Окаянство «покаяния»

Nov 13, 2023 11:45

Когда какие-нибудь высказывания, касающиеся нашей истории ХХ века, неожиданно болезненно ранят, то в этой реакции первична не обида за несправедливо обвиненных или возмущение в связи с возведением на пьедестал недостойных. Эта реакция проистекает от болезненного осознания того состояния, в каком находится сегодня наше общество, и какая именно  мерзость в душах людских заставляет столь по-хамски смотреть на советское прошлое.

«Православные монархисты».
И самое примечательное, говорят, что 90% таковых - это потомки рабочих и крестьян.
ХЗ…
Может, и так…
Постмодерн это обыденность безумия.

В свое время В. Кожинов передавал слова 95-летнего писателя О.Волкова, ровесника века, сказанные им в 90-е годы перед самой кончиной:

«Я всю жизнь не принимал советскую власть, я двадцать лет скитался по лагерям и ссылкам, но, если бы я знал, что произойдет после ее крушения, я бы согласился еще двадцать лет отсидеть, лишь бы этого не случилось…»

Зададим вопрос, который шесть лет назад уже разбирался в этом журнале. Почему Французская революция запустила почти вековой колебательный переходный процесс «Революция-Реставрация» или «Республика-Монархия», и почему в России этот процесс был апериодическим, причем практически мгновенным?
Как переброс триггера.
Никаких колебаний.
Раз - и квас.
Росчерк карандаша на клочке бумаги, и все - из сердца вон и с глаз долой.

Исторические параллели - вещь скользкая, особенно если «параллелить» приходится две очень разные цивилизации. Но деваться-то ведь некуда, ибо все постигается в сравнении. Значит, неизбежно придется сравнивать, делая поправку на специфику сравниваемых объектов. У нас у одних, что ли, революция произошла, монарх - у всех народов из века в век это достаточно опасная для жизни профессия.

Дело в том, что во Франции на момент революции монархическая традиция была сильна, и Революции долго пришлось с ней воевать.
А в России в феврале 1917 г. монархическая традиция слиняла за пару дней. Ну, не было монархистов как политической силы уже тогда. Были лишь либералы-февралисты и большевики.
А что касается прежних форм национального бытия, насквозь сословно-монархических, то они исчерпали себя полностью и вызывали почти всеобщее отторжение. У красных по-своему, у белых по-своему.

Во Франции монархическая традиция была сильна настолько, что уже через четверть века произошла Реставрация, на трон взошел родной брат (!) казненного монарха, и парламент на три четверти состоял из ультрароялистов.
На три четверти!
И произошло это только потому, что эти ультрароялисты реально были! И была живая связь с монархической традицией. «Живая» - то есть в пределах одного поколения - 20-25 лет.
(А все «роялисты» СССР в 20-е годы, надо полагать, поместились на ладошке чекиста Артузова под крышей операции «Трест». Даже еще и не хватило для полноценной организации. Пришлось доукомплектовать чекистами.)

Французские роялисты были реальными роялистами. Это те, кто уцелели после террора, участвовали в наполеоновских войнах (временно смирив свой монархизм), либо вернулись из эмиграции. Их было много, и они имели поддержку в массах.
Они, господа постсоветские «роялисты», и до 1789 года были роялистами (удивительно, не правда ли?). Они так воспитаны были своими родителями согласно естественной формуле всякого воспитания: яблочко от яблоньки недалеко падает. Причем их семьи существовали в монархической среде из века в век, непрерывно.

К тому же они были по большей части настоящими католиками, и никогда не переставали ими быть. Среди них не было тех, кто, происходя из абсолютно секулярной семьи, лишь спустя годы после сдачи экзамена по научному коммунизму неожиданно «обретал веру». Конечно, в этой жизни и такое возможно, но когда это происходит массово, уж извините...

И священнослужители католической церкви, подвергшиеся террору намного более страшному, нежели Русская православная церковь в революционный период, в массе своей были «рукоположены» (в самом широком смысле этого слова) еще до 1789 года. Они сформировались как личности в дореволюционной Франции. Они были частью органичного многовекового эволюционного процесса, олицетворяя собой ту непрерывность, которая сохранялась параллельно с революционным разрывом.

