Подними крылья
Посвящается В. Б.
Одним даны крылья, чтобы прятать голову под крыло, а другим дана голова, чтобы летать. С крыльями или без. Крылья обязательно вырастут за время полёта.
Семён Альтов
Я курил в подъезде, рассматривая привычные художества и надписи на стене, коих на нашем этаже, слава богу, было удивительно мало: лишь пара дурацких рожиц, огромное кривое ржаво-красное сердце да глубокомысленная фраза «Все козлы», выведенная чёрным маркером пролётом ниже. Отвратительная серо-сизая краска, в которую кто-то в припадке слабоумия выкрасил нижнюю часть стен, не добавляла оптимизма.
Следовало бы, конечно, как порядочному, спуститься дымить во двор, но было лень, к тому же лето только началось, и прохлада ещё давала о себе знать. Я утешал совесть тем, что я не полная сволочь - предварительно открыл форточку. Когда-то клятвенно пообещал бабуле не курить дома и, хотя её уже год как не стало, нарушить слово не мог. Слишком многим был ей обязан.
На душé скребли разные звери, среди которых милых пушистых кошек не наблюдалось. Скорее, какие-то мерзкие велоцерапторы. Вдохновение показывало непотребные жесты, друзья зашивались со своими семьями/заботами, а Ира...
Об Ире думать не хотелось. То есть я не хотел о ней думать, но думалось всё равно.
Старая как мир история. Бедный дурак влюбился в богемную красавицу, дочку высокопоставленного чиновника.
Несколько месяцев до нашего последнего и единственного разговора я не ходил, а летал. Мои коллеги знают, что такое муза, её влияние сложно переоценить. У меня всё горело в руках, картины теснились на полу: не успев закончить одну, я хватался за следующую. Идеи просто разрывали голову.
В тот период мне даже какая-то девчонка во дворе сказала:
- Вау, какие красивые!
- Что красивое? - переспросил я рассеянно, взглянув на неё мельком.
- Крылья, что же ещё? - Она откровенно пялилась мне за спину.
Я поморгал, потом немного рассердился. Что за глупый подкат? И вообще - мелкая ещё, чтобы к взрослым парням подходить! Лет шестнадцать, наверное. Худая, белобрысая. Смотреть не на что. В отличие от Иры...
- Нет у меня крыльев. Я их дома забыл! - бросил небрежно.
Девчонка фыркнула.
- Да-да, просто Жар-птица к спине прилипла, - съязвила она и отвернулась, взмахнув хвостом светлых волос.
Нахалка. Да бог с ней.
Ирину я впервые заметил полгода назад. С тех пор каждый раз смотрел на неё издали. Какая она эффектная в своих шикарных платьях, на тонких каблучках, с идеально подобранными серьгами и ожерельями, сияющая, словно олицетворение радости... Как тщательно уложены её вьющиеся каштановые локоны... А потом я наконец решился подойти. Идиот!
Это в сказках любовь преодолевает все преграды. В жизни на рай в шалаше невеликий спрос. И Ира со мной не кокетничала. Честно объяснила, что я ей попросту неинтересен. Ни с какой стороны.
- Только не вздумай продавать дом и усыпать для меня площадь розами, художник, - усмехнулась она на прощанье. - Не люблю цветов. Предпочитаю бриллианты.
И ушла, не дожидаясь ответа. Да я и не знал, что сказать. И с тех пор не мог найти причину жить дальше. Только без конца слушал «Моя звезда»*.
А вчера, после долгого перерыва, в голове возникла одна идейка. Довольно-таки примитивная. Я захотел нарисовать лес. Обычный. Ну, почти. По моей задумке, на одном из деревьев должны были расти воздушные шарики. Причём неподготовленному зрителю требовалось бы посмотреть дважды, чтобы сообразить, что шарики не привязаны, а именно растут из веток - сначала маленькие, потом наливаются; какие-то ветер уносит в другие места, как семена, а какие-то сдуваются и опадают на траву у корней.
