Содержанiе:
«Положеніе Церкви въ совѣтской Росіи». Съ такимъ сознаніемъ нашего превосходства думали и всѣ мы, Православные Хрiстіане, объ обновленцахъ. Но вотъ и нашъ Православный Первоіерархъ пошелъ по стопамъ «мудрыхъ» его предшественниковъ. Эти предшественники - не Патріархъ и не М. Петръ. Послѣдній держался духовнаго, не писаннаго Завѣщанія Патріарха, - моральной стойкости противъ физическаго насилія власти. Легализація Церковнаго Управленія на условіяхъ союза съ властью и отдачи Церкви на услуги ей, есть дѣло обновленцевъ и григорьевцевъ. М. Сергій соблазнился легализаціей Церковнаго Управленія и съ нимъ всей огромной Церкви, Которая жила до него десять лѣтъ на нелегальномъ положеніи. Онъ первый въ Церкви достигъ «великой» цѣли, которой до него никто не могъ достичь, хотя на глазахъ у этой Церкви уже получила легализацію чисто мошенническая организація обновленцевъ. Но возможна-ли она была для Церкви? [нужно замѣтить, обновленцы пережили два періода отношеній съ ГПУ. Первыя, - когда всѣ уполномоченные обновленцевъ на мѣстахъ дали подписку просто «честнаго» гражданина. Второй, - когда затребована
была отъ всѣхъ вторая подписка: обязательство исполнять всѣ распоряженія ГПУ. Послѣднее привело обновленцевъ въ замѣшательство: многіе побоялись сдѣлаться настоящими сотрудниками ГПУ, чтобы не пришлось выполнять всѣхъ заданій его по разрушенію Церкви. Но мнѣ, лично, извѣстенъ всего одинъ случай отказа дать вторую подписку. Этотъ обновленецъ, конечно, сѣлъ въ тюрьму. Такъ ГПУ провѣрило свои ряды. Договоръ м. Сергія съ ГПУ прямо возводитъ м. Сергія въ вторую, «высшую» стадію его отношеній съ ГПУ. На обновленцахъ ГПУ продѣлало только грубые опыты, съ м. Сергіемъ проявило уже большое искусство].
Если м. Сергій - не «кабинетный мечтатель», а практикъ, который черезъ соглашеніе съ властью долженъ былъ дать законное и свободное существованіе Церкви и въ совѣтскихъ условіяхъ, то «практическій» расчетъ его, какъ это мы уже видѣли, оказался совсѣмъ не практиченъ. Добавить до́лжно только то, что та самая масса духовенства, которой м. Сергій наиболѣе угодилъ, не миновала неизбѣжной участи. Нарочно, въ видахъ той же ликвидаціи Религіи и Церкви, власть накладываетъ такіе налоги на духовенство, какихъ оно не въ силахъ платить, и сажаетъ его цѣлыми партіями въ тю́рьмы, и закрываетъ приходы; часть духовенства стои́тъ съ протянутою рукою около храмовъ (въ Москвѣ, напримѣръ,) прося милостыню; съ другихъ цѣлыхъ группъ духовенства большихъ городовъ взята подписка о невыѣздѣ, чтобы, такимъ образомъ, сохранить готовые кадры для ссылки на принудительныя работы [монашествующіе обоихъ половъ, послѣ массовыхъ арестовъ, уже почти всѣ поголовно отправлены въ мѣста ссылокъ и принудительныхъ работъ]; духовныхъ лицъ лишаютъ квартиръ и, въ то же время, ихъ никто не хочетъ брать на квартиры изъ боязни репрессій, которыя за это то́тчасъ и слѣдуютъ; имъ не даютъ хлѣбныхъ карточекъ; ихъ не убиваютъ, но и жить имъ не позволяютъ. Но эти страданія, пришедшія, главнымъ образомъ, послѣ соглашенія м. Сергія съ властью, легли на плечи духовенства безъ всякаго утѣшенія, когда смыслъ борьбы потерянъ: власти все сдано. Такъ, не желавшіе бороться за Церковь, усиленно избѣгавшіе тюрьмы, ея не миновали. Избѣгавшіе сидѣть въ ней за Истину Церковную, сѣли за неуплату налоговъ. Врагъ неумолимъ, нашимъ соглашеніемъ не подкупленъ и смѣется надъ нашимъ практическимъ расчетомъ, непрестанно готовя намъ уничтоженіе. Намъ, церко́вникамъ, и прежде и въ настоящемъ, въ удѣлъ дана тюрьма. Единственное освобожденіе отъ тюрьмы и надежный практическій расчетъ - въ переходѣ въ безбожіе, въ публичномъ отреченіи отъ Церкви, и Хрiста, и Бога. И это своевременно многіе поняли и поспѣшили на этотъ путь [таковые избѣжали только тюрьмы и повседневнаго глумленія власти надъ собою. Но то, что они суть «бывшіе» «служители религіознаго культа» явилось несмываемымъ пятномъ. Ихъ лишаютъ работы и вмѣстѣ съ нею куска хлѣба. Преимущество вездѣ - незапятнаннымъ ничѣмъ въ прошломъ, пролетаріямъ]. Какъ же иначе? Или съ ними, или противъ нихъ, «да» или «нѣтъ», и ничего посрединѣ, никакихъ соглащеній, обоюдныхъ уступокъ, компромиссовъ, и́бо врагъ вамъ ничего не уступитъ.