Революционная катастрофа со всеми ее ужасами прошла через ИХ жизнь. В их собственных ушах навеки застыли: тишина на многолюдной площади, лязг опускающегося ножа гильотины, звук падающей в корзину головы и торжествующий рев огромной толпы. Они сами были реальными персонажами реальной истории. Или, на худой конец, таковыми были их отцы, хотя и они сами своими детскими глазенками повидали уже многое.
Спустя всего четверть века после начала Революции они понимали, что настоящего возврата к прошлому уже не будет, что Революция не была случайностью, и произошла глубокая и необратимая трансформация общественного сознания.

А что могло «застыть в ушах» наших нынешних «монархистов» и «белых»? Саундтрек к «Новым приключениям неуловимых»? У нашего президента, например, «Чапаев» - любимый фильм (прямо признается, пользуясь тем, что Деникин с Ильиным этого уже не узнают).

И что могли понимать советские «детишки», выросшие на всем готовом в безмятежном лоне эпохи «развитого социализма», огражденные не только от трагедий в процессе собственного бытия, но и от трагедий революционной эпохи, которые лежали в основании их инфантильного благополучия?

Один из вариантов позднесоветского обретения веры поведал довольно известный медийный священнослужитель. Он прямо признавался, что в школе практически не учился, он не успевал ни по одному предмету. Типичный двоечник. Но зато с гордостью сообщил, что с 8-ми лет начал слушать «Голос Америки». Не правда ли, любопытный вариант «духовного возрождения»: ходить, говорить и слушать «Голос Америки» он научился почти одновременно.

Монархическая традиция во Франции была настолько сильной, что маятник между республикой и монархией даже 1870-х годах колебался «фифти-фифти». Даже на момент окончательного установления республики, почти через столетие после начала революции, перевес республиканцев был не таким уж и значительным.
Однако позднее ни о какой монархии во Франции уже и речи никто не вел. День взятия Бастилии - национальный праздник. Трагическую Правду о Революции знает любой грамотный француз, но того, кто попытается всерьез столкнуть лбами Миф о Революции и Правду о ней - попросту сочтут, в лучшем случае, сумасшедшим, в худшем - врагом французской нации.

* * * * * *
А вот в России все было совсем по-другому.
В России после Февраля 1917 года всерьез никто даже речь не вел о монархии. Не в плане влажных фантазий отдельных деятелей, а в плане серьезного организованного движения.

Уж позвольте напомнить в зубах навязшее.
Генерал М. Алексеев (начштаба армии) арестовал царя, генерал Л, Корнилов арестовал царскую семью. Генерал А. Деникин по взглядам пребывал между ними, типичный кадет-англоман. Заместитель А. Колчака арестовал Великих князей в Крыму (сам Колчак, тогдашний эсеровский любимец, в этот момент радостно мчался на встречу с Временным правительством).

Генералы А. Кутепов и М. Дроздовский?   
Вообще-то, на момент Февраля - всего лишь полковники. А полковников на Руси было столько, что между ними можно было найти любых фриков.
В Википедии можно прочесть следующее:

«Отречение Николая II произвело на Дроздовского - убеждённого монархиста - очень тяжёлое впечатление. Михаил Гордеевич не только не скрывал своих убеждений, но и был готов за них сражаться в открытом бою с теми, кто сверг династию Романовых.»

Похоже, Михаил Гордеевич понятия не имел об окружавшей его действительности, ибо династию Романовых свергли, как раз, те, на чьей стороне он воевал в Гражданскую.

С Кутеповым такая же петрушка. Генерал расстрелял унтера Кирпичникова, заводилу солдатского бунта в феврале 1917-го, когда тот год спустя прибежал в Добровольческую армию бороться с большевиками. Хотя расстрелять он должен был не пешку-унтера, поднятого на революционный пьедестал «революционным генералом» Корниловым, а своих непосредственных начальников - Алексеева и Корнилова.

Кстати, после Февраля наши полковники-монархисты продолжили военную службу, а без присяги Временному правительству это было невозможно. Вряд ли они переприсягали, держа пальцы скрещенными.  
Из нескольких десятков генералов, командовавших корпусами, переворот не поддержали только двое.
Один из них граф Федор Артурович Келлер. Он наотрез отказался присягать Временному правительству и приводить к присяге корпус.

«Я христианин, и думаю, грешно менять присягу».

Прибывший в корпус барон Маннергейм пытался уломать старика. Но последний солдат империи был неумолим, и его отправили в отставку.

Генерал Я.А. Слащев-Крымский вспоминал.

