Благочести́вая Есѳи́рь, Царица Персидская.
А.П. Лопухи́нъ.
Библеiская Исторiя при свѣ́тѣ новѣ́йшихъ изслѣдованiй и открытiй.
Ветхiй Завѣтъ. Томъ 2-ой. С.-Петербургъ 1889 г. «Снова ра́достно переходимъ мы, возлюбленные, отъ Праздниковъ къ Праздникамъ, опять возобновля́емъ праздничныя собранія; опять священныя бдѣ́нія нашего духа; опять понужда́емъ мы себя быть духо́вно бдительными, при размышленіи о сихъ сокровищахъ. (Наступающіе) дни (Поста́) прово́димъ мы такъ не потому, что скорби́мъ, но какъ услаждающіеся духовною пищею и увѣренные въ томъ, что мы въ состояніи заставить пло́тскія по́хоти умо́лкнуть, а чрезъ то и превозмо́чь враго́въ.
Подо́бно тому, какъ Благочести́вая Юди́ѳь, преда́въ себя предварительно посту́ и молитвѣ, преодолѣла враговъ и убила Олофе́рна; а Благочести́вая Есѳи́рь, когда всему роду ея́ уготовля́лась гибель и всему Народу Израильскому грозило уничтоженіе, ничѣмъ ины́мъ, какъ посто́мъ и молитвою къ Богу, удержа́ла ярость притѣсни́теля и такимъ о́бразомъ гибель народа обратила въ спасеніе, - почему эти дни почитаются у Израиля праздничными. Такъ ра́внымъ образомъ и́здревле торжественно отправля́ются какъ имени́тыя пра́зднества тѣ дни, въ которые погибалъ врагъ, козни противъ народа не достига́ли цѣли, и Израиль былъ спаса́емъ. Посему́ Блаженный Моνсей установилъ торжественный Праздникъ Пасхи - проо́бразъ того, который празднуемъ мы, - потому́ именно, что Фараонъ погибъ, а народъ получилъ свободу отъ рабства»... Святитель Аѳанасiй Великiй, Четвертое праздничное посланіе (332 г.).
ГЛАВА LIX. Воздвига́я великихъ и благочести́выхъ муже́й для устрое́нія жизни іудеевъ, возврати́вшихся изъ плѣна въ землю обѣтова́нную, Господь не оставля́лъ Своимъ промышле́ніемъ и тѣхъ, которые остались въ предѣ́лахъ Персидскаго Царства. Въ годи́ну бѣдствій рука Его воздвига́ла ему и тамъ достойныхъ защитниковъ отъ зло́бы враго́въ. И это блистательно дока́зывается исторіей знаменитой Царицы Есѳи́ри.
Промежутокъ отъ возвращенія плѣнныхъ іудеевъ въ землю обѣтова́нную въ 536 году, до окончанія Храма въ 516 году, былъ весьма́ знаменательнымъ въ исторіи міра. Въ 529 году Киръ безславно палъ во время одной отдале́нной войны и ему наслѣдовалъ его сынъ Камбизъ... Во время его царствованія іудейскіе поселенцы въ Іерусалимѣ должны были постоянно находиться въ тревогѣ, вслѣ́дствіе постояннаго передвиженія войскъ вдоль берега и военныхъ смяте́ній. Дарій Гистаспъ, слѣдовавшій за нимъ …провелъ свое царствованіе почти́ въ постоянныхъ войнахъ, имѣвшихъ своею цѣлью подавля́ть возстаніе одной провинціи за другой на громадномъ пространствѣ отъ Герата до Греческаго архипелага. Въ тотъ са́мый годъ, когда законченъ былъ Храмъ (516 годъ), одному персидскому военачальнику приходилось отнимать Вавν́лонъ у захватившаго его армянскаго Государя, причемъ самъ Царь находился въ это время въ Егνптѣ.
Царствованіе Да́рія одна́ко же особенно замѣчательно тѣмъ, что въ теченіе его въ дѣйстви́тельности рѣшена́ была великая борьба между азiа́тскимъ ва́рварствомъ и западной цивилизаціей, - борьба, продолжавшаяся въ течете цѣлыхъ поколѣній. У него, какъ и у Кира, была мысль покорить грековъ, въ рукахъ которыхъ въ то время находилась судьба́ міра, и его торжество въ этомъ отношеніи распространило бы восточный деспоти́змъ и на Европу, и такимъ о́бразомъ загора́ющаяся свобода и прогрессъ человѣчества были бы пода́влены и уничтожены. Но эта опасность была навсегда устранена́ въ битвѣ Мараѳо́нской, въ 490 году, когда греки своей побѣдой въ этотъ великій историческій день утвердили торжество свободы на всѣ послѣдующіе вѣка́ на западномъ материкѣ. Новѣйшая исторія начала́сь съ того именно момента, какъ персидскія о́рды были про́гнаны назадъ на свои корабли Мильтiадомъ. Въ то время надъ міромъ разсвѣлъ новый день политической и у́мственной жизни, и Азія, отка́зываясь отъ главе́нства надъ европейской расой, окончательно была отодвинута назадъ за Геллеспо́нтъ. Царствованіе Да́рія продолжалось до 486 г. до Р.Х. и было вре́менемъ мира и благоденствія для іудеевъ, хотя они еще и подверга́лись разнымъ непріятностямъ вслѣдствіе интригъ своихъ враго́въ при его Дворѣ. Послѣ его смерти Престолъ западной Азіи въ теченіе двадцати одного года находился въ рукахъ Ксе́ркса, возобновившаго борьбу, въ которой столь знамена́тельное пораженіе потерпѣ́лъ его отецъ. Но онъ только истощи́лъ свою Монархію, такъ какъ его необычайныя усилія сокрушить Западъ разлетѣлись въ прахъ при Ѳермопи́лахъ и Салами́нѣ. Вѣсть объ этихъ великихъ событіяхъ вѣроя́тно быстро разнеслась среди поселенцевъ въ Іерусалимѣ и въ Іудеѣ.