Сидѣніе въ тюрьмѣ мы получили отъ врага за свою твердость и этою твердостью хранили себя въ Церкви. Тюрьма была по силамъ, къ ней уже привыкли, храни только терпѣніе и вѣруй въ то, что Богъ выведетъ правду твою, какъ Солнце. Сдѣлай только свое дѣло. За Центральное Управленіе или за Церковь, что Она останется безъ Центральнаго Управленія, не надо было бояться, потому что Церковь уже научилась бороться и разбираться во всемъ и успѣхи расколовъ были не велики. ГПУ уже дѣйствовало по трафарету, выдумки его уже стали всѣмъ понятны и неоригинальны. Въ борьбѣ съ Церковью ГПУ уже было въ тупикѣ. Въ моментъ сдачи м. Сергія, какъ полагали нѣкоторые виднѣ́йшіе Архіереи, ГПУ уже не знало, что дальше съ упорствомъ Православнаго Епископата дѣлать. Въ случаѣ неудачи плана ГПУ относительно м. Сергія, у ГПУ оставалось одно только голое, ничѣмъ не смягченное и не прикрытое насиліе, которое было голой же пропагандой противъ себя самихъ. А этого ГПУ не хотѣло въ отношеніи къ Церкви. И вотъ, у вождя Церкви ни вѣры, ни терпѣнія не хватило. Почему бы не повести ему своихъ людей вѣрнымъ путемъ? Пусть бы многіе отреклись отъ его страданій, но не для того-ли, чтобы увидѣть потомъ, что онъ былъ правъ?
Идя путемъ правды, вождь многихъ бы воодушевилъ и подкрѣпилъ, и дальнѣйшія скорби далъ бы возможность принять не въ разслабленіи, какъ сейчасъ, а въ силѣ духа.
На вопросъ м. Сергія: «скажите, что дѣлать?» - былъ ему опредѣленный отвѣтъ: «сидѣть въ тюрьмѣ». Вотъ гдѣ практическій расчетъ. Но у тѣхъ, у кого спрашивалъ м. Сергій, какъ и у него самого, это совершенно не считалось выходомъ изъ положенія, а казалось тупикомъ, безконечно долгимъ и безпросвѣтнымъ. А это былъ единственный естественный выходъ изъ положенія, который навязывала сама жизнь. Объ этомъ говорилъ и Патріархъ, принужденный въ началѣ же своей свободы разсматривать выходъ свой изъ тюрьмы, какъ ошибку. Свободой не нужно было соблазняться. Свобода, конечно, была тяжелѣе тюрьмы. Какая можетъ быть свобода для вѣрующихъ людей въ богоборномъ государствѣ? Потому въ тюрьмѣ легче, чѣмъ на свободѣ, что тюрьма (или подполье, катакомбы, нелегальное положеніе - все равно) есть, вообще, нормальная форма существованія Церкви въ безбожномъ государствѣ. Напрасно было думать иначе.
Настали, теперь, такія времена въ Росіи, что священникъ, пробывшій всего недѣлю въ тюрьмѣ и вдругь освобожденный, вызываетъ большое смущеніе въ народѣ. Почему онъ такъ быстро освободился? Какою цѣною? Непріятно всѣмъ за него. А онъ не меньше прихожанъ смущенъ и путается въ своихъ объясненіяхъ, потому что далъ подписку «честнаго» гражданина и въ этомъ не смѣетъ никому признаться. Вотъ какою цѣною, цѣною предательства ближнихъ покупается церковнымъ человѣковъ личная свобода въ совѣтскихъ условіяхъ [число павшихъ такимъ образомъ священнослужителей чрезвычайно велико́. Изъ всѣхъ, сколько нибудь знакомыхъ мнѣ городовъ Сѣвера и Юга Росіи, не знаю ни одного, гдѣ-бы не было батюшки, своего человѣка для ГПУ. Роль ихъ почти у всѣхъ на глазахъ. Даже въ селахъ многіе батюшки роли этой не избѣжали].
Для се́ргіевскаго сνнода смѣшо́нъ одинъ изъ Петроградскихъ епископовъ, смѣло отдѣлившійся въ свое время отъ м. Сергія и не только не арестованный за это, но и до нынѣ пользующійся, не въ примѣръ другимъ, полною свободою. Онъ смѣшо́нъ се́ргіевцамъ, потому что существуетъ на тѣхъ же условіяхъ договора съ ГПУ, на какихъ и ихъ сνнодъ и обновленческій. «Стоило-ли огородъ городить», - по Руской пословицѣ. А ГПУ на этомъ епископѣ дѣлаетъ демонстрацію свободы Церквы: и не признаю́щіе, молъ, м. Сергія имѣютъ свободу; въ Росіи такъ: вѣруй какъ хочешь.