Но выходило несуразное месиво. Шарики смотрелись неестественно, гротескно. Я ругался, листал картинки в интернете, бесконечно таскал с кухни в комнату чай (иногда забывая добавлять заварку) и мучил несчастный холст. Или это он мучил меня, не знаю.
Сейчас я в очередной раз вышел покурить. Мысли вернулись к Ире...
Я уставился в окно, пытаясь подавить тоску и боль, снова затянулся дымом...
- Крылья подними!
Вздрогнув от неожиданности, я оглянулся. На ступенях стояла не то женщина, не то девушка, невысокая, в тёмной косынке, блёклой жёлтой кофте, растянутых серых спортивных штанах и убитых тапочках. В руках она держала ведро и тряпку.
А. Уборщица. Видимо, я слишком глубоко задумался, раз пропустил её появление. И неправильно услышал реплику.
- Извините, - буркнул я, решив, что меня будут отчитывать за курение в неположенном месте. - Я сейчас уйду.
Но уборщица отмахнулась:
- Ничего, ты мне не мешаешь. Только крылья подбери. А то я тут ещё не мыла. Запачкаются.
Я вытаращился на неё в ступоре:
- Какие ещё крылья?!
- Как какие? Твои. За спиной которые.
Она присела на корточки и как ни в чём не бывало принялась макать тряпку в ведро.
Та самая девчонка! Ненормальная, определённо. Неужели она тут подрабатывает?..
Я потушил окурок, культурно забрал его с собой и, осторожно протиснувшись мимо странной девушки, поспешил вернуться в свою квартиру.
Однако и встреча, и беседа вскоре вылетели у меня из головы. Я заставлял себя работать, но ничего не получалось. Пытался отвлечься на другие рисунки, читал классику в поисках вдохновения, обходил пешком полгорода, чтобы лучше изучить деревья. Безрезультатно.
Спустя пару недель я сидел на прогретой облезлой черепице крыши с сигаретой, которую забыл зажечь, и бесцельно скользил взглядом по окнам соседних домов. Летний вечер лениво устраивался на улицах города, в золотистой дымке заката всё ярче проступали алые блики, и мне уныло думалось, что на таком небесном костре не грех подпалить мою жалкую жизнь.
Может, отец был прав. Может, стоило послушаться его и выбрать карьеру экономиста. Может, из меня действительно не выйдет Куинджи и даже Малевича... Может, ещё не поздно вернуться и признать ошибку... Но, представив себя работником финансовой компании, я ощутил такую невыносимую горечь, что даже прыжок с крыши показался желаннее. Хотя - здание старое, три этажа, тут лишь ногу сломаешь и кретином себя выставишь...
Нет, отступать нельзя. Вот любимая бабуля Клава в меня верила. Царство ей небесное. Если бы не она, у меня бы и крыши над головой не было. Отец, заявив, что «акварельками сыт не будешь», отказался помогать и выставил из дома...
- Я так и догадалась, что ты тут.
Опять белобрысая!
Девчонка стояла у чердачного окна, озабоченно качая головой. На этот раз она была в джинсах, футболке с надписью на английском, частично скрытой под ветровкой, и чёрных кедах. Прямые льняные волосы рассыпались по узким плечам.
- Чего тебе? - устало спросил я.
Она вздёрнула нос:
- Не воображай, будто ты меня привлекаешь. Мне на тебя вообще наплевать! Просто твои крылья...
Я тихо застонал.
- Да, твои крылья ужасно запылились! - продолжала она с вызовом. - Давай почищу? - Последнее слово прозвучало просительно, чуть ли не умоляюще.
Мне уже было всё равно, лишь бы отвязаться.
- Валяй.
Девчонка оживилась, подскочила ближе и принялась сосредоточенно осматривать пространство позади меня.
- Ничего, всё поправимо, - пробормотала она. После чего опустилась на колени, вытянула руки и, не прикасаясь ко мне, начала загадочно шевелить пальцами в воздухе.