Въ ца́рствованіе этого-то именно Царя, имя котораго извѣстно было грекамъ въ формѣ Агасве́ра, случилось въ исторіи іудейскаго народа событіе, которое составляетъ предметъ «Книги Есѳи́рь». Гордый Царь корота́лъ свою жизнь въ укрѣпленномъ дворцѣ су́зскомъ, среди горной прохлады своей главной провинціи, когда его полководцы и во́ины сражались и умирали за него на Востокѣ и Западѣ. Исторія Есѳири па́даетъ на третій годъ его царствованія, лѣтъ чрезъ семь послѣ битвы Мараѳо́нской, причемъ еще продолжалась война съ Греціей, оказа́вшаяся столь бѣ́дственною для Персіи. Но вели́чественная Монархія Ки́ра и Да́рія все еще гордо возвышалась, простираясь отъ Индіи до Эѳіо́піи, обнима́я 127 провинцій и окружая ея́ верховнаго властелина почти невообразимымъ блескомъ и богатствомъ.
…Полвѣка прошло со времени возвращенія іудеевъ изъ плѣна, и около этого времени Ксе́рксъ, изъ простого тщеславія и безграничнаго богатства, приказалъ дать въ своихъ дворцахъ и помѣщенiяхъ цѣлый рядъ пиршествъ, необычайнымъ великолѣпіемъ которыхъ хотѣлъ изумить міръ. Столъ этого великаго Царя вошелъ даже въ пословицу своей великолѣпной обстановкой и роскошью. Каждый день за нимъ потреблялось безчисленное множество воловъ и вся́кой дичи, потому что во дворцѣ пользовались столомъ не только Царь, его дворъ и гаремъ, но и вѣсь отрядъ его тѣлохранителей, состоявшій изъ 2000 кавалеріи, 2000 конныхъ копейщиковъ и 10.000 пѣхоты *. Получи́въ приглашеніе на предстоявшее великое празднество, всѣ сатра́пы и ихъ соподчиненные, предводители перси́дскихъ и мидíйскихъ войскъ вельможи и правители областе́й Монархіи, собирались постепенно въ теченіе шести мѣсяцевъ, такъ какъ въ теченіе такого именно времени послѣдовательно продолжались пиршества, причемъ каждое отличалось всевозможнымъ великолѣпіемъ, съ цѣ́лью показать богатство и польстить вели́чію Царя. Но и это было еще не все. Послѣ того, какъ до́лжнымъ о́бразомъ былъ угоще́нъ вѣсь цвѣ́тъ Монархіи, объявлено было семидневное пра́зднество для всего населенія престольнаго города Сузъ, «на садо́вомъ дворѣ Дома Царскаго». Бѣ́лыя, бумажный и я́хонтоваго цвѣта́ шерстяныя ткани, прикрѣпленныя вνссо́нными и пу́рпуровыми снура́ми, повѣ́шенныя на серебряныхъ ко́льцахъ и мраморныхъ столба́хъ, превратили обширное помѣщеніе, отведенное для пи́ршества, въ грандіозное на открытомъ воздухѣ помѣщеніе. Длинными ряда́ми разставлены были золоты́я и сере́бряныя лежа́нки для госте́й, и все пространство для этой цѣли было вы́ложено алебастромъ, у́стлано камня́ми зеленаго цвѣта, мраморомъ, перламутромъ и камня́ми чернаго цвѣта. На стола́хъ разставлены были ча́рки для массы госте́й, всевозможной формы и всѣ изъ золота, и вино въ нихъ наливалось изъ ца́рскихъ погребо́въ, представляя собою или вино але́пское, которое только и пилъ самъ Царь, или какихъ-нибудь другихъ знаменитыхъ сорто́въ*. Какъ ни до́рого было это вино, оно лило́сь подобно водѣ́, вся́кій могъ пить сколько хотѣлъ.