«Дать точную характеристику политических убеждений участников Добровольческой армии я не берусь. Получилась мешанина кадетствующих и октябриствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов… «Боже, царя храни» все же провозглашали только отдельные тупицы, а масса Добровольческой армии надеялась на «учредилку», избранную по «четыреххвостке», так что, по-видимому, эсеровский элемент преобладал.»

«Отдельные тупицы».
Монархисты были маргиналами даже в среде белого движения, которое оказалось достаточно маргинальным само по себе.
Деникин в своих «Очерках…» вспоминает о подпольной (!) деятельности монархистов (и, вообще, правых организаций), как в его армии, так и на подконтрольной территории.

«Я знаю очень многих добровольцев, которые никогда не слышали названия этих организаций. О существовании некоторых из них я узнал только теперь (!) … У них был общий лозунг - “Самодержавие, православие, народность”.»

В деникинской армии «уваровская триада» была чем-то диковинным и существовала подпольно!
В рамках политической пропаганды большевики, конечно, клеветали на белых, приписывая им стремление возродить монархию (согласен, пионеры так не поступают). И делали они это только потому, что обвинение в «монархизме» было самым верным средством дискредитации любого политического движения в глазах подавляющей части населения страны.

Всевозможные «Стариковы» ныне удивляются: почему белые не выдвинули монархические лозунги, ведь «монархическая идея - такая сильная»? 
Революционная Россия в начале ХХ века, гражданин Стариков, была населена реальными людьми, погруженными в реальную историю, а вовсе не постсоветскими мутантами-фантазерами в костюмах и в рясах, которые на ровном месте своими собственными руками реализовали «конец истории» в одной отдельно взятой стране. И ведь никакого раскаяния, они по-прежнему герои-освободители страны от «безбожного коммунизма»!

А каково, все же, было отношение к монархии именно в среде народных масс?
У знаменитой цитаты Розанова, про «Русь, слинявшую в два дня», есть продолжение, которое обычно обрывают.
«Что же осталось?» -  вопрошает философ. «Буквально ничего».
И все же.

«Остался подлый народ, из коих вот один, старик лет 60 "и такой серьезный", Новгородской губернии, выразился: "Из бывшего царя надо бы кожу по одному ремню тянуть". Т. е. не сразу сорвать кожу, как индейцы скальп, но надо по-русски вырезывать из его кожи ленточка за ленточкой.
И чтo ему царь сделал, этому "серьезному мужичку"…»

У Розанова весь народ оказался «подлым», и хотя, возможно, не все мыслили столь же экстремистски, как новгородский мужичок, тем не менее, подавляющее большинство народа с мужичком в целом было солидарно: до династии дела никому не было, плакать о ее судьбе народ не намеревался точно. Если «верхи» на этот счет не заморачивались, то уж «низы» и подавно.

Митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал по поводу событий 1918 года.

«Когда убита была вся царская семья, мы служили панихиду в Симферополе. Но ни я, ни кто иной не плакали, хотя в это время у нас в Крыму были белые и бояться красных было нечего. Даже и народу в церкви было мало. Что-то порвалось...»

Еще раз.
В Крыму белые.
Крым переполнен бежавшими из «Совдепии» антисоветски настроенными представителями высших сословий РИ.
И что? Даже среди них практически никто на панихиду не пришел.
Если бы царская семья погибла в результате несчастного случая, и было бы очевидно, что большевики к этой трагедии не причастны, панихида, возможно, и вовсе не состоялась бы.

Ранее торжества по поводу 300-летия дома Романовых вызвали у митрополита Вениамина тяжелые предчувствия:

«Не знаю, как проходили торжества в других местах. Но если бы я был в то время на месте царя, то меня охватил бы страх: это было не торжество, а поминки.»

Трудно более точно передать ощущение пустоты, в которой повисла династия.
Итак, перед нами совершенно объективное событие. Объективное, то есть исторически обусловленное. К падению монархии привело множество фундаментальных взаимосвязанных факторов-причин, созревших параллельно и имевших свой вполне жесткий исторический генезис. И при этом невозможно найти ни одного фактора, который мог бы способствовать ее сохранению.