Я продолжал сидеть, не глядя на неё. Повисла тишина. А потом меня накрыло необъяснимым ощущением. Даже не знаю, как сказать... Словно чешешь там, где чешется, но это место находится не на теле. Приятно, хотя сбивает с толку.
Нечто подобное можно почувствовать, когда кто-то ласково моет тебе голову под тёплой водой или просто перебирает пряди волос, осторожно массируя кожу.
Я покосился на девчонку. Она по-прежнему медленно двигала пальцами, и её действия не выглядели хаотичными - наоборот, она как будто точно знала, что делает. И с каждым мгновением мне становилось легче. Остроугольный обломок гранита, лежавший на душé, исчезал; я с изумлением убедился, что беды и неприятности, случившиеся со мной в последнее время, словно уменьшились в размерах. Само собой пришло цветовое решение для того несчастного дерева в лесу.
- Ну вот, другое дело! - удовлетворённо произнесла «уборщица». - Только одно осталось...
И тут меня как дёрнуло за левую лопатку! Не то чтобы очень больно, но я ахнул от неожиданности.
- Что за...
- Это были твои чувства к той красотке, - заявила девчонка, поднимаясь. - Они тебя мучили, и я их удалила.
Я аж пошатнулся от такой наглости и вскочил с криком:
- Верни сейчас же!
- Не-а!
Девчонка кошкой метнулась к чердачному окну, я сломя голову бросился за ней. Не знаю, что я сделал бы, если бы её догнал. Наверное, всё же не ударил бы, не могу бить женщину, тем более соплячку. Но она успела пролезть обратно в подъезд и, с быстротой молнии спустившись на первый этаж, скрылась за первой дверью слева. Я услышал лишь щелчок замка.
По крайней мере, теперь я знал, где эту змею найти. Хотя информация не была особо полезной - вряд ли девчонка откроет, если я начну стучать. Вроде тут раньше жил Пётр Валерьевич - старик, бывший моряк, с которым я порой перекидывался парой фраз? Кстати, давно я его не видел. Наверное, сдаёт квартиру, а сам уехал.
Злой как чёрт я вернулся домой.
Нет, как она посмела?! Мои чувства - только моё дело! Даже если бы я хотел избавиться от безнадёжной влюблённости в Иру, это не даёт права какой-то пигалице решать за меня!..
Правда, через какое-то время я остыл и посмотрел на ситуацию под другим углом. В конце концов, я современный человек - как я мог поверить, что чужие чувства можно вот так взять и вытащить через лопатку?! Это же полная ерунда. Нет, всё-таки девица помешанная.
Но отчего же мне намного свободнее дышится после её «пассов»? Результат самовнушения?..
Как бы там ни было, следовало заняться работой. Дерево само себя не нарисует. Да и слава богу, а то зачем бы я был нужен?
Обычное явление: как неудачи ходят кучей, так и везти начинает одновременно во всём. Я закончил своё «шариковое» дерево в рекордные сроки и создал ещё три эскиза, причём с удовольствием. Об Ире вспоминал всё реже и почти без боли, ощущалась только неловкость, словно я прилюдно поскользнулся и шлёпнулся, но при этом что-то во мне шептало: что ни делается, всё к лучшему.
Вместе с вдохновением появились деньги, потому что подвернулась шабашка: я расписал стены в детском саду, соседка меня порекомендовала, она туда дочку водит. Я небольшую сумму взял - для детей же. А сын заведующей этим садом, как оказалось, дружил с сыном директора картинной галереи. Оба подростка зашли ко мне вечером под предлогом отдать деньги, и один - мышь эдакая! - незаметно сфотографировал несколько моих пейзажей. А на следующий день мне позвонил его отец.
- Мне понравились ваши работы. Как вы отнесётесь к предложению организовать у нас свою выставку?
Я едва смог промычать что-то утвердительное. Первая персональная выставка! Назначив примерную дату, мы попрощались, и я принялся критически перебирать своё творчество. Немедленно пришёл к выводу, что я бездарность, посокрушался, что ввёл в заблуждение уважаемого человека, выкурил две сигареты подряд, выпил кофе с четырьмя ложками сахара, посмотрел ещё раз клип «Девушка по городу»* и наконец успокоился. Если бы я как художник ничего собой не представлял, меня никто не пригласил бы в городскую галерею. Верно?