Персидскіе Цари́ всегда имѣли по нѣ́сколько женъ различныхъ степеней*, включая вообще одну или бо́лѣе изъ ихъ собственныхъ сесте́ръ. Въ это время осо́бенной любимицей Царя была Царица Асти́нь - «прекрасная», хотя вѣроятно она и не была женой перваго ранга. На ея́ долю выпала обязанность занимать женщинъ су́зскихъ во время отдѣльнаго пиршества, такъ какъ гостей было слишкомъ много, чтобы позво́лить женщинамъ сидѣть, какъ это было въ обычаѣ у персовъ, вмѣстѣ съ своими мужьями. Празднество продолжалось въ теченіе шести дней и должно было закончиться въ седьмой день. Вино и продолжительное возбужденіе нѣ́сколько отуманили мозгъ Ксе́ркса. Забыва́я свое Царское достоинство и достоинство своихъ Цари́цъ, онъ приказалъ семи́ е́внухамъ, прислуживавшимъ ему, привесть къ нему Асти́нью, чтобы она, снявъ покрывало, обнажила свои прелести предъ собравшимся множествомъ полуопьянелыхъ мужчинъ. Но быть можетъ вспомнивъ, какъ во времена́ Да́рія македонскія женщины, приведенный такимъ же образомъ на одно персидское пиршество, подверглись грубому оскорбленію, Асти́нь, какъ изъ уваженія къ Царю, такъ и къ себѣ само́й, отказалась придти. Этого было довольно. Неповиновенія со стороны кого-либо даже малѣ́йшему изъ капризовъ не могъ выносить изба́лованный безпрекословнымъ преклоненіемъ предъ собою гордый Царь. У Асти́ни кромѣ того былъ и одинъ врагъ, глава е́внуховъ, который, недовольный ею, постарался раздуть безумный гнѣвъ своего Государя. Слу́чай неповиновенія Асти́ни своему супругу-Государю онъ вы́ставилъ какъ весьма́ опасный примѣрь и для другихъ женъ въ Персидской Монархіи. «Не предъ Царемъ однимъ, - говорилъ е́внухъ Мемуха́нъ: - виновна Царица Асти́нь, а предъ всѣми князьями и предъ всѣми народами, которые по всѣмъ областя́мъ Царя, потому что поступокъ Царицы дойдетъ до всѣхъ женъ, и онѣ будутъ пренебрегать мужьями своими и говорить: Царь Ксе́рксъ велѣлъ привести Царицу Асти́нь предъ лицо свое, а она не пошла. Теперь княгини персидскія и индійскія, которыя услышатъ о поступкѣ Царицы, будутъ то же говорить всѣмъ князьямъ Царя, и пренебреженія и огорченія будетъ довольно. Если благоугодно Царю, пусть выйдетъ отъ него царское постановленіе и впишется въ законы персидскіе и индійскіе, и не отмѣняется, о томъ, что Асти́нь не будетъ входить предъ лицо Царя Ксе́ркса, а Царское достоинство ея́ Царь передастъ другой, которая лучше ея́. Когда услышатъ о семь постановленіи Царя, которое разойдется по всему Царству, какъ оно ни велико́, тогда всѣ же́ны будутъ почитать мужей своихъ, отъ большаго до малаго». Выслушавъ это предложеніе, отуманенный Царь не могъ различить въ немъ истины отъ коварства, и вполнѣ согласился съ предложеніемъ своего главнаго евнуха. Немедленно же составленъ былъ царскій указъ, продиктованный Мемуха́номъ, и разосланъ во всѣ области «письмена́ми ея́ и къ каждому народу на языкѣ его, чтобы всякій мужъ былъ господиномъ въ до́мѣ своемъ и чтобъ это было объявлено каждому на природномъ языкѣ его»*.
Когда по окончаніи пиршества утихъ гнѣвъ Царя, онъ вспомнилъ объ Асти́ни и о томъ, что она сдѣлала и что было опредѣлено о ней. Но дѣло уже зашло слишкомъ далеко, чтобы можно было поправить его, и тогда приближенные Царя предложили ему поискать взамѣнъ ея́ молодыхъ красивыхъ дѣви́цъ: «пусть бы, - говорили они: - поискали Царю молодыхъ красивыхъ дѣви́цъ, и пусть бы назначилъ Царь наблюдателей во всѣ области своего Царства, которые собрали бы всѣхъ молодыхъ дѣви́цъ, красивыхъ ви́домъ, въ престольный городъ Су́зы, въ домъ женъ подъ надзоръ Гега́я, царскаго е́внуха, стра́жа женъ, и пусть бы выдава́ли имъ притира́нья (и прочее, что нужно). И дѣвица, которая понравится глазамъ Царя, пусть будетъ Царицею вмѣсто Асти́нь». Предложеніе это понравилось Царю и такъ именно и сдѣлано было. По царскому указу со всѣхъ областе́й государства стали съѣзжаться отцы́ съ своими наиболѣе красивыми дочеря́ми для того, чтобы изъ нихъ Царь могъ выбрать себѣ жену. Каждый изъ нихъ конечно поче́лъ бы особенною честью для себя, если бы выборъ Царя палъ на его именно дочь, но всѣ ихъ надежды оказались тще́тными, такъ какъ выборъ палъ на одну дѣви́цу въ самы́хъ Су́захъ. Въ столицѣ жилъ одинъ іудей, по имени Мардохе́й. Онъ происходилъ изъ колѣна Венiами́нова