Предположим, вы хотите задним числом, чтобы русское самодержавие реально сохранялось в истории и после 1917 года?
Но для этого вам нужна самая малость: вам нужен другой народ, причем в других обстоятельствах. Вам нужен другой народ, проживший совершенно другую историю.    
Всего лишь на всего.
Правда, для подобного «хотения» надо быть сатанистами.
Церковь не может заниматься пропагандой произвольных «хотелок» (если, конечно, это церковь). Так что реализация чаемой многими даже в РПЦ «уваровской триады», причем не далее, как в следующей пятилетке, должна проходить исключительно по ведомству Гарри Поттера, или, скажем, старика Хоттабыча.

Все наши «православные монархисты» и прочие «белые» на самом деле отрицают всю русскую историю, а не только ее советский этап.
В этом смысле они не русские.
Это продукт разложения определенной части бывших октябрят, пионеров, комсомольцев и членов КПСС, либо это уже молодая производная от этой субстанции. (Хотя именно они объявили себя «истинно русскими» и настаивают на своем исключительном праве «сертифицировать» в этом отношении всех остальных.)

Никакой живой связи с монархической традицией здесь не наблюдается. В историческом плане перед нами не что иное, как бредовый фантом постмодерна.
Монархическая традиция, она, подобна живому существу. Зарождаясь в младенчестве народов, она сопровождает их юность, молодость и даже зрелость. Но если ее смерть длится дольше некоего критического временного интервала (скажем, дольше периода становления одного поколения - 25 лет), то она умирает насовсем, и реанимации уже не подлежит (гальванизация, то есть создание симулякра или декораций, не в счет).
В словосочетании «монархическая традиция» слово «традиция» - ключевое.

«Традиция - это передача огня, а не поклонение пеплу».

Не было никакого огня уже весной 1917-го. Все перегорело в душах еще в последний период существования РИ.

* * * * * *  
Давайте вспомним вполне здоровый взгляд на вещи, человека, который, ни много, ни мало - «наше все».

«… Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал».

В конце 80-х в советском обществе в прямом соответствии с высказываниями поэта образовались две хамские (в библейском понимании этого слова) общественные страты.

Первые - это те, кто хотели «переменить отечество».
Однако догадываясь, что на Западе их в больших количествах не ждут, они хотели «переменить» само «отечество» - т. е. существующее отечество перестроить на западный манер, по западным лекалам, естественно с пользой, прежде всего, для себя любимых.

А вторые хотели иметь не «историю своих предков, такую, какой нам Бог её дал» в ХХ веке, а ту историю, которая привела бы их к желаемому ими результату.
Обе концепции представляют собой две разновидности откровенного сатанизма. И если первая - откровеннее, то вторая - сатанистее.

Неудовлетворенность.
Если есть неудовлетворенность, значит, с точки зрения неудовлетворенных, есть нечто более совершенное, нежели реальность, в данном случае позднесоветская реальность.   
А таким «совершенством» на тот момент мог представляться только Запад.
Те, которые откровеннее, говорили об этом прямо.
А те, которые сатанистее, прямо об этом не говорили, ибо им было «неловко».
Они ведь были «патриотами».
Им нужен был «русский идеал», непременно «православный». Это должна была быть «Россия, которую мы потеряли». Однако их «утраченный рай» первоначально был наделен всеми основными чертами благотворного Запада, и это не случайно от слова «совсем». Это понятно, ведь источник неудовлетворенности был общий. Впрочем, «рай» этот и сегодня не особо изменился.

Все советские кухни, где заходил разговор о «судьбах России», были одинаковы: на столе непременная бутылка «коленвала» (как правило, не одна) и банка «бычков» (как правило, одна - после второй уже не закусывали), а на холодильнике «Зил» (возможно, «Саратов») непременный «ВЭФ 12» (возможно, «Океан»), настроенный на волну «Голоса Америки».
Ну, шо вы мне рассказываете за вашу высокую духовность…

В идеологии «России, которую мы потеряли» особо подчеркивалось, что до революции Россия двигалась по «общемировому естественному» пути. И под «естественным» путем всегда понимался путь западного капитализма. А потом, дескать, большевики эту «естественную» траекторию «вывихнули».  
Идеологически между теми, «кто откровеннее» и теми, «кто сатанистее», изначально разницы особой не было. Впрочем, нет ее и сегодня.

Что такое «Новая Россия»?
Это то, что у нас осталось от СССР.
Это только то, что у нас осталось, в результате цивилизационной измены и национального предательства последних десятилетий.
Это результат капитуляции перед Западной цивилизацией, перед своим антиподом и смертельным врагом, это результат сдачи на милость победителя, для которого понятия милости к побежденному не существует. (Чтобы понять последнее, и то не до конца, позднесоветским «дурачкам» потребовалось 30 лет.)