Вотъ что такое свобода и легализація церко́вниковъ въ большевицкомъ государствѣ. Да можетъ-ли быть иначе? Ради какихъ это пользъ Церкви и добродѣтелей духовенства будетъ дана имъ легализація? Всякая свобода или легализація Церкви въ такомъ государствѣ есть и обманъ власти и измѣна церко́вниковъ своей Церкви, своему назначенію. Потому-то легализація Православной Церкви такъ долго и не давалась (а мы утверждаемъ, что то, что можетъ быть названо Православной Церковью въ Росіи, что осталось вѣрнымъ своей сущности, живетъ и по сейчасъ на нелегальномъ положеніи), что она противоестественна для Нея. Ее могъ получить только тотъ кто измѣнилъ Церкви и предалъ Ее въ руки врага Ея. Если партійная власть въ Росіи преслѣдуетъ цѣль (о которой она говоритъ оффиціально въ своей программѣ) - уничтоженіе Религіи и Церкви, то никакихъ другихъ условій, кромѣ тюрьмы или нелегальнаго положенія для жизни Религіи и Церкви въ Росіи нѣтъ. Если Церковь и вѣрующіе существуютъ въ Росіи до сего дня, то такъ, какъ существуетъ въ тюрьмѣ приговоренный къ смертной казни. Безъ преувеличенія можно сказать, что уже рѣдкій день въ Росіи для каждыхъ оставшихся и приходовъ и отдѣльныхъ вѣрующихъ проходитъ не въ тревогѣ, не въ ожиданіи своей духовной смерти: отнятія храма, священника, Праздника, домашныхъ святынь, даже домашней молитвы. Надѣяться же на улучшеніе, на переломъ отношеній власти къ Церкви въ обратную, лучшую сторону, значить - надѣяться, что большевики отрекутся отъ себя самихъ, измѣнятъ своей собственной сущности, перестанутъ быть большевиками. Надѣяться на улучшеніе положенія Церкви, значитъ надѣяться на паденіе власти большевиковъ.
Легализація Церкви въ безбожномъ, богоборномъ государствѣ - несбыточная мечта. Хорошо бы было получить эту легализацію въ результатѣ обращенія безбожной власти въ Хрiстіанство, въ результатѣ нашей побѣды, какъ это было при Святомъ Царѣ Константинѣ въ четвертомъ вѣкѣ. А теперь въ результатѣ чего? Не нашего ли пораженія и нашего обращенія?.. Въ самомъ дѣлѣ, изъ какого источника вытекъ этотъ практици́змъ обновленцевъ, григо́рьевцевъ, м. Серафiма, м. Сергія? Это - люди здраваго разума, практической сме́тки, полагающіе, что Церкви надо не умирать, а жить здѣсь, на Землѣ въ этихъ [совѣтскихъ] условіяхъ, и къ нимъ примѣняться; они - враги «кабинетныхъ мечтаній» [объ осуществленіи Царства Божія на Землѣ обновленцы разводили въ своихь журналахъ цѣлыя теоріи. Но у нихъ-то и были очевидны и омерзительны страхъ тюрьмы и забота о спасеніи собственной шкуры. Въ этомъ-то и былъ корень иска́нія условій для жизни Церкви въ безбожномъ государствѣ. Сами искатели хотѣли и вѣру сохранить и съ безбожниками, гонителями Вѣры, поладить такъ, чтобы за свою вѣру не пострадать. Вспомнимъ психологію А. Введе́нскаго предъ перспективою ареста. Это характерно для всего личнаго состава обновленчества, который вербовался страхомъ насилія властей].
А не отреченіемъ-ли отъ жизни здѣсь на Землѣ пріобрѣтена именно эта жизнь Церковью въ первые вѣка?! Для современныхъ вождей Церкви Хрiстіанская правда, прямота́ и честность - не жизненны, не разумны, не удобны. Но что же показала жизнь? Уже не говоря о томъ, что иного выхода изъ положенія, какъ хрiстіанскаго, для Церкви Хрiстовой быть не можетъ, Хрiстіанство, конечно, оказалось и жизненнымъ, и практичнымъ, и разумнымъ. Самы́мъ этимъ отступленіемъ отъ Хрiстіанства не доказана-ли его правда и необходимость? Вѣдь всякій другой выходъ - нелѣпость. Что же, если въ древности жили вѣрою и побѣждали, то теперь въ сердца́ Хрiстіанъ закралось невѣріе въ Хрiстіанство, и вотъ оно обнаружилось. Не страшно ли сознаться въ этомъ практическомъ атеизмѣ?! [кто будетъ сомнѣваться въ теоретической силѣ убѣжденій вождей Церкви Хрiстіанской?! Они у нихъ въ любой моментъ на кончикѣ языка]. Легализація пришла въ результатѣ не обращенія невѣрующихъ въ Вѣру, а вѣрующихъ - въ невѣріе. Они - политики, мудрецы. Для нихъ тюрьма безпросвѣтна, они