Дни полетели быстрее. Я мотался между домом и выставочным залом, надо было проследить, чтобы мои картины не повесили вверх ногами. Хотя у меня всего две композиции в стиле абстракции: «Элизобарра»* и «Эхолов»*, но я очень переживал, что рабочие не только их, но и портрет могут перевернуть. К тому же требовалось продумать сочетаемость по смыслу, по цвету... В общем, забот хватало.
В то же время я продолжал рисовать. Меня «вело»: кисточка и карандаш порхали по мольберту, словно у них выросли собственные крылья. Я чаще стал ловить себя на том, что пытаюсь изобразить на бумаге черты той девчонки. У неё так забавно морщился нос, а в глазах прыгали искорки... Я писал и писал. А потом глянул на то, что получилось, и замер.
Потому что это было не случайное, выхваченное из толпы лицо незнакомки. Девушка с листов смотрела то нежно, то лукаво, то серьёзно, то с насмешкой, то мечтательно, то сердито. Я выписывал каждую её эмоцию, каждую ресничку, каждый оттенок волос (ванильный, слоновая кость, палевый...) так тщательно, будто... будто влюбился.
Мне резко поплохело. Неужели мелкая ведьма внушила мне любовь к ней?! Раз уж она смогла погасить мои чувства к Ире...
Все эти дни, кстати, я белобрысую не видел. А тут, лишь понял, что произошло, так и наткнулся. Стоит, драит ступени. Опять в своём безразмерном застиранном одеянии. Меня увидела, улыбнулась вроде бы несмело. Волной нахлынул гнев, и я рявкнул:
- Признавайся, приворожила меня, дрянь?!
У неё тотчас улыбка пропала, сама побледнела. И процедила сквозь зубы:
- Если бы я тебя приворожила, ты бы меня никогда дрянью не назвал. Придурок.
Рывком подхватила ведёрко - я уж решил, что сейчас меня окатит, - и ушла к себе. А я остался, будто оплёванный.
Ведь и правда. Мне приходилось читать про тех, на кого приворот делали (хотя я в такие вещи раньше не слишком верил), - они на свои «объекты» не то что ругаться, даже косо взглянуть не смогли бы, только слюной капали.
Тогда что со мной творится?..
Незаметно подошёл день открытия выставки. Меня немного потряхивало от волнения, но я старался держаться. Сначала посетителей было всего человек пять, а потом постепенно набралось порядочно. Кое-кого я узнал: искусствоведы, журналисты местных изданий, мои бывшие однокурсники и даже известные художники города и области. Телевидение приехало! Директор галереи выдал тёплую речь, за ним выступали другие, звучали слова «молодой, талантливый, самобытный автор», мне желали новых побед. Я краснел и не знал, куда деть руки.
Один из репортёров задал вопрос, который, похоже, интересовал многих:
- Почему вы назвали выставку «Подними крылья»? Может, следовало бы «Распахни крылья» или «Взмахни крыльями»?
- Нет, - нетерпеливо ответил я. - Понимаете, нужно поднять крылья, чтобы они не волочились по земле и не собирали грязь. Помимо прочего, я уважаю труд уборщиц!
Кажется, все подумали, что я шучу, но это не имело значения.
Наконец официальная часть завершилась, люди рассыпались по залу группами и поодиночке. Я походил немного, улавливая обрывки разговоров. В основном зрителям нравилось то, что они видели. У пары картин разгорелась дискуссия - например, около злополучного дерева с воздушными шариками: «Что художник хотел этим сказать?» Я тихонько ретировался. Как тут объяснишь? Не хотел я ничего говорить! Рисовать я хотел!
Пока я бродил от стены к стене, лавируя между посетителями, до меня вдруг дошло, что я ищу ЕЁ. Мне отчаянно нужно было её встретить. Я высматривал всюду знакомые глаза и волосы, но тщетно.