Все это было волевым осознанным решением. Это не было результатом военного поражения, и это не было даже следствием фатальных проблем в экономике и в идеологической сфере, как это сегодня стремятся изобразить. Проблемы есть всегда и везде. А проблемы СССР последних лет были по большей части рукотворными, это была «предпродажная подготовка», осуществлявшаяся элитами, призванная убедить население в том, что жалеть этот «совок» нечего.

Современный развитый потребительский рынок и сфера услуг - это «банки варенья и ящик печенья», которые получены за предательство.
Чем заплачено за потребительский кайф?
- Сдачей многовековых геополитических завоеваний.
- Разрушением большей части высокотехнологичной обрабатывающей промышленности.
- Планомерным разрушением научной базы.
- Разрушением системы образования и здравоохранения.
- Разрушением традиционной русской армии.
- Культурной деградацией.
- Морально-нравственным разложением общества и подрывом демографии.

Все это называется демонтажем советского модерна.
Именно это условие было поставлено Западом.
И это условие было принято.

А для осуществления этого демонтажа необходимо было изначально внедрить в общественное сознание уже готовую идеологию, которая давно создавалась на Западе с помощью представителей наших эмигрантов различных «волн», от первой до третьей.
В советское время эта идеология лишь сочилась через щели «железного занавеса». А с весны 1987 года она постепенно, но быстро становилась идеологией внутренней, официальной.

В основе великого предательства всегда лежит величайшая ложь.
В истории революционных эпох всех времен и народов достаточно деяний, которыми трудно гордиться. «Расстрел царской семьи» из этой категории.

Однако сакрализация трагедии на тот момент уже рядового семейства (так это воспринималось практически всеми современниками) до нынешних космических высот была одной из тех дубин, которыми ломали хребет России в последние три с лишним десятилетия. Не коммунизму хребет сломали, а России. И тот, кто по сей день орудует этой дубиной, на самом деле не может жалеть никого, в том числе и семью Романова Николая Александровича.

Что, разве до «перестройки» не было известно об этой трагической истории, о «расстреле царской семьи»?
Об этом были осведомлены все.
Но это, безусловно, трагическое событие занимало свою нишу в череде прочих трагедий нашего бурного ХХ века, оставаясь практически невидимым.
Точно так же, как мало кого это событие тронуло в самом «боевом» 1918-м.
Какими словами начинается воззвание Святейшего Синода по поводу отречения Николая II и В.К. Михаила?

«Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни…»

«Воля Божия» - это религиозно-возвышенный вариант обыденно-заземленного понятия - «объективный исторический процесс».
А как же иначе, если после 2 марта 1917 года даже в армии к причастию стали приходить всего 10% солдат и офицеров.
Не бывает православных монархий среди невоцерковленного народа. Правда, нынешние «монархисты» об этом не знают. В чужую душу напрямую не заглянешь, и судить о чужой воцерковленности, мягко говоря,  некорректно, но сдается мне, что воцерковленность нынешних «воцерковленных» и воцерковленность русского народа эпохи традиционного монархического общества - это две большие разницы.

Все подписанты «Воззвания» от марта 1917 года - митрополиты РПЦ - реальные персонажи своего времени. Они настоящие. Они чувствовали настроение общества. И вширь и вглубь.

А антисоветские «ребята с нашего двора», страстно желающие фигурировать в качестве «православных монархистов» или «белых», это контрафакт, образовавшийся в рамках возникшего через много десятилетий карго культа. Они отделены от той эпохи несколькими поколениями советского модерна, считайте - отделены наглухо.

С чувством нравственного превосходства они соблюдают некую ими же учрежденную формулу «покаяния», противопоставляя свое фэнтезийное «благородство» (с их стороны аб-со-лют-но ничем не оплаченное) «предательству помазанника Божьего» всеми остальными.

«Все остальные» - это народ, живший четыре поколения назад, в совершенно иную эпоху, народ, которого они на самом деле не знают,  и знать не хотят. Более того, они специально придумали ему фэнтезийное «райское» дореволюционное житье-бытие, дабы ничто не могло поставить под сомнение «предательский характер» поведения народа.

Романов Николай Александрович, согласно их мифологии, был единственным, кто «сохранил верность России», а все остальные ее «предали». В это число включаются и все, живущие по сей день, если они отказываются признавать альтернативно одаренных «ребят» психически и нравственно здоровыми людьми и играть с ними в их «покаянные» игры.

Схема здесь простая.
Если максимально связать понятие «Россия» с личностью одного единственного (!) человека, который уже на момент революционной катастрофы был признан фигурой политически абсолютно несостоятельной и ничтожной, причем признан фактически всей страной, то можно дегуманизировать практически весь народ, и демонизировать весь советский модерн.

Это была одна из мер широкого комплекса. Реализация комплекса мер позволила узкой группе лиц по предварительному сговору забрать лакомые куски народной собственности, а большую часть советских достижений спустить в унитаз в угоду своим западным партнерам.
И теперь разрушительные и трудно обратимые последствия этого «возрождения» можно регулярно списывать на «греховность» самого «народа-предателя», вплоть до его окончательного вымирания под эгидой утвердившейся русофобской химеры.

И чем очевиднее будут ощущаться разрушительные плоды объявленного три десятилетия назад «освобождения от безбожного коммунизма», тем неистовее и истеричнее наши «освободители» будут проклинать советский период, списывая на него все последствия своей политики.

С нашей эпохой все очевидно…
Все, будто на ладошке - как только началось «вхождение в западную цивилизацию», так сразу же определенная общественная страта забились в пароксизме небывалого «раскаяния» и «покаяния».
Как-то вдруг, синхронно и массово.
Платить и каяться, платить и каяться.

«Но ведь среди них много искренних и бескорыстных людей!»
«Искренность» - понятие сложное. Легче всего у человека получается обманывать самого себя.
И, главное, самообольщение «праведностью» - наркотик посильнее любой «синтетики». Особенно когда он дармовый, и за ощущение своей праведности «праведник» ничем не платит.
Именно на этом всегда держались все ереси в мировой истории.

* * * * * *
По-человечески здесь многое понятно.

Вот, скажем, выстроились военнопленные на лагерном плацу - приехал представитель РОА вербовать добровольцев.
С одной стороны, невыносимые условия лагерного существования и весьма вероятная перспектива гибели.
А, с другой стороны, всего этого можно избежать.

И тут память услужливо начинает подсовывать «аргументы».
- Отца раскулачили, а какой он был кулак…
- В институт не приняли.
- А сколько на разных ступенях власти пришлось повидать советских «выдвиженцев»: зачастую малограмотных и хамоватых.
- Орали: «Малой кровью!» Всю страну на уши поставили, а к войне оказались не готовы.
- Я же по их вине гнию здесь.

Любая социальная система в подобных обстоятельствах предоставит ба-а-а-льшое количество «аргументов». А если речь идет об эпохе форсированной модернизации, которая всегда репрессивна, то «аргументы» найдутся практически у каждого. Но сломаются только те, кто сломаются.
И самое соблазнительное во всей этой «аргументации» заключается в том, что речь идет не о предательстве, речь-то идет об «освобождении России от большевистского ига», о возрождении «истинной России».
Речь не о подлости, речь о благородстве.
Вот в чем главная фишка, вот в чем весь цимес.
Есть причина предательства, и есть его «обоснование».
И в данном случае «обоснование» с причиной логически никак не связано.

Причина предательства власовцев, начиная с самого генерала - малодушие.
Малодушие перед лицом возможной мучительной гибели.

Но вот, что любопытно.
«Обоснования» антисоветского переворота рубежа 80-90-х фактически такие же, как у власовцев - антисоветские, антикоммунистические. Конечно, учитывая общее настроение населения, изначально были сделаны определенные реверансы в сторону советского периода. Мера вынужденная, ведь общество живет остатками советского наследия во всем. К тому же реверансы необходимы были для приватизация советских побед антисоветскими приватизаторами.

А вот причины предательства, мягко говоря, различаются.
В первом случае не хватило моральных сил сохранить верность присяге перед лицом повседневного ужаса лагерной жизни и весьма вероятной гибели.
А во втором случае альтернативно одаренные «ребята с нашего двора», выросшие в безмятежном лоне «развитого социализма» упали на колени перед еще более «развитым потребительским рынком», тяжело контуженные западными стандартами потребления (можно сказать, попали в плен к коварному Западу в результате контузии, в бессознательном состоянии).
Причем упали на колени по принципу: мы за ценой не постоим…

А чем отвратительнее падение, тем «благороднее» должны выглядеть «обоснования».
Previous post Next post
Up