Европа и душа Востока. Русская национальная идея.

Jan 29, 2019 16:43




Пролог темы по книге немецкого философа Вальтера Шубарта "Европа и Душа Востока" здесь.
Часть 1 "Немцы" здесь.
Часть 2 "Англосаксы"  здесь.
Часть 3. "Французы" здесь.
Часть 4. "Испанцы" здесь.
Часть 5.1 "Русские" здесь .
Часть 5.2."Русские" здесь.

Национальная идея есть нечто большее, чем естест­венное стремление народа к свободе и могуществу. Она преследует более высокие цели, для которых ей и нуж­ны свобода и могущество. В национальной идее выража­ется не то, чем нация хочет быть для себя, а то, чем она хочет стать для мира. Она основана на уверенности народа в том, что он незаменим для всемирного целого. Народ же, который живет только для себя, или из любви к себе пытается властвовать над другими, обладает наци­ональной алчностью, но не национальной идеей. Истин­ная национальная идея предполагает мысль обо всем человечестве и является производной именно от этого.



Англичанина со времен Кромвеля вдохновляет идея благословенного сословия, идея Божьего избранничества, которую пуритане, позаимство¬вали из кальвинизма. Они сознательно обратились к Ветхому Завету, именуя бритов избранным народом, призванным диктовать законы миру и держать Европу в состоянии равновесия. Они придали английскому национальному чувству священно-религиозный характер, сохраняя его по сей день. На этом основана привлекательная сила идеи Британской империи. За английской политикой, даже когда она выражает интересы экономики, всегда стоит в качестве движущей силы эта идея избранничества, вера в свое предназначение быть arbiter mundi (судья всего мира). Именно этим объясняется то единство, которое обнаруживают в себе англичане, та легкость, с которой они успокаивают свою политическую совесть, и те необычайно упорные усилия, на которые способна именно эта раса в трудные моменты своей истории.
Француз стремится не к политическому, а к духовному лидерству в мире. Он считает своим предназначением маршировать во главе цивилизации и подавать пример духовности. Его национальная идея - в культурной миссии. Между этими двумя идеалами политического и духовного лидерства человечества колеблется туда-сюда немец, не умеющий четко определиться в этом.




Русский и в этом вопросе отличается от европейцев. Его национальной идеей является спасение человечества русскими. Она уже более столетия действенно проявляется в русской истории - и тем сильнее, чем меньше осознается. Гибко вписывается она в меняющиеся политические формы и учения, не меняя своей сути. При царском дворе она облачается в самодержавные одежды, у славянофилов - в религиозно-философские, у панславистов - в народные, у анархистов и коммунистов - в революционные одежды. Даже большевики прониклись ею. Их идеал мировой революции - это не резкий разрыв со всем русским, в чем уверены сами большевики, а неосознанное продолжение старой традиции; это доказывает, что русская земля сильнее их надуманных программ.
Поскольку у русских мысль и дело, культура и политика стихийно ищут и пронизывают друг друга, выработка национальной идеи приобрела, как почти ни в одной другой стране, огромное значение не только для государственных деятелей или для социальных проблем нации, но и для духовной жизни народа. В размышлениях над национальной судьбой возгорается русская философская мысль.



Можно без преувеличения сказать, что русские имеют самую глубокую по сути и всеобъемлющую национальную идею - идею спасения человечества. То, что движет ими во внутренней жизни - забота о нравственном возрождении, -движет ими и в международной жизни. Таким образом, они привносят и в мировую политику тот дух мессиан­ства, которым преисполнена их душа. Идея спасения мира - это выражение братского чувства и всечеловечности в масштабе мировой политики. И в своей политике стремится русский к примирению, к восстановлению целостности. Это сближает русскую национальную идею с христианской точкой зрения.



Чем возвышеннее идея, тем легче ее исказить при столкновении с реальностью. Эта судьба постигла и рус­скую национальную идею, затемнив ее местами до неуз­наваемости. Она пострадала не только от общей неспо­собности человеческой природы идти в ногу с идеалом, но и от свойственного русским недуга - от душевного надлома, вызванного деспотизмом. Эта чужеродная фор­ма государственности, не позволявшая русской душе созревать согласно врожденному в ней закону, стала при­чиной глубокой раздвоенности в русском человеке, вы­звала противоречие между путем и целью, породила склонность к насилию даже в Божеских делах, готовность использовать грязные методы ради святых целей. Рус­ский, как помимо него еще только испанец, постоянно стремится встать в ряды тех, которые думают, что ока­зывают услугу Богу, убивая людей. По панславизму и особенно - по большевизму легко увидеть, насколько дес­потический гнет обременил русскую национальную идею - как и душу народа вообще - до того, что она внут­ренне надломилась и смогла обрести свою форму лишь в изуродованном виде.



Уже Александром I владело мистическое предчувст­вие, что он и его империя призваны спасти Европу. Именно это убеждение удержало чувствительного Импе­ратора на ногах в 1812 году. После победы над Наполео­ном он еще больше укрепился в этой мысли, что приве­ло к образованию "Священного Союза". Александр видел себя в роли Богом избранного защитника легитимности в борьбе против анархистов-якобинцев, где бы они ни поднимали голову - в Европе или в испанских колониях Южной Америки. Так выражался политический мессиа­низм в голове неограниченного монарха! Подобной мыс­лью руководился и Николай I, когда в 1849 году двинул свои войска в Венгрию на защиту Габсбургов. Это был акт династического братства, но не реальная политика, поскольку заметных преимуществ ни русской Империи, ни царскому двору это не дало.




Но первыми ясно и недвусмысленно выразили русскую национальную идею славянофилы. В славянофильстве русские начинают осмыслять себя. Они осознают, что Россия образует не какую-то отсталую часть Европы, а способна и имеет это своей задачей -построить из себя свой собственный культурный мир. Из этих смутно бродящих предчувствий своего призвания постепенно складываются четкие политические програм­мы. Так зародился русский панславизм. (Панславизм - идеология взаимопомощи, а также культурной и политической общности славян под защитой Российской империи).





Зародившийся под тяж­ким гнетом деспотизма (Николай I) панславизм обращал­ся к угнетенным, родственным по крови народам с при­зывом протянуть друг другу свои руки. Теперь уже пред­стояло защищать не братьев на тронах, а братьев по христианской вере, которых надо было освобождать от турецкого гнета, или братские славянские народы - от ига германцев. Политическая идея братства принимает демократически-народные формы. Россия должна была сделать жест истинного защитника - в своих турецких войнах, в своей политике относительно Армении, отно­сительно славянских племен на Балканах или в Цент­ральной Европе.



Отныне русские начали думать, что освобождают - там, где они завоевывают; что служат высшим идеалам - там, где подчиняют себе. От этой веры панславизм получает свой размах. Но сколь глубо­кая трещина вскоре образуется в нем! Он попадает в руки царизма, который делает его орудием своих чисто имперских планов и злоупотребляет панславистскими идеями так же, как и потребностью русских в осущест­влении своего призвания. Царистский панславизм, как всякий империализм, есть издевка над идеей братства. Он играет роль освободителя нерусских славян, пытаясь в то же время насильно русифицировать славян своей соб­ственной империи, поляков, латышей, литовцев, рутенов во имя христианской любви.

На русских до сих пор лежит какой-то рок - когда самые воз­вышенные цели извращаются низменными средствами. В результате получилось, что европейский Запад, привык­ший истолковывать и оценивать политические явления только с точки зрения политики силы, вообще не смог заметить в русском панславизме первоначальной мысли об освобождении.

Однако даже панславистские идеи в их более поздней трактовке не следует мерить меркой западного империализма. Без непоколебимой веры рус­ских в gesta Dei per Russos (Божья воля через русских - лат.) эта идея никогда бы невозымела над ними такой власти. Целью, преследуемой царистским панславизмом, было водружение креста на Айя Софии. В глазах русских это было религиозной целью, а не одним лишь предлогом политического или экономического завоевания. Русские - это не англичане!



Политические идеалы России участвовали в духовном развитии русской души, в том числе и в повороте от мессианства к нигилизму. Этот поворот начался с анар­хизма и закончился большевизмом. Полити­ческий мессианизм русских в 1917 году сделал крутой поворот: теперь он обращен не к славянам всех стран, а к пролетариям всех стран. Только теперь акцент поставлен не столько на спасение, сколько на разрушение современного им мира. По их мнению, с превращения его в развалины и нач­нется процесс спасения. О любви Спасителя анархисты и не знают ничего. Но они едины со славянофилами в том, от него надо спасать человечество: от Европы.

image Click to view



То, что у анархистов было лишь революционным уче­нием и движением, у большевиков превратилось в боль­шую политику. Большевизм есть русская попытка спасения нигилистическими средствами. Его цель - спасение эксплу­атируемого человека. Но путь к этому ведет через ужасы и разрушение. Мировая революция - это нигилистическая формула, в которой силы уничтожения изливаются в русскую внешнюю политику и определяют ее ход. Это нечто совершенно невиданное: мировая политика, напра­вленная на разрушение мира! Так выглядит всемирная политическая программа апокалипсической души.



Большевизм сознательно перенимает идеи и методы Запада; но он использует их как оружие против того же Запада. В глубинном смысле большевики столь же мало расположены к европейцам, как и западники. В сознании современных коммунистов неприятие Европы превраща­ется в ненависть против капиталистической системы, а миссия спасения - в борьбу за освобождение рабочего класса. Лозунги анархистов и убеждения славянофилов приняли внешне форму марксистской терминологии. Те­перь уже речь идет не об освобождении братьев славян, а об освобождении товарищей пролетариев. К этой задаче русский коммунист приступает со всей своею национальной страстью. Когда в 1918 г. запасы продо­вольствия в Москве сократились и голод распространялся по всем закоулкам города, рабочие собирали муку для голодающих товарищей в Германии, которым едва ли жилось хуже. Иностранцы, которым пришлось быть сви­детелями происходящего, без устали восхищались этой русской жертвенностью. Так может вести себя только тот, кто чувствует себя в роли спасителя и кто в ней себя чувствует хорошо. И в большевизме просвечивает чувство братства, правда, в искаженном виде, это существенный признак русскости, от ко­торой не может избавиться даже русский коммунист.



Большевики втиснули русский мессианизм в револю­ционные формы, не исключив полностью национальное. В них марксистская классовая миссия выступает вместе с русской национальной миссией. Это придает большевизму особый отпечаток. В нем мессианские надежды марксиз­ма на освобождение мира пролетариатом сплавляются с мессианскими надеждами славянофилов на освобождение мира русскими - в некое новообразование.



В марксизме мысль о мировой революции не выра­жена категорично. Ее внесли туда русские. Маркс руководствовался надеждой, что капиталисти­ческий мир, согласно непоколебимому процессу диалекти­ки, сам распадется и уступит место идеальному состоя­нию справедливости и человеческого достоинства. В пере­воде на язык теологии это означает: да сгинет мир, да приидет Царствие Твое. Тут вряд ли можно ошибиться: в Марксе горит сердце ветхозаветного пророка, но он мас­кирует его холодным рассудком и сухим языком совре­менного ученого-специалиста. Ему хотелось вещать об апокалипсисе, но как только он раскрыл рот - заговорил об экономическом детерминизме.



Широта русской души раздвинула даже рево­люционные проекты и перспективы так, что они охва­тили весь шар земной. При этом направленность на мировую революцию нельзя объяснить в первую очередь властно-политическими соображениями. Русскому духу не свойственны холодный расчет и тонко продуманные стратегические планы. Конечно, думали и об этом, ведь с самого начала было ясно, что советская система, замкнувшаяся только на одном государстве, вызовет сплоченное сопротивление других государств, и что любое новое советское государство, прорвавшее этот единый фронт, станет естественным союзником Москвы.



Конечно, это бралось в какой-то мере в расчет, но реша­ющим - не было. Такие соображения имели место, но не они были решающими. Они не объясняют ни динамики пропаганды мировой революции, ни той инстинктивной силы, корни которой уходили в темную первобытную основу русской души как неиссякаемого источника питания. Русский апостол мировой революции не стал бы снова и снова рисковать своей жизнью и счастьем, жер­твовать собой с кажущимся бессмысленным бесстрашием перед смертью ради идеи, которая до сих пор нигде не достигла ощутимых успехов, - если бы он не был одер­жим верой в то, что несет своим пролетарским братьям во всем мире новое евангелие.



Только будучи сам преисполнен таким убеждением, он может передать его другим. Вот почему так привлекает эта страшная, почти магическая сила нового "учения о спасении"!  Доводы рассудка о его полезности не подвигли бы на это рус­ского человека; они скорее бы посоветовали ему отвернуться от идеала мировой революции. Но, поступив так, русский коммунист изменил бы своей сущности. Его фанатизм никогда не останавливался у границ, диктуе­мых разумом.



Таким образом, русская национальная идея в ходе истории принимала разные формы. "Священный Союз" имел династическую трактовку ее, панславизм - народную, мировая революция - революционную. В первом случае носителем национальной миссии был царствующий Дом, во втором - раса, в третьем - пролетариат. Защита леги­тимности, освобождение славян, всемирная автономия рабочего класса - вот те различные идеалы, которые тем не менее коренятся в той же материнской почве. Общее у них то, что они не ограничиваются рамками России, а считают себя также призванными послужить большой части человечества за ее пределами.



Русских заставляет выходить за границы своей стра­ны в качестве апостолов спасения, даже в политике - их всегдашнее стремление к всечеловечности. Александр I и Николай I распространяли понятие всечеловечности на правящие дома Европы, панславизм - на всех славян, большевизм - на всех пролетариев земли. Однако русская идея всечеловечности пока еще нигде не смогла найти воплощения в своей неискаженной чистоте и полноте. Хотя она постоянно выходит за пределы своей нации, но охватить человечество целиком ей пока не удалось. Это станет для нее возможным только тогда, когда русская национальная идея внутренне и осознанно соединится с тем наиболее всеобъемлющим понятием общности, кото­рое до них создано человечеством, а именно - с христи­анством.

image Click to view



...Так идут державным шагом,
Позади голодный пес
Впереди - с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз -
Впереди - Исус Христос…

Про людей, Литература, Другая культура, По мотивам, Национальный орнамент, Шубарт, cherry, Философия

Previous post Next post
Up