И тут я заметил нечто удивительное.
У некоторых людей в зале, примерно у каждого пятого, были крылья. Разные. У кого-то совсем маленькие, у кого-то высокие, под потолок. Однотонные и пёстрые, тонкие и плотные. Палитра колебалась от самых светлых и ярких до самых тёмных оттенков. Я даже зажмурился и потряс головой, думая, что мне мерещится. Но ничего не изменилось. И, кстати, отдельные крылья казались пыльными, в липких пятнах. Не мешало бы помыть...
Тут меня окликнули сзади певучим голосом:
- Добрый вечер, Станислав.
Ира выглядела ещё чудеснее, чем всегда. Брючный костюм цвета спелой вишни облегал стройную фигурку, грамотно уложенный макияж оттенял свежесть кожи лица. Вот только я с облегчением и отдалённым разочарованием осознал, что красота этой девушки меня уже совершенно не трогает.
- Добрый вечер, Ирина.
- Поздравляю с вернисажем.
- Спасибо. Рад, что вы нашли время его посетить.
- Должна признать, я не ожидала, что вы настолько необычный и одарённый живописец.
Красавица смотрела на меня с неподдельной симпатией. Три месяца назад я бы жизнь отдал за такой взгляд от неё, а сейчас он тяготил меня, как будто я поел недоваренных пельменей.
- Вы слишком великодушны.
- Может быть, мы могли бы...
- Ох, тысячу извинений, вынужден вас покинуть, мне срочно нужно переговорить с Сергеем Всеволодовичем! - торопливо перебил я. Галантно поцеловал Ире руку и самым быстрым шагом направился прочь.
Просто не хотелось ставить девушку в неловкое положение - такое, в каком при нашей предыдущей беседе оказался я, причём по собственной глупости. Возможно, Ира восприняла бы отказ ещё более болезненно, чем когда-то я.
Ведь у неё не было крыльев.
Люди то и дело спрашивали, продаются ли картины, так что, вероятно, мне в ближайшее время удастся неплохо заработать. Друзья настаивали, что нужно «обмыть» выставку; мне с трудом удалось сбежать, пообещав им посиделки в выходные.
Вернувшись вечером, воодушевлённый, я сразу направился к той самой квартире на первом этаже в надежде, что ещё не всё испортил. Вежливо постучал в старый деревянный косяк, изучая потёртый чёрный дерматин обивки... Но с той стороны отвечала лишь тишина.
Я понимал, что наломал дров, и не мог праздновать, душа была неспокойна. Домой идти не хотелось. Я потоптался на лестничной клетке внизу, потом всё-таки медленно начал подниматься. Чердачное окно было открыто. Внезапно потянуло на крышу. Ещё несколько шагов...
- Я так и догадался, что ты тут! - вырвалось у меня радостное.
Девушка сидела, меланхолично обняв колени, на том же месте, где в тот раз устраивался я.
- Чего тебе? - кисло спросила она, тоже повторив мою прошлую реплику и не поворачивая головы.
Я вылез полностью и выпрямился, но подходить не спешил.
- Извиниться хочу.
Она немного подумала.
- Ну ладно. Извиняйся.
- Я не должен был тебя обзывать, - вздохнул я. - На самом деле я тебе очень благодарен. Твоя «очистка» мне помогла: работа пошла, и вообще жизнь наладилась... Так что спасибо тебе большое. И прости меня, пожалуйста.
- Извинения приняты. - Она кивнула, по-прежнему смотря куда-то в небо.
Я приблизился и сел рядом. На город наползали мохнатые сумерки.
- Но с моими чувствами к Ире ты зря так... Может быть, ты добра хотела, но нельзя лишать человека права выбора...
Она наконец обернулась ко мне с выражением крайнего удивления.
- Ты так ничего и не понял?!
- Чего я не понял?
- Не убирала я твоих чувств. - В её тоне прорезалось что-то от учительницы, говорящей с первоклассником. - Я соврала. Просто за перья тебя дёрнула. Самообман настоящей любви не уничтожит. И чувства не в крыльях спрятаны. А к сердцу твоему у меня нет доступа, - буркнула она хмуро, отводя взгляд.
Я чуть не ляпнул, что уже есть. Еле удержался. Спросил вместо этого:
- Как тебя зовут?
- Людмила, - ответила она без выражения.
(Мила. Мила. Мила.)
- Стас.
Она прикрыла на миг глаза, давая понять, что и так знает. Ну да, это я за столько лет никак соседей не запомню.
- Я могу для тебя что-нибудь сделать? - пробормотал я, украдкой любуясь профилем девушки.
Мила, вероятно, как-то не так поняла, потому что сразу огорчённо поникла.
- Ответную услугу оказать не выйдет, - тихо произнесла она. - Я лишь чужие крылья вижу, а у меня их нет. Я надеялась... пробовала и рифмовать, и музыку сочинять, и даже из эпоксидной смолы лепить... бесполезно. Мои руки ни для чего не годятся, кроме как чистить да пыль вытирать...
Она говорила, не жалуясь, но с затаённой тоской, а я узнавал, стыдясь своего эгоизма и игнорирования окружающих, что Пётр Валерьевич - родной дядя Милы. Что у него и раньше отмечались проблемы с кровообращением в ногах, а год назад состояние ухудшилось, врачи не смогли помочь, и с тех пор он практически не встаёт с постели. Что ни жены, ни детей у мужчины нет, а Мила приезжает за ним ухаживать и заодно убирает в подъезде, чтобы и дяде вкусностей купить, и себе заработать немного. Родители не поддерживают, считают, что она могла бы устроиться и получше, но и не препятствуют.
Я мысленно сделал зарубку - навестить дядю Петю, поинтересоваться, может, я могу как-то помочь. Полочку прибить, к примеру... Распространено мнение, якобы творческие люди в быту абсолютно никчёмны, но я не из тех, кто не знает, с какой стороны напильник держать. Отец с детства выучил работе со всеми инструментами, спасибо ему хоть за это...
- Мой отец даже на мою выставку не пришёл, - неожиданно с обидой признался я.
- Ну, может, у него дела были, - попыталась найти оправдание Мила. - А мама?
Я с трудом проглотил комок в горле, который возникал каждый раз, когда заходила речь о маме.
- Она умерла давно. Рак. Мне шесть лет было.
- Ох. - Мила поднесла ладонь ко рту, глядя с горячим сочувствием. Меня будто кто-то погладил мягким крылом. - Мне очень жаль.
Я только кивнул. А она осторожно переспросила:
- У тебя открылась выставка? Это ведь здорово! Я так рада за тебя!
- Спасибо...
Конечно, она не знала, откуда бы? Меня снова уколола совесть.
- Наверное, там было много крылатых... - Мила словно подумала вслух.
Я невольно кинул взгляд ей за спину.
- Что? Не видишь? - невесело усмехнулась она.
- Да вот же твои крылья! - как можно убедительнее солгал я. - Просто они почти прозрачные. Как у стрекозы. Поэтому трудно заметить.
Девушка улыбнулась, и мне показалось, что солнце вернулось на небо, хотя уже воцарилась таинственно шелестящая ночь.
- Никогда не слушала такого приятного вранья. - Мила склонила голову набок. - Продолжай. Какого они цвета?
Я напряг воображение.
- Снежный, цвет морской ракушки, абрикосовый, янтарный, лазурный... Это крылья ещё в сложенном виде! Представь, если раскрыть...
Мила засмеялась и наконец расслабилась, выпрямила согнутые тонкие ноги. На ней была та же синяя футболка с английской надписью. Сейчас я прочитал её целиком: «This music will be eternal»**. Забыл, как переводится последнее слово, решил потом погуглить.
Тут Мила поёжилась, и я в очередной раз мысленно выругал себя: естественно, с наступлением темноты похолодало. Мигом стянул с себя куртку и накинул девушке на плечи. Она с явным удовольствием закуталась. Я попросил:
- Будешь моей натурщицей? Я уже сделал несколько твоих портретов, но им чего-то не хватает...
- Голой позировать не стану! - тут же категорически заявила она.
- Нет, конечно! - возмутился я. - Ещё не хватало - несовершеннолетнюю...
Мила кинула на меня гордый взгляд:
- Мне девятнадцать!
- А... ну, всё равно. Голых не пишу.
Она замялась.
- А эту... ну, твою бывшую... Ты не рисовал?
- Нет. - Я сам опешил от этого открытия. Мне ни разу не пришло в голову изображать на холсте Иру. - И она не моя бывшая. Она вообще не моя.
- Ты её правда больше не любишь? - с сомнением и немного робко спросила Мила.
- Честное слово. И ты мне очень нравишься. Это тоже правда.
- Ты мне тоже нравишься, Стас, - прошептала она. А потом забеспокоилась и поспешно поднялась: - Мне пора. Дядя Петя волноваться будет.
- Хорошо. Тогда увидимся завтра? Здесь же. Я тебя на крыше напишу.
- Да, давай вечером, часов в пять?
- Договорились.
Мила направилась к окну, я пропустил её вперёд, смотрел, как колышутся её светлые волосы, как легко ступают ноги...
- Ты идёшь? - позвала она, оглянувшись. И нахмурилась: - Что это с тобой?
А я застыл, поражённый.
Вот почему я не мог увидеть её крылья. Действительно прозрачные, как у стрекозы, они были слишком велики и ажурной тенью накрывали и дом, и двор. Волнистые края мерцающих полотен терялись в другом измерении. Гладкие - и чистые! - перья переливались самыми нежными оттенками северного сияния.
Мила по-прежнему смотрела с тревогой, и я улыбнулся ей:
- У тебя просто потрясающие крылья.
Люстра за четыре тысячи евро отбрасывала весёлые разноцветные блики на модные итальянские обои. Ира сидела на роскошном, обитом бежевым бархатом диване, заказанном год назад в Турции, и машинально крутила в руках кольцо с изумрудом, которое недавно упросила папу купить.
После посещения выставки Стаса Егорова в глубине её души что-то изменилось или даже сломалось.
Ира и в самом деле не предполагала, что картины произведут на неё такое впечатление. В конце концов, это была далеко не первая выставка в её жизни, Ира охотно бывала на подобных мероприятиях и вполне могла оценить произведения искусства. Она не была хорошенькой пустышкой, как многие девочки из богатых семей. Сегодня Стас показал себя с новой стороны. Конечно, Ира не влюбилась в него, для этого нужно было нечто большее. И она сразу поняла, что и бывший поклонник к ней остыл. Можно было вернуть его обожание, Ира не сомневалась в своих чарах. Но делать это не хотелось. В голове крутились совсем другие мысли.
- А за окном мелькают дни. Они как взлётные огни***... - негромко донеслось откуда-то. Скорее всего, из проезжающей мимо особняка машины.
Да, дни летят, так что не угонишься... Ире внезапно показалось, что вся её жизнь - какая-то мышиная возня. К чему эти наряды, украшения? Если завтра с ней что-нибудь случится, что останется у людей в памяти? Лишь фотографии, где она «выгуливает» очередную сумочку от Versace? Противно!
Надо сделать что-то настоящее... Может быть, подарок кому-нибудь? Продать три-четыре побрякушки и купить детскому дому автомобиль. Нет, лучше автобус. И оплатить детям экскурсию. На ту же выставку Стаса. Причём оформить через банк способом «даритель предпочёл остаться неизвестным». А ещё можно отправить в приют для бездомных животных вагон кошачьего корма...
Ира радостно захлопала в ладоши и принялась записывать идеи, чтобы завтра осуществить.
Она не видела, как над её плечами показались кончики пока коротеньких бледно-розовых крылышек.
____________________________________
* Здесь и далее по тексту - названия песен Вячеслава Бутусова.
** «Эта музыка будет вечной». Хит группы Nautilus Pompilius.
*** «Девушка по городу». См. *