и былъ потомкомъ Ки́са. Вмѣстѣ съ Царемъ Іехо́ніей онъ при Навуходоно́соре переселенъ былъ изъ Іерусали́ма и поселе́нъ былъ именно въ Су́захъ. Бу́дучи бездѣтнымъ, Мардохе́й воспита́лъ юную сиро́тку Гада́ссу какъ свою родную дочь, и добродѣтель его награждена была́ чудесно судьбо́ю, пове́дшею къ необыча́йному возвыше́нію ихъ обо́ихъ. Мардохе́й, занимая скромную должность привратника при царскомъ дворцѣ, однажды совершенно случайно спасъ жизнь Царю. Сто́я на своемъ посту, онъ однажды услышалъ какъ дворцовые е́внухи Гава́ѳа и Ѳа́рра вели́ между собой какой-то подозрительный разговоръ, и, вслу́шавшись въ этотъ разговоръ, онъ къ ужасу узналъ, что у нихъ соста́вился преступный за́мыселъ наложи́ть ру́ки на Царя. Немедленно же онъ доне́съ о нихъ Царю, который подвергъ этихъ двухъ е́внуховъ пыткѣ, и когда они созна́лись, то и казнилъ ихъ. Царь записалъ это событіе себѣ на память. И вотъ, этотъ дворцовый служитель Мардохе́й, узна́въ о повелѣніи Царя касательно созы́ва краси́вѣйшихъ дѣви́цъ для Царя, рѣшилъ попытать счастья своей воспитанницѣ. «Гада́сса была чрезвыча́йно краси́ва ста́номъ и прекрасна лицо́мъ». Когда со́браны были дѣви́цы со всего Царства и о́тданы подъ надзоръ е́внуха Гега́я для временнаго испытанія, то Мардохе́й отдалъ подъ его надзоръ и свою воспи́танницу. Своей красотой и скромностью она сразу же бросилась ему въ глаза и пріобрѣла у него особенное благоволе́ніе, такъ что онъ поспѣши́лъ вы́дать ей «притира́нья и все, назначенное на часть ея́, и приставить къ ней семь дѣви́цъ, достойныхъ быть при ней, изъ дома царскаго; и перемѣстилъ ее и дѣви́цъ ея́ въ лучшее отдѣленіе женскаго дома». Обра́дованная такимъ осо́беннымъ вниманіемъ царскаго е́внуха, Гада́сса однако же опасалась, чтобы какъ-нибудь не повредило ей ея́ происхожденіе, и потому «не ска́зывала ни о народѣ своемъ, ни о родствѣ́ своемъ, потому что Мардохе́й далъ ей приказаніе, чтобъ она не ска́зывала». Вся́кій день Мардохе́й приходилъ навѣ́даться о здоровье Гада́ссы и о томъ, что дѣлается съ нею. Такое испытаніе дѣви́цъ продолжалось въ теченіе двѣнадцати мѣсяцевъ, такъ какъ столько именно времени продолжались дни притиранья ихъ: «шесть мѣсяцевъ мν́рровымъ масломъ и шесть мѣсяцевъ ароматами и другими притира́ніями женскими. Тогда только дѣви́ца и могла́ входить къ Царю. И все, чего бы она ни потребовала, ей давали для выхода въ Домъ Царя». Когда очередь дошла до Гада́ссы, то и она также въ роскошномъ одѣя́ніи и во всевозможномъ убра́нствѣ, которое однако же блѣднѣло предъ ея́ естественною красотою, была потребована къ Царю и сразу же «овладѣла сердцемъ Царя». Послѣ нея́ уже изли́шни были всѣ дальнѣ́йшія представленія и Гада́сса сдѣлалась избра́нницей Ксе́ркса. Онъ далъ ей новое имя Есѳи́рь, то-есть, «звѣзда». «И полюбилъ Царь Есѳи́рь болѣе всѣхъ женъ и она пріобрѣла его благоволеніе и благорасположеніе бо́лѣе всѣхъ дѣви́цъ, и онъ возложилъ Царскій Вѣнецъ на голову ея́ и сдѣлалъ ее Царицею на мѣсто Асти́нь».
Такое возвышеніе представительницы іудейскаго народа вызвало однако же крайнюю ненависть и злобу у нѣ́которыхъ придворныхъ, и особенно у нѣ́коего Ама́на, амаликитя́нина (АМАЛИКИТЯ́НЕ (1 Цар. 15:6) - могущественный народъ, занима́вшій страну́ между Палести́ною и Егν́птомъ и называемый въ Чис. 24:20 первымъ изъ народовъ. Они были сильно разбиты въ битвѣ съ сына́ми Израилевыми при Рафади́ме, и за свой грѣхъ, что противодѣ́йствовали благостоя́нію народа Божія, подверглись Его страшному суду. Впослѣдствіи они были поражены́ и разбиты Гедео́номъ (Суд. 7:12-25), Сау́ломъ (1 Цар. 16), и Давидомъ (1 Цар. 30). Наконецъ надъ ними исполнилось слово Господнѣ, и имя ихъ исчезло съ лица́ земли (1 Цар. 30:17, 1Пар. 4:43)*), который, самъ бу́дучи поста́вленъ «выше всѣхъ князе́й Царства», пользовался своею властью лишь для высокомѣрнаго угнетенія всѣхъ, кто съ рабскимъ подобостра́стiемъ не па́далъ ницъ предъ нимъ. По какой-то причинѣ, вслѣ́дствіе ли національности Ама́на, или потому, что па́дать ницъ предъ смертнымъ человѣкомъ казалось Мардохе́ю дѣломъ, равносильнымъ идолопоклонству, во вся́комъ случаѣ онъ одинъ изъ всѣхъ придворныхъ не ока́зывалъ подобной чести высокомѣрному вельможѣ, когда онъ входилъ во дворецъ или выходилъ изъ него. Такое неуваженiе со стороны іудея привело Ама́на въ ярость и онъ рѣшилъ погубить не только его самого, но и вѣсь его народъ. Однимъ ударомъ онъ хотѣлъ отмстить какъ за свое личное недовольство, такъ вмѣстѣ и удовлетворить наслѣ́дственную ненависть своего народа къ презрѣннымъ іудеямъ кровью всего этого племени. Коварнымъ навѣ́томъ предъ Царемъ на іудеевъ, какъ на народъ весьма́ опасный, - народъ, который, въ отличіе отъ другихъ соподчиненныхъ народовъ Монархіи, упорно держится соблюденія своихъ собственныхъ Законовъ, пренебрегая ради ихъ даже законами Монархіи, и такимъ о́бразомъ постоянно служи́лъ центромъ всякихъ смяте́ній и возстаній, Ама́нъ добился соглсія Царя на изданіе указа объ истребленіи ихъ по всей Монархіи, причемъ даже выразилъ желаніе изъ своихъ со́бственныхъ суммъ дать значительную сумму въ 10.000 талантовъ серебра на приведе́ніе этого указа въ исполненіе *. Какъ страхъ, такъ и жадность легко склонили деспота на предложеніе довѣреннаго сановника. Несчастное племя и вся его собственность были о́тданы во власть Ама́на, какъ будто бы избіеніе и ограбленіе цѣлаго народа было дѣломъ, для исполненія котораго достаточно было простого слова. Чтобы придать ему надлежа́щее полномо́чіе въ этомъ дѣлѣ, Царь снялъ свой перстень съ своей руки и отдалъ его Ама́ну, «чтобы скрѣпить указъ противъ іудеевъ». Пылая мщеніемъ къ ненавистному народу, Ама́нъ немедленно же приступилъ къ дѣлу. «При́званы были писцы́ царскіе въ первый мѣсяцъ, въ тринадцатый день его, и написано было, какъ приказалъ Ама́нъ, къ сатра́памъ царскимъ и къ начальствующимъ надъ каждою областью (отъ области Индійской до Эѳіопіи, надъ ста-двадцатью-семью областя́ми), и къ князья́мъ у каждаго народа, въ каждую область письмена́ми ея́ и къ каждому народу на языкѣ его: все было написано отъ имени Царя Ксе́ркса и скрѣплено́ царскимъ перстнемъ. И по́сланы были пи́сьма черезъ гонцовъ во всѣ о́бласти Царя, чтобъ убить, погубить и истребить всѣхъ іудеевъ, малаго и стараго, дѣтей и женщинъ, въ одинъ день въ тринадцатый день двѣнадцатаго мѣсяца, то-есть, мѣсяца Ада́ра, и имѣ́ніе ихъ разграбить». Этотъ кровожадный указъ, вполнѣ характеризу́ющій безграничный деспоти́змъ персидскихъ Монарховъ, гласилъ слѣдующее: «великій Царь Ксе́рксъ начальствующимъ отъ Индіи до Эѳіопіи надъ ста-двадцатью-семью областя́ми и подчиненнымъ имъ намѣстникамъ. Ца́рствуя надъ многими народами и вла́ствуя надъ всею вселенною, я хотѣлъ, не превознося́сь гордостію власти, но управляя всегда кротко и тихо, сдѣлать жизнь подданныхъ постоянно безмятежною, и, соблюдая Царство свое мирнымъ и удобопроходимымъ до предѣловъ его, возстановить желаемый для всѣхъ людей миръ. Когда же я спросилъ совѣтниковъ, какимъ бы образомъ привести́ это въ исполненіе, то отлича́ющійся у насъ мудростью и по́льзующійся неизмѣ́ннымъ благоволе́ніемъ и доказавшій твердую вѣрность и получившій вторую честь по Царѣ, Ама́нъ объяснилъ намъ, что во всѣхъ племена́хъ вселенной замѣша́лся одинъ враждебный народъ, по Законамъ своимъ противный всякому народу, постоянно пренебрегающій царскими повелѣ́ніями, дабы не благоустроя́лось безукоризненно соверша́емое нами соуправленіе. И такъ, узнавъ, что одинъ только этотъ народъ всегда противится всякому человѣку, ведетъ образъ жизни, чу́ждый законамъ, и, проти́вясь нашимъ дѣйствіямъ, совершаетъ велича́йшія злодѣя́нія, чтобы царство наше не достигло благосостоянія, мы повелѣли ука́занныхъ вамъ въ гра́мотахъ Ама́на, поста́вленнаго надъ дѣла́ми и второго отца нашего, всѣхъ съ же́нами и дѣтьми́ всецѣло истребить вражескими меча́ми, безъ всякаго сожалѣнія и пощады, въ тринадцатый день двѣнадцатаго мѣсяца Ада́ра настоящаго года, чтобъ эти и прежде и теперь враждебные люди, бывъ въ одинъ день насильно низве́ргнуты въ преиспо́днюю, не препятствовали намъ въ послѣдующее время проводить жизнь мирно и безмятежно до конца»*. Спи́ски съ этого указа разо́сланы были въ ка́ждую область, въ качествѣ закона, обязательнаго для всѣхъ народовъ. Гонцы́ быстро понеслись съ ними во всѣ сто́роны. Пути́ сообщенія въ Персидской Монархіи установлены были еще Ки́ромъ, причемъ введена́ была́ осо́бая система депе́шъ, такъ что гонцы́ могли то и дѣло мѣнять лошадей на станцiяхъ, отстоя́вшихъ одна отъ другой верста́хъ въ двадцати-пяти*.
Кровожадный указъ былъ объявленъ и въ Су́захъ, и въ то время, какъ Царь и Ама́нъ сидѣли за пиру́шкой и пили, поздравляя другъ друга съ удачной государственной мѣрой, Су́зы пришли въ смятеніе. Прежде другихъ узналъ объ этомъ конечно Мардохе́й. Пораженный подобнымъ состояніемъ дѣлъ и видя здѣсь кровожадную руку своего ненавистника, Ама́на, онъ, немедленно же оставивъ свою должность привратника царскаго и одѣвшись во вре́тище и посы́павъ голову свою пепломъ, вышелъ на одну изъ площаде́й города и съ громкимъ воплемъ распространялъ повсюду вѣсть объ ужасномъ указѣ касательно своего народа. Плачъ и отчаяніе скоро водворились въ каждомъ іудейскомъ домѣ. Въ такой крайности, единственная надежда на спасеніе народа оставалась на Есѳи́рь. Между тѣмъ Есѳ́ирь, по обычной заключе́нности восточныхъ Царицъ, чужда́вшихся участія въ государственныхъ дѣла́хъ, еще ничего не знала о случившемся; но когда ея́ служанки донесли ей о бѣдственномъ положеніи Мардохе́я, во вре́тищѣ плакавшаго на площади, то она, думая, что ему нанесено́ какое-либо личное оскорбленіе со стороны́ кого-либо изъ придворныхъ, послала ему одежды въ знакъ утѣше́нія, и когда онъ не при́нялъ этихъ одеждъ, то она послала одного изъ е́внуховъ, Гаѳа́ха, спросить Мардохе́я: «что это и отъ чего это?» Тогда Мардохе́й сообщилъ ему объ истинной причинѣ своего необычайнаго горя и вручилъ ему спи́сокъ съ указа, обнародованнаго въ Су́захъ, чтобы показать Есѳи́ри и дать ей знать обо всемъ, и при этомъ, по родственному, нака́зывалъ ей, чтобъ она пошла къ Царю и молила его о помилованіи и попросила за народъ свой. Есѳи́рь была кра́йне поражена́ этимъ извѣстіемъ, но оказалась въ чрезвычайно затруднительномъ положеніи. Придворный этикетъ запрещалъ ей, безъ особаго приглашенія, являться къ Царю, такъ какъ за подобное самово́льство назна́чена была даже смерть, какъ мужчинѣ, такъ и женщинѣ. Но когда Мардохе́й упрекнулъ ее за эту нерѣшительность, сказа́въ, что и она подходить подъ и́зданный указъ и такимъ образомъ погибнетъ и сама, и домъ отца ея́, и замѣтилъ, что быть можетъ для такого именно дѣла она и достигла, по промышленiю Божію, достоинства Царскаго, то Есѳирь, пылая любовью къ своему народу, дала рѣшительный отвѣть: «пойди, собери всѣхъ іудеевъ, находя́щихся въ Су́захъ, и пости́тесь ради меня, и не ѣшьте и не пейте три дня, ни днемъ, ни ночью, и я съ служанками моими буду также поститься, и потомъ пойду къ Царю, хотя это противъ закона, и если погибнуть, погибну*». Обра́дованный такимъ рѣшеніемъ Есѳи́ри, Мардохе́й и вѣсь народъ іудейскій въ столицѣ немедленно же приступили къ исполненію ея́ нака́за и посто́мъ и молитвой старались отвратить бѣду́ и отъ себя, и отъ своей высокой покровительницы.
На третій день Есѳи́рь, переста́въ молиться и снявъ одежды сѣ́тованія, одѣлась по-Царски и, сдѣ́лавшись великолѣ́пною, взяла двухъ служанокъ и отправилась къ Царю. «На одну она опиралась, какъ-бы преда́вшись нѣ́гѣ, а другая слѣ́довала за нею, поддерживая одѣя́ніе ея́. Она была прекрасна во цвѣ́тѣ красоты́ своей и лицо ея́ радостно, какъ-бы испо́лненное любви, но сердце ея́ было стѣснено́ отъ страха». Войдя во внутренiй дворъ Царскаго Дома, передъ са́мымъ помѣщеніемъ Ксе́ркса, она остановилась тамъ. Царь въ это время сидѣлъ на своемъ Царскомъ Престолѣ, прямо противъ входа въ домъ, облече́нный во все одѣя́ніе своего вели́чія, вѣсь въ золотѣ и драгоцѣнныхъ камня́хъ. Онъ былъ страшенъ и, замѣтивъ неожиданное появленіе Есѳи́ри, которой онъ уже не приглашалъ къ себѣ въ теченіе тридцати дней, онъ взгляну́лъ на нее съ сильнымъ гнѣвомъ. Царица упала духомъ, измѣни́лась въ лицѣ́ своемъ и отъ ослабле́нія склони́лась на го́лову сопровождавшей ея́ служанки. Замѣтивъ это смущеніе прекрасной Есѳи́ри, Царь смягчи́лъ свой духъ и, поспѣ́шно вставь съ Престола своего, вышелъ къ ней, при́нялъ ее въ объятія свои, пока она не пришла въ себя. Въ знакъ своей милости, онъ простеръ къ Есѳи́ри золотой Ски́петръ, находившійся въ рукѣ его, и, подойдя къ ней, поцѣловалъ ее и сказалъ: «что тебѣ, Есѳи́рь, и какая просьба твоя? Даже до полуцарства будетъ дано тебѣ*». Несмотря на подобное обраще́ніе, у нея́ не хватило духа сразу же обратиться съ своею просьбою, и она рѣшила сдѣлать это впослѣдствіи, а теперь обратилась лишь къ Царю съ просьбою, чтобы Царь, если благоугодно ему, пожа́ловалъ вмѣстѣ съ Ама́номъ къ ней на пиръ, который она приготовила ему. Такое приглашеше еще болѣе смягчи́ло Царя и онъ немедленно же далъ свое согласіе и послалъ за Ама́номъ. Во дворцѣ Есѳи́ри дѣйствительно былъ устроенъ великолѣпный пиръ, и развеселившійся и довольный Есѳи́рью Царь, поднима́я чашу вина, какъ-бы въ видѣ особаго тоста, обратился къ Есѳи́ри съ слова́ми: «какое желаніе твое? оно будетъ удовлетворено; и какая просьба твоя? хотя бы до полуцарства, она будетъ исполнена». Но у Есѳи́ри и на этотъ разъ не хватило смѣлости вы́сказать свою дѣйстви́тельную просьбу, и она, для того чтобы собраться съ силами, пригласила Царя и во второй разъ, вмѣстѣ съ Ама́номъ, пожа́ловать къ ней на пиръ, на что Царь немедленно далъ свое согласіе. Ама́нъ вышелъ съ пи́ршества крайне веселымъ, и, польщенный такимъ вниманіемъ Царицы, подумалъ, что Есѳирь рѣшила не ставить ему никакихъ препятствій въ исполненіи его мще́нія іудеямъ. Но его веселое расположеніе было испорчено отча́сти тѣмъ, что, при са́момъ выходѣ изъ дворца, онъ встрѣтилъ ненавистнаго ему Мардохе́я, который опять не оказа́лъ ему ни малѣ́йшаго уваженія, не поклонился ему, не всталъ и даже не тронулся съ мѣста предъ нимъ. Это кра́йне взбѣсило Ама́на, но онъ скрѣпи́лся на этотъ разъ и, придя́ домой, разсказывалъ, какимъ почетомъ онъ пользуется при дворцѣ и какъ Царица почтила его приглашеніемъ къ себѣ на пиръ, единственно только его одного вмѣстѣ съ Царемъ. «И на-завтра я званъ къ ней съ Царемъ», - добавилъ онъ. «Но всего этого не дово́льно для меня, - съ горечью добавилъ онъ: - доко́лѣ я ви́жу Мардохе́я, іудеянина, сидя́щимъ у воротъ царскихъ». Жена Ама́на, Заре́ша, и всѣ друзья его немедленно же замѣтили ему, что вѣдь ему весьма́ легко отдѣ́латься отъ Мардохе́я: сто́ить только воздвигнуть висѣлицу и на ней повѣсить Мардохе́я, и тогда ничто уже не будетъ омрачать его веселья на пира́хъ у Царя и Царицы. Это предложеніе чрезвычайно понравилось Ама́ну, и онъ немедленно же приказалъ воздвигнуть висѣлицу.
Между тѣмъ Царь, чтобы разогнать скуку безсонной ночи, приказалъ читать себѣ царскія лѣ́тописи. Ему почему-то на память пришла исторія о сдѣланномъ на него покушеніи со стороны двухъ е́внуховъ. Чтобы яснѣ́е воспроизвести въ своей памяти подробности этого событя, онъ велѣ́лъ именно прочита́ть о немъ, и когда прослу́шалъ запись, то спросилъ: чѣмъ же награжденъ былъ Мардохе́й, спа́сшій ему жизнь? Оказалось, что ничѣмъ. На слѣдующее утро онъ рѣшилъ восполнить это упущеніе и досто́йнымъ о́бразомъ наградить лицо́, которому онъ обязанъ былъ жизнью. Когда къ нему вошелъ его любимецъ Ама́нъ, то Царь обратился къ нему съ вопросомъ: «что сдѣлать тому человѣку, котораго Царь хочетъ отличить почестью?» Аманъ, вполнѣ убѣжденный, что Царь имѣетъ въ виду не кого другого, какъ его именно, отвѣчалъ, что такого человѣка слѣ́дуетъ почти́ть царскимъ вѣнцомъ и царскимъ одѣя́ніемъ, посадить на коня и заставить одного изъ первыхъ князе́й Царства води́ть его по городу, съ провозглашеніемъ о царской милости, приговаривая: «такъ дѣлается тому человѣку, котораго Царь хочетъ отличить почестію*». Что это зна́чило при Дворѣ въ ро́дѣ дре́вне-перси́дскаго, трудно и вообразить. Золотыя украшенія, государственныя одежды и остальныя принадлежности туалета Артаксе́ркса, преемника Ксе́ркса, стоили 10.000 талантовъ, - сумму, которую можно опредѣлить только десятками милліоновъ рублей *. Ца́рственная одежда самого Ксе́ркса опредѣлялась греками въ 12.000 тала́нтовъ, и это, повидимому, еще не была чрезмѣ́рная оцѣнка, такъ какъ еще и въ настоящемъ (19-омъ) столѣтіи нѣ́которые персидскіе Шахи носили изумительную по своей дороговизнѣ одежду. Одинъ путешественникъ по Персіи (1817-1820 г.), опи́сывая одѣя́ніе ви́дѣннаго имъ Шаха, говорить: «онъ блиста́лъ бриллiа́нтами, которые буквально ослѣпля́ли глаза. На головѣ у него была высокая трехсоставна́я Тiа́ра, вполнѣ покрытая бриллiа́нтами, жемчугомъ, рубинами и смарагда́ми, такъ распредѣле́нными, что въ нихъ отража́лась великолѣпная игра́ цвѣто́въ. Среди рядо́въ бриллiа́нтовъ укрѣплено́ было нѣ́сколько черныхъ перьевъ, вѣроя́тно цапли, причемъ края́ ихъ укра́шены были грушеобра́зными жемчуга́ми необычайной величины. Самая́ одежда его была златотканная, покрытая по бо́льшей ча́сти такимъ же образомъ драгоцѣнными камня́ми и жемчугомъ, а вокругъ шеи висѣ́ла нитка жемчуго́въ, быть можетъ са́мая большая въ мірѣ. Но его рукава́ и поясъ превосходили все, потому что они блестѣли на солнцѣ подобно огню́. Правый рука́въ назывался «горо́й свѣ́та», лѣвый - «мо́ремъ свѣ́та», - такъ великолѣ́пны были бриллiа́нты на нихъ. На такую-то царскую одежду и разсчитывалъ честолюбивый Ама́нъ. Но, къ кра́йнему его изумленно и злобѣ, онъ услышалъ отъ Царя приказъ, чтобы онъ самъ лично все это сдѣлалъ по отнешенію къ Мардохе́ю, и гордый Ама́нъ, къ изумленію всей столицы, долженъ былъ водить подъ уздцы́ коня́, на которомъ сидѣлъ презрѣнный Мардохе́й.