хотятъ свободы религіозной въ богоборномъ государствѣ! И какъ они осмѣ́яны, эти практики, дальновидные, разумные люди! Поистинѣ, они то и есть бѣдные мечтатели! И кто же они? Все люди прославленнаго ума. Въ сознаніи этого епископъ Антони́нъ и прочіе вожди обновленческаго раскола, не стѣснялись открыто, въ своихъ Посланіяхъ, въ самыхъ грубыхъ оскорбительныхъ выраженіяхъ, позорить Патріарха, какъ человѣка крайне недалекаго. Епископы Григорій и Борисъ - вожди другого раскола, люди признанныхъ способностей, презирали М. Петра, какъ совершенное ничтожество предъ ними. Эти люди, въ сознаніи своихъ достоинствъ, не имѣли силъ подчиниться своимъ Первоіерархамъ и прямо сгорали отъ досады - какъ это не имъ принадлежитъ власть въ Церкви? - и потому поочередно потянулись къ власти и поспѣшили получить ее изъ рукъ ГПУ, которое льстило имъ, какь умѣло, чтобы только устроитъ расколы. Наконецъ, за кѣмъ же слава первыхъ мудрецовъ въ современномъ составѣ Епископата въ Росіи, какъ не за митрополитами Серафiмомъ и Сергіемъ?! Появленіе у власти такихъ людей въ наши времена, съ одной стороны, - явленіе и психологически понятное, а съ другой - и объяснимое только Промысломъ Божіимъ. Изъ всей этой компаніи Церковныхъ дѣятелей только м. Сергій не домогался власти и не укралъ ея, но она ему вручена законно, и, видимо, для того, чтобы и законности этой дать истинныя оцѣнку и понятіе, и еще разъ Православіе народа провѣрить и возвысить, и добыть Богу чистый остатокъ и всѣмъ показать, наконецъ, что не мудрость чисто человѣческая, а нравственные характеры хрiстіанскіе и Богу были угодны и нужны были Церкви. Умственныхъ и теорическихъ упражненій у дѣятелей Церкви было достаточно, жизнь теперь экзаменова́ла сердце, нравственные устои, и оказалось, что многіе люди имѣли, дѣйствительно, золотыя головы, но глиняныя ноги: ходить путемъ правды имъ не подъ силу.
Народъ и понялъ, что сущность беззаконія обновленческаго, которая и сдѣлала ихъ неправославными и въ которой м. Сергій съ ними сравнялся, въ нарушеніи закона нравственнаго, а не Догматовъ и Каноновъ.
Послѣ соглашенія м. Сергія съ ГПУ и всѣхъ его распоряженій по Церкви, часто и всюду слышался въ средѣ Православныхъ вопросъ: - «Въ чемъ же теперь наше различіе съ обновленцами?»
Странный вопросъ. Не ясно ли, что мы хранимъ Церковные Законы, а обновленцы ихъ нарушили - захватомъ Церковной Власти, бра́чностью своего епископата, второбрачіемъ вдо́выхъ клириковъ?! Но напрасно пытаемся отвести мысль отъ главнаго. Народъ не знаетъ Каноновъ, хотя, какъ хранитель Преданія и противникъ нововведеній, онъ - хранитель и Каноновъ, но не только изъ-за реформъ обновленческихъ, а, главнымъ образомъ, по чувству нравственнаго отвращенія онъ съ негодованіемъ отвергъ союзниковъ безбожной власти, обновленцевъ. Въ тяжкое время борьбы Церкви съ безбожіемъ, когда безбожники преслѣдовали Ее, глумились надъ вѣрою Народа, обновленчество явилось какъ предательство и по существу - тѣмъ, что заключило союзъ съ ними, перешло на сторону враговъ Церкви, и по формѣ дѣятельности, когда, взявшись очищаться отъ политики, заняло́сь политическимъ обвиненіемъ, оклевета́ніемъ и доносами на своихъ собратьевъ. Они пре́дали Церковь въ руки безбожниковъ, стали въ число гонителей Ея, и въ то же время сохраняли званіе церковныхъ людей. Все это есть, конечно, нравственное безобразіе, естественно вызвавшее возмущеніе людей. Но что же вызвало и возмущеніе противъ м. Сергія? Его союзъ съ властью безбожниковъ, противъ котораго Церковь боролась, отвергая обновленчество. Самые тяжкіе удары наносятся извнутри, предательствомъ. Тогда совершили его свои же священники, но самочи́нники, захватчики власти, теперь произошло худшее и тягчайшее: свой законный Іерархъ предалъ Церковь въ руки этой власти, каковы́хъ рукъ она такъ избѣгала. Черезъ законнаго Архіерея ГПУ овладѣло Церковью. Предательство полное и совершенное, отъ котораго не́куда больше скрыться, уйти.
М. Сергій и его епископы отличаются отъ обновленцевъ въ томъ смыслѣ, что они стали во что-бы то ни стало за Каноны, ихъ сохраняютъ прежде всего. Они - не нарушители Каноновъ, какъ обновленцы. Но получается грубая несообра́зность. Когда обновленцы лгали, клеветали, обманывали, - это было плохо, потомучто они неканоничны, а когда клевещетъ и лжетъ м. Сергій, то это хорошо, потомучто онъ канониченъ. Оказывается, каноническому все можно. Это - насмѣшка и надъ Канонами и надъ нравственностью и искаженіе ихъ смысла. Наши законники разорвали съ нравственностью, разорвали Законъ и правду, разорвали и душу человѣка на двое. Въ этомъ и сущность послѣдней трагедіи Православнаго Народа и Церковнаго клира въ совѣтской Росіи. Законъ повелѣваетъ одно - слѣдовать за законнымъ Архіереемъ Церкви, а совѣсть обратное. Или съ Закономъ противъ Правды, или съ Правдою противъ Закона. Но что это за Православіе у тѣхъ, кто разорвалъ Законъ и Правду? Тѣмъ, что Первоіерархъ по праву законнаго понуждаетъ себѣ подчиняться, хотя и поступаетъ безнравственно и преступно въ отношеніи къ Церкви, не утверждаетъ ли онъ этотъ разрывъ, не ставитъ ли право выше нравственности и ради какихъ то высшихъ цѣлей, какъ легализація его Церковнаго Управленія, не возводитъ-ли уступки въ нравственности въ принципъ? Что это за Православіе? Православіе ли это? Пусть въ прошломъ не разъ поступались нравственностью ради какихъ то, по нашему расчету, пользъ Церкви и несмотря на это не теряли Православія. Но не докатились-ли мы теперь этимъ путемъ до предательства Церкви, до полной измѣны Ей? Не пора ли остановиться и сказать, что дальше будетъ не только не Православное Хрiстіанство, но и не вѣра въ Бога, не Религія. Обновленцы посчитали Каноны за ничто предъ расчетомъ настоящей пользы Церкви; они, также, полагали, что-если прежде нарушенія Каноновъ сходили съ рукъ безнаказанно, то теперь можно смѣло совершать ихъ и сознательно, и такъ попытались беззаконія возвести зъ законъ и дѣйствовали безнравственно [почитайте ихъ литературу и убѣдитесь, какъ они доказываютъ «нравственность» своей безнравственности: самочинный захватъ власти, право на реформы, союзъ съ безбожниками]. М. Сергій и се́ргіевцы, посчитавъ Каноны за самое существенное въ жизни Церкви, ради пользы Церкви, также поступились нравственностью. Но нравственность и Каноны связаны неразрывно и въ гармоніи того и другого - Православіе. Крайности одинаково погрѣшаютъ противъ Истины, противъ Православія. Обновленцы до безнравственности попрали Каноны, се́ргіевцы держатся ихъ такъ, что закрѣпляютъ за собою право на безнравственность для нихъ безнравственность нипочемъ, лишь бы Каноновъ держаться. Тѣ и другіе въ одинаковой мѣрѣ попрали нравственность и нравственное чувство въ себѣ и въ Церковномъ Народѣ. Вотъ почему и подчинившіеся м. Сергію не безъ борьбы и нравственнаго страданія подчинились, и сказать что подвластные ему довольны и сознаю́тъ, что идутъ вѣрнымъ и добрымъ путемъ, значитъ оклеветать Народъ нашъ. Тяжкая нужда, тѣснота отовсюду, предательство извнутри сломили и поработили людей.
М. Сергій чувствуетъ суть дѣла и самъ не можетъ не подчеркнуть ея, хотя и пытаясь извратить Православное чувство Народа. Онъ писалъ въ своемъ Посланіи: «лойяльными къ совѣтской власти могутъ быть не только равнодушные къ православію люди, не только измѣнники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которыхъ оно до́рого, какъ истина и жизнь, со всѣми его догматами и преданіями, со всѣмъ его каноническимъ и богослужебнымъ укладомъ. Мы хотимъ быть православными и въ то же время сознавать Совѣтскій Союзъ нашей гражданской родиной... Оставаясь православными, мы помнимъ свой долгъ быть гражданами Союза... измѣнилось лишь отношеніе къ власти, а вѣра и православно-хрiстіанская жизнь остаются незыблемы» [см.
«Посланіе» отъ 16/29 Іюля 1927 г.]. Такъ, объявляя, что теперь «наша патріархія, исполняя волю почи́вшаго Патріарха, рѣшительно и безповоротно становится на путь лойяльности», м. Сергій спѣшитъ увѣрить свою паству, что заключеніе союза Церкви съ безбожною властью не есть безнравственный поступокъ, не грѣхъ противъ Православія. Онъ отрицаетъ словами то, что на самомъ дѣлѣ чувствуетъ.
Патріархъ отрекся отъ политики, но не сталъ служить другой. На этомъ остановился. Обновленцы пошли ей на службу. За ними м. Сергій. Послѣдніе очутились въ лагерѣ врага своего, въ числѣ его защитниковъ, сторонниковъ. Очищаясь отъ политики противъ большевиковъ, попали въ политику за нихъ; спасаясь отъ обвиненій въ контръ-революціи, стали за нее, за революцію. Врагъ не позволилъ остаться посрединѣ, быть аполитичными. Старый союзъ Церкви съ властью, вмѣстѣ съ паденіемъ этой власти, отпалъ. Но и новый союзъ съ новой властью заключенъ, съ вмѣшательствомъ въ новую политику, съ обязательствомъ служить ей. Ужасная логика, и только логика, безъ всякой правды.
Мы уже видѣли, что отказъ отъ политики и всякая лойяльность практически безполезны. Сколько ни очищайся отъ политики и какъ ни будь безупреченъ въ этомъ смыслѣ, обвиненій въ контръ-революціи не избѣжишь. Большевицкая ложь, въ которой запутались прежде всего обновленцы и которой много послужили, заключалась въ томъ, что будто церко́вники преслѣдуются не за Вѣру, а за контръ-революцію. Но такъ какъ большевики само́й программой своей заявляютъ, что никакой Религіи не признаютъ и съ нею борятся, то попробуйте доказать, что идейной борьбѣ съ Религіей не содѣйствуетъ физическое насиліе надъ нею и обвиненіе въ контръ-революціи не есть просто способъ борьбы съ Религіей! [о томъ, что это именно такъ, что «комбинація средствъ» насилія и пропаганды у большевиковъ теоретически обоснована, какъ и са́мые провокація, ложь, обманъ, примѣняемые ГПУ въ отношеніи къ Церковному Управленію, есть только частное приложеніе теоретически обоснованнаго общаго метода, что суть оффиціальной большевицкой философіи, діалектическаго матеріализма, понимается какъ - «нѣтъ ничего святого», что большевицкая власть безчестна, безсовѣстна, абсолютно аморальна не какъ-то случайно, а принципіально, о томъ, наконецъ, кого мы вообще въ лицѣ большевиковъ имѣемъ предъ собою во всемъ вооруженіи, надо бы разсказать хотя отдѣльно, и́бо это имѣетъ прямое и существенное отношеніе и къ настоящей темѣ]. Когда и какъ здѣсь очистишься отъ политики? Если ты хочешь остаться религіознымъ человѣкомъ, то никогда и никакъ. Единственное условіе очищенія отъ контръ-революціи (какъ и спасенія отъ тюрьмы и всякаго гоненія) - отказъ отъ Религіи, отъ вѣры въ Бога.
Но, все же, будемъ политически безупречны. Пусть обвиненія въ контръ-революціи остаются клеветою на насъ, какъ слова, - «Онъ запрещаетъ давать подать Кесарю», были клеветою на Господа Хрiста, велѣвшаго давать ее Кесарю. Только обвиненіемъ въ политической неблагонадежности предъ Римлянами можно было расправиться правовѣрнымъ евреямъ со своимъ религіознымъ врагомъ Іисусомъ, «повиннымъ смерти» за свое «богохульство», и́бо «Онъ назвалъ Себя Сыномъ Божіимъ». И мы воздадимъ Кесарю кесарево, и только Кесарево, хотя Кесари часто требовали себѣ и Божiе, какъ и сейчасъ требуютъ, и неприносящихъ жертвъ богамъ Кесаря объявляли противниками самого Кесаря. Пусть будетъ такъ, а Божьяго власти не отдадимъ и противъ власти не возстанемъ. Религія отдѣлима отъ политики. Таковъ принципъ, таковъ Законъ Божій. Противъ него не можетъ быть никакихъ возраженій, онъ остается въ силѣ, разъ условія наши нынѣ тѣ же, что и при концѣ жизни Господа Хрiста и въ первые вѣка Хрiстіанства.
Казалось, что это такъ. Но только время, жизнь, исторія объясняютъ намъ Еνангеліе шире, полнѣе.
Оказывается, что древніе правовѣрные евреи, Римскіе воины - распинатели Хрiста, Неронъ и Діоклетіанъ - гонители хрiстіанъ, сравнительно съ большевиками, - святые люди. О нихъ-то можно было молиться Богу словами Распятаго: Отче! прости имъ, и́бо не знаютъ, что дѣлаютъ. Вѣдь эти власти были религіозны и хрiстіанъ считали безбожной и безнравственной сектой. Если еще до Хрiста, Помпей, войдя въ Іерусалимскій Храмъ [Iудеевъ], и, не найдя тамъ ни одного идола, сказалъ: «это - безбожники», то что могли язычники сказать о хрiстіанахъ?! И какъ они ревностны были въ борьбѣ за своихъ боговъ! «Сбывалось слово Хрiстово, сказанное Имъ Своимъ послѣдователямъ: всякій, убивающій васъ, будетъ думать, что онъ тѣмъ служитъ Богу. Сколько нужно было любви, терпѣнія, снисходительности, осторожности, вниманія, прощенія со стороны хрiстіанъ къ такимъ врагамъ?! Поистинѣ, счастливая борьба, прекрасные враги! Вѣдь не было принципіальнаго расхожденія съ врагомъ. Врагъ не отвергалъ идеи Бога, а даже, скорѣе, утверждалъ ее со всею силою, какъ умѣлъ. И какъ только свѣтъ Истиннаго познанія Божества возсіява́лъ въ ихъ оча́хъ, языческіе Са́влы, не говоря о Еврейскихъ, обращались въ Павловъ. Язычники только заблуждались, познаніе Бога для нихъ было возможно и всегда открыто.
Большевицкое безбожіе сознательно отвергаетъ идею Бога, какъ вредную. Если прежній, еще недавній атеистъ, сознавая хотя практическую полезность идеи Бога, говорилъ: «если бы Бога не было, то Его надо бы было выдумать», то большевикъ-безбожникъ полагаетъ, что если бы Богъ и былъ, то Его надо уничтожить. Большевики разсматриваютъ Религію, какъ общій единый духъ бо́рющагося съ ними многочле́ннаго тѣла (капитала). Если соціалистическая идеологія большевиковъ объединяетъ и двигаетъ, то только Хрiстіанская и вообще религіозная идеологія также организовываетъ, объединяетъ, оживляетъ убѣждаетъ, по своему дисциплинируетъ и направляетъ людей. Противоположная большевикамъ духовная сила только въ Религіи. Поэтому они, ведя борьбу съ Религіей, «борятся за душу человѣка», чтобы отвоевать у Религіи это поле [буквальное выраженіе А. В. Луначарскаго въ одной изъ напечатанныхъ его антирелигіозныхъ лекцій, заголовокъ которой не помню]. И только двѣ идеологіи по настоящему борются за власть надъ душою человѣка, за обладаніе ею. Поэтому, для себя большевики не отдѣляютъ Религіи отъ политики. Борьба съ Религіей есть необходимая часть ихъ политики и является необходимымъ пунктомъ ихъ программы. Только духъ безбожія могъ создать эту революцію и только безбожникъ можетъ строить большевицкое соціалистическое государство. Не вдаваясь въ дальнѣйшее раскрытіе этого послѣдняго положенія, мы должны принять то основное, что Религія цѣликомъ противна плану жизни и желаніямъ большевиковъ. Они желаютъ, напримѣръ, быть безотвѣтственными за свои преступленія; имъ противна самая религіозная идея грѣха и преступленія, и́бо духъ революціи - нѣтъ грѣха! нѣтъ преступленія! Идею Бога они понимаютъ и объясняютъ, но и отвергаютъ во что бы то ни стало. Большевики есть, прежде всего, богоотступники, люди, познавшіе Бога и противоставшіе Ему всею силою своего сознанія, разума и воли.
Власть большевицкая никакъ не отдѣляетъ себя отъ безбожія. Пусть ее. Но какъ я отдѣлю ихъ? Я, напримѣръ, хотѣлъ и бороться съ властью за Церковь, за Вѣру, и не быть политическимъ врагомъ ея, какъ-то признавать ее. Это было возможно по отношенію къ языческимъ и магометанскимъ и, вообще, признающимъ Бога властямъ. У язычниковъ и магометанъ Религія была связана съ политикой и съ общимъ строемъ государственной жизни, но всякая другая Религія и, въ частности, Хрiстіанская, всегда находила среди нихъ условія для своего существованія, хотя и весьма трудныя, подчасъ. Власть иногда не терпѣла иновѣрныхъ и преслѣдовала ихъ, а то терпѣла и даже просила ихъ молиться за себя. И хрiстіане терпѣли иновѣрную власть и отдѣляли политику отъ Религіи. Но естественно, что въ Государствѣ безбожномъ никакихъ условій существованія ни для какой Религіи нѣтъ. Безбожіе и вѣра въ Бога взаимно исключаютъ другъ друга. Одна сторона должна вытѣснить другую; вмѣстѣ онѣ не уживутся. Въ безбожномъ и богоборномъ Государствѣ принципіально исключается бытіе́ Религіи на Землѣ. Борьба идетъ не на жизнь, а на смерть.
Какъ я, вѣрующій человѣкъ, могу признать безбожную власть? Что значитъ - не быть политическимъ врагомъ ея? Въ совмѣстной жизни съ язычниками я могъ Кесаря признавать, а боговъ Кесаря отвергать. Теперь же, будучи вѣрующимъ, я неизбѣжно, необходимо борюсь противъ власти, хочу ли этого или не хочу, - подтачиваю ея основы, уничтожаю духъ революціи, препятствую соціалистическому построенію Государства [развѣ всякій религіозный человѣкъ въ совѣтской Росіи не есть, на самомъ дѣлѣ, контръ-революціонеръ и по своимъ взглядамъ, вообще, и по отношенію своему къ новому экономическому строю: пятидневкѣ, коллективу, лишающимъ его Праздниковъ и молитвы? Власть и новая совѣтская общественность преслѣдуютъ его. Вѣрующіе во всѣхъ учрежденіяхъ, и службахъ, и работахъ разсматриваются, какъ политически неблагонадежные]. Если Религія по существу контръ-революціонна, то я - контръ-революціонеръ. Моя контръ-революція есть моя борьба за свою Вѣру. Если я за Религію, то я органически уже противъ большевицкой власти. И какъ я отдѣлю безбожіе отъ большевицкой власти?
Если человѣчество впервые имѣетъ въ большевикахъ совершенно безбожную власть, то не есть ли это первый и единственный случай въ исторіи когда и для вѣрующаго человѣка Религія неотдѣлима отъ политики? Для себя большевицкая власть ни въ какомъ случаѣ не различаетъ политики отъ безбожія (безбожіе ея есть и политика и политика ея есть и безбожіе), а отъ насъ хитро требуетъ этого различенія: мы должны очищаться отъ политики ради того, чтобы она тѣмъ легче насъ уничтожила. Вотъ каковы замыслы врага. Когда власть сочиняла статью закона - «возбужденіе массъ на религіозной почвѣ противъ совѣтской власти», то она знала, на что возставала и и спѣшила охранить себя закономъ. Она будетъ бороться съ Религіей, а ты не смѣй защищаться, отдѣляй политику отъ Религіи, изгоняй политику изъ своихъ убѣжденій, признавай только ея права, а отъ своихъ самыхъ священныхъ правъ отказывайся. Нѣтъ, сознательно позволять власти обманывать себя нельзя. У меня остается право - не признавать такую власть. Ибо, что значитъ - признавать эту власть и подчиняться ей? Не значитъ ли это - содѣйствовать ей въ нашемъ уничтоженіи, стать измѣнникомъ и предателемъ своей Вѣры? Признаніе по существу безбожной власти не есть ли отказъ отъ исповѣданія моей Вѣры? Если я вѣрую въ Бога, то я противникъ этой власти. Если же я говорю, что я не противъ нея, то я за нее; отрекаясь отъ борьбы противъ нея, я поддерживаю ее и борюсь противъ себя, противъ своей Вѣры. Чѣмъ я тогда отличаюсь отъ безбожника? Развѣ только на словахъ, а не на дѣлѣ. Мы пытались очиститься отъ политики, и вотъ попали въ большевицкія сѣти, дошли до измѣны Церкви, до предательства, до пособничества врагамъ въ борьбѣ съ нашею Вѣрою.
Отказъ отъ политики, не только практически безполезенъ, когда мы пытались приспособиться къ совѣтскимъ условіямъ и спастись отъ обвиненій въ контръ-революціи, но и принципіально невѣренъ, невѣренъ предъ Богомъ и совѣстью, предъ моимъ Народомъ и Руской исторіей. Развѣ мы, хрiстіане, не имѣемъ представленія о нормальной государственной власти, которая не напрасно мечъ носитъ, и во всѣ времена была страшна́ не для добрыхъ дѣлъ, а для злыхъ? А теперь не видимъ ли предъ собою принципіальнаго беззаконника, и по происхожденію, когда власть пришла насиліемъ и обманомъ людей, и по способу управленія, когда до нынѣшняго дня каждый человѣкъ въ этомъ государствѣ, какъ лодка безъ руля и ве́селъ, въ открытомъ морѣ, на произволѣ стихій. Никто (даже часто большевикъ-партіецъ) никогда не знаетъ, въ чемъ онъ окажется виновнымъ предъ властью и за что поплатится въ концѣ-концовъ. Эта же власть и страшна́ не для злыхъ дѣлъ, а для добрыхъ [если управляетъ марксистская теорія и соціалистическій идеалъ, то это и понятно, потому что владѣетъ этими теоріей и идеаломъ и управляетъ страною «тонкій слой старыхъ большевиковъ» (по выраженію Ленина), а остальные не знаютъ, чѣмъ они являются или окажутся въ осуществленіи этой теоріи. Все нравственно и хорошо, что осуществляетъ эту теорію.
Эта теорія и вырабатываетъ въ Росіи «новыхъ людей», «сверхчеловѣ́ковъ», живущихъ «по ту сторону добра и зла», для которыхъ «нѣтъ ничего святого». Общечеловѣческая мораль и самая́ природа человѣка перевернуты вверхъ дномъ и этой теоріей и большевицкой практикою. - Предвосхищаю другую тему]. Ни одна изъ Заповѣдей Закона Божія - чти Бога, храни Праздникъ, почитай отца и мать, не убивай, не прелюбодѣйствуй, не укради, не лжесвидѣтельствуй, не желай ничего чужого, - не только не ограждена большевицкою властью, но ею же принципіально нарушена. Сама она выступаетъ безбожникомъ и богохульникомъ, упразднителемъ праздниковъ, учителемъ презрѣнія къ родителямъ, беззаконнымъ убійцею или преступникомъ, узаконителемъ и покровителемъ прелюбодѣянія, воромъ и грабителемъ, лжесвидѣтелемъ-клеветникомъ, хищникомъ, вѣчно сжигаемымъ желаніемъ всего, что есть у кого-либо. Хрiстіанство же насъ освобождаетъ отъ подчиненія такой власти, и́бо оно указываетъ, что «всякая власть отъ Бога» и достойна подчиненія, если, разумѣется, она такова́, какою Хрiстіанство ее, какъ нормальную, описываетъ. И таковыми, по существу Хрiстіанскими, даже не Хрiстіанскія власти и бывали. Большевики же, безусловно, есть исключеніе изъ общаго правила и отношеніе къ нимъ исключительное. Въ отношеніи къ большевицкой власти, всякій, кто, въ свое время, во имя своей вѣры въ Бога не призналъ ея, пострадалъ не за политику, а за Бога, за Хрiста, за Церковь. Они оправданы вполнѣ всей дальнѣйшей исторіей отношеній большевиковъ къ вѣрующимъ.
Анаѳематствованіе большевиковъ и призывъ къ борьбѣ съ ними Патріарха Тихона были правильны. Если Святой Патріархъ Гермогенъ говорилъ: «слышу въ Кремлѣ пѣніе латинское и не могу терпѣть», то не странно ли бы было для другого Патріарха терпѣть въ Кремлѣ богохульное пѣніе большевиковъ?! Но если Святитель Филиппъ, Митрополитъ Московскій, себя не пожалѣлъ и, скорