(no subject)
Ушедший год (будь он неладен!) заканчивался в раздумьях о природе российского общества, народонаселения, людской массы размещающейся на огромном географическом пространстве. Поскольку я и сам происхожу из этой массы, то вопросы не оставляют меня своей неприятной назойливостью. Особенно,конечно, в связи с продолжающейся и не собирающейся заканчиваться войной.
Главный вопрос, возникший не вчера, но всплывший теперь с новой силой, -- насколько справедливо считать людей живущих в одной стране одной сущностью, единым обществом, народом, социумом и т.п.? Конечно в первую очередь этот вопрос относится к России, но не только. Вопрос о принадлежности к тому или иному социуму, интегрированности в него для меня никогда не был принципиальным. Довольно рано, еще будучи совсем молодым человеком, я решительно отвергал любые обязательства, накладываемые обеством на индивидуума. Совершенно будучи уверенным в в абсолютном праве личности на суверенитет. Однако я всегда понимал и понимаю, что такая точка зрения вовсе не универсальна и люди вполне могут исповедывать совершенно противоположную. Что они и делают, а это приводит к совсем другой модели общественного сознания и к другим последствиям для общественного бытия.
Нынешняя трагедия русского мира, втянувшая и продолжающая втягивать все плотнее в свой водоворот остальной мир, делает вопрос все острее. Из проблемы личности, ее самоидентификации он перерастает в принципиальный вопрос судеб мира, его существования. Нынешний кризис русскомирской идентификации можно коротко определить через продолжающиеся разговоры мыслителей, озабоченных этой проблематикой.
Недавнее чтение разных рассуждений на эту тему я могу суммировать двумя выдержками, упрощенно показывающими суть вопроса. Одна - высказывание Бориса Акунина в его разговоре с Михаилом Шишкиным 10-летней давности:
На самом-то деле, как мне кажется, виновата давняя раздвоенность отечества, о которой ты, в частности, писал в недавней статье для The New Republic, объясняя азы российской истории американским читателям. В России живут бок о бок два отдельных, нисколько не похожих народа, и народы эти с давних пор люто враждуют между собой. (Чтоб он провалился, византийский орел с двумя головами - шизофренический символ, выбранный Иоанном Третьим в качестве герба нашего государства.) Есть Мы и есть Они. У Нас свои герои: Чехов там, Мандельштам, Пастернак, Сахаров. У Них - свои: Иван Грозный, Сталин, Дзержинский, теперь вот Путин. Друг друга представители двух наций распознают с первого взгляда и в ту же секунду испытывают приступ острой неприязни. Нам не нравится в Них все: как Они выглядят, разговаривают, держатся, радуются и горюют, одеваются и раздеваются. Нас тошнит от их любимых певцов, фильмов и телепередач. Они платят Нам той же монетой, и еще с переплатой. Помимо Нас и Них есть просто люди, которые составляют большинство населения, - и Мы с Ними постоянно пытаемся перетянуть это нирыбанимясо на свою сторону, приобщить к своим ценностям. Вот что, по-твоему, делать с этой реальностью? Поубивать друг друга?
Вторая из беседы Михаила Лотмана на «Свободе»:
Нет, я совершенно убежден (и я тоже цитировал Томаса Манна, приводил именно эту цитату), что Россия тоже одна. Мы не можем проводить границу между злой и доброй Россией, как пытаются сейчас делать некоторые так называемые "хорошие русские". Россия одна, и отвечать придется нам всем. Тем более если мы говорим о Пушкине, предполагаем границу между хорошей и плохой, доброй и злой Россией, то придется проводить и по Пушкину.
Весь мой предыдущий опыт подталкивает к картинке рисуемой Акуниным. Но в последнее время все чаще закрадываются сомнения. Придется думать дальше.
Главный вопрос, возникший не вчера, но всплывший теперь с новой силой, -- насколько справедливо считать людей живущих в одной стране одной сущностью, единым обществом, народом, социумом и т.п.? Конечно в первую очередь этот вопрос относится к России, но не только. Вопрос о принадлежности к тому или иному социуму, интегрированности в него для меня никогда не был принципиальным. Довольно рано, еще будучи совсем молодым человеком, я решительно отвергал любые обязательства, накладываемые обеством на индивидуума. Совершенно будучи уверенным в в абсолютном праве личности на суверенитет. Однако я всегда понимал и понимаю, что такая точка зрения вовсе не универсальна и люди вполне могут исповедывать совершенно противоположную. Что они и делают, а это приводит к совсем другой модели общественного сознания и к другим последствиям для общественного бытия.
Нынешняя трагедия русского мира, втянувшая и продолжающая втягивать все плотнее в свой водоворот остальной мир, делает вопрос все острее. Из проблемы личности, ее самоидентификации он перерастает в принципиальный вопрос судеб мира, его существования. Нынешний кризис русскомирской идентификации можно коротко определить через продолжающиеся разговоры мыслителей, озабоченных этой проблематикой.
Недавнее чтение разных рассуждений на эту тему я могу суммировать двумя выдержками, упрощенно показывающими суть вопроса. Одна - высказывание Бориса Акунина в его разговоре с Михаилом Шишкиным 10-летней давности:
На самом-то деле, как мне кажется, виновата давняя раздвоенность отечества, о которой ты, в частности, писал в недавней статье для The New Republic, объясняя азы российской истории американским читателям. В России живут бок о бок два отдельных, нисколько не похожих народа, и народы эти с давних пор люто враждуют между собой. (Чтоб он провалился, византийский орел с двумя головами - шизофренический символ, выбранный Иоанном Третьим в качестве герба нашего государства.) Есть Мы и есть Они. У Нас свои герои: Чехов там, Мандельштам, Пастернак, Сахаров. У Них - свои: Иван Грозный, Сталин, Дзержинский, теперь вот Путин. Друг друга представители двух наций распознают с первого взгляда и в ту же секунду испытывают приступ острой неприязни. Нам не нравится в Них все: как Они выглядят, разговаривают, держатся, радуются и горюют, одеваются и раздеваются. Нас тошнит от их любимых певцов, фильмов и телепередач. Они платят Нам той же монетой, и еще с переплатой. Помимо Нас и Них есть просто люди, которые составляют большинство населения, - и Мы с Ними постоянно пытаемся перетянуть это нирыбанимясо на свою сторону, приобщить к своим ценностям. Вот что, по-твоему, делать с этой реальностью? Поубивать друг друга?
Вторая из беседы Михаила Лотмана на «Свободе»:
Нет, я совершенно убежден (и я тоже цитировал Томаса Манна, приводил именно эту цитату), что Россия тоже одна. Мы не можем проводить границу между злой и доброй Россией, как пытаются сейчас делать некоторые так называемые "хорошие русские". Россия одна, и отвечать придется нам всем. Тем более если мы говорим о Пушкине, предполагаем границу между хорошей и плохой, доброй и злой Россией, то придется проводить и по Пушкину.
Весь мой предыдущий опыт подталкивает к картинке рисуемой Акуниным. Но в последнее время все чаще закрадываются сомнения. Придется думать дальше.