской школе и исчезла. Мы не смогли восстановить ее историю за последующие пять лет. А в тысяча девятьсот первом году она появляется в салонах Лейпцига, как вдова польского графа и проворачивает несколько головокружительных афер с фальшивыми векселями. Через пару лет ее встречают в другом обличье на водах в австрийском Бадене, затем у сернистых ванн в Иль-де-Франсе. У нее всегда отлично выправленные документы, безупречные наряды и шарм, сражающий стареющих мужчин наповал. При этом, заметьте, о проституции ни в каких рапортах не упоминается, только аферы с ценными бумагами. Впрочем, получением денег в долг, разумеется без возврата, мадам тоже не брезговала. В конце концов, она попыталась обналичить весьма крупную сумму в берлинском Коммерческом банке, предъявив поддельные российские облигации. Там ее полиция и прихватила. Что произошло дальше, сказать трудно. Суда не было. Некоторые полагали, что Софьей заинтересовалась немецкая разведка, и она согласилась на них работать… Точно известно, что в начале одиннадцатого года она въехала в Россию под своим настоящим именем, а потом исчезла. Появляется она в отчетах варшавской полиции после начала войны. Под разными именами встречают ее в клубах и частных домах, где развлекаются тыловые офицеры. Впрочем, ни в чем конкретном уличена не была. И, кстати, было ей, когда вы познакомились с вашей Зосей, года тридцать два, никак не меньше. Такие дела, мой дорогой. Не хотите ли взглянуть, у меня ведь и фото ее есть.» - С этими словами бывший полицейский передал Семену фотографию.
Старый еврей, отец большого семейства, член городского управления Чикаго, богач и благотворитель внимательно рассматривал пожелтевшую карточку хорошенькой молодой женщины. Неужели это его Зося? А сам он, неужели тот Сема, одинокий, бедный и робкий молодой человек?
- Нет, Петр Перфильевич, - сказал он, вставая. - Благодарю вас за труды. Это наверняка не она…
*В соавторстве с М.Воскобойником (luukphi_penz)