Сано́вникъ чувствовалъ себя въ отчаяніи отъ такого униженія. Разбитый ду́хомъ, онъ отправился на пиръ къ Есѳи́ри, но тамъ его ждала́ заслуженная у́часть. Довольный угощеніемъ, Ксе́рксъ вновь предложилъ Есѳи́ри просить у него все, что только она захочетъ, повторивъ и свое обѣщаніе дать ей «хотя́ бы до полуцарства». Тогда Есѳи́рь наконецъ рѣшилась вы́сказать свою просьбу, и сказала Царю: «если я нашла благоволеніе въ очахъ твоихъ, Царь, и если Царю благоугодно, то да будутъ даро́ваны мнѣ жизнь моя́, по желанію моему, и народъ мой, по просьбѣ моей». Царь естественно удивился столь стра́нной просьбѣ со стороны своей Царицы, жизнь которой была дороже жизни всѣхъ по́дданныхъ въ его государствѣ, и онъ выразилъ свое удивленіе нетерпѣливымъ жестомъ, а Есѳи́рь продолжала: «и́бо проданы мы, я и народъ мой, на истребленіе, убіе́ніе и погибель. Если бы мы про́даны были въ рабы и рабыни, я молчала бы, хотя́ врагъ не вознаградилъ бы ущерба Царя». Еще болѣе озадаченный этимъ, Ксе́рксъ спросилъ: «кто это такой, и гдѣ тотъ, который отва́жился въ сердцѣ своемъ сдѣлать такъ?» Тогда Есѳи́рь, устремляя свой прекрасный, но грозный теперь взглядъ на пирова́вшаго у нея Ама́на и уже трепета́вшаго въ своей преступной совѣсти, сказала Царю: «врагъ и непріятель - этотъ злобный Ама́нъ!» Злополу́чный царедворецъ «затрепеталъ предъ Царемъ и Царицей». Царь то́тчасъ же, въ чрезвычайномъ гнѣвѣ, всталъ съ пира и отправился въ садъ при дворцѣ, а Ама́нъ остался умолять о жизни своей Царицу Есѳи́рь, и жалко пресмыка́лся предъ не́ю, такъ какъ видѣлъ, что «опредѣлена́ ему злая участь отъ Царя». Но когда Ама́нъ такъ пресмыка́лся предъ Есѳи́рью, и даже, забы́вшись въ своемъ горѣ, припа́лъ къ лежа́нкѣ, на которой находилась Есѳи́рь, то въ этотъ са́мый моментъ вошелъ и самъ Ксе́рксъ, и не понимая въ чемъ дѣло, но видя возбу́жденное состояніе Есѳи́ри и Ама́на, грозно закричалъ: «даже и насиловать Царицу хочетъ въ домѣ у меня!» Этимъ судьба Ама́на была рѣшена́. Немедленно же былъ и́зданъ приказъ о взятіи Ама́на нодъ стражу, и въ знакъ его виновности - ему накрыли лицо. Многіе придворные обрадовались такому паденію гордаго и грознаго царедворца, и сказали Царю, что около дома Ама́на пригото́влена для кого-то висѣлица, вышиною въ пятьдесятъ локте́й. Тогда Царь далъ приказъ: повѣсить его на ней. «И повѣсили Ама́на на деревѣ, которое онъ приготовилъ для Мардохе́я». И тогда только утихъ гнѣвъ Царя. Но съ уничтоженіемъ главнаго врага іудеевъ, нужно было спѣши́ть и съ отмѣной сдѣланнаго подъ его вліяніемъ кровожаднаго постановленія. Есѳи́рь обратилась къ Царю съ просьбою, чтобы онъ при́нялъ мѣры къ отвращенію бѣдствія отъ ея́ народа, и Царь, вполнѣ довольный е́ю и тѣмъ, что избавился отъ столь злобнаго и гордаго царедворца, немедленно изда́лъ новый указъ, который и разо́сланъ былъ опять по областя́мъ не только въ отмѣну прежняго указа, но даже и съ предоставленіемъ іудеямъ пра́ва силою проти́виться исполненію его.
Такъ какъ, въ силу перваго указа, въ различныхъ мѣста́хъ уже на́чались приготовленія къ исполненію его и повсюду обнару́жились дѣйствительные враги іудеевъ, то теперь новый указъ далъ имъ возможность не только съ оружіемъ въ рукахъ выступить на защиту своей жизни, но и избить этихъ своихъ я́вныхъ враговъ, что они и сдѣлали, избивъ 75.000 своихъ ненавистниковъ. Такъ какъ естественно главными врага́ми іудеевъ могли быть сыновья Ама́на, то и всѣ его десять сыновей подверглись одной участи съ своимъ отцомъ. Перстень, который данъ былъ нѣ́когда Ама́ну въ знакъ особенной милости Царя и предоставленныхъ ему полномочій, теперь пе́реданъ былъ Мардохе́ю, который и возведенъ былъ въ высокій санъ, сдѣ́лавшись вторымъ сановникомъ по Царѣ. Въ этомъ своемъ положеніи онъ сдѣлался «любимымъ у множества братьевъ своихъ, и́бо искалъ добра́ народу своему и говорилъ во благо всего племени своего *».
Въ воспоминаніе о такомъ чудесномъ спасеніи былъ установленъ особый праздникъ Пури́мъ (отъ слова пуръ, «жребій», потому что Ама́нъ бросалъ жребій на погубленіе іудеевъ). …Вся эта чудесная исторія описана въ «Книгѣ Есѳи́рь», принадлежащей къ числу книгъ Священнаго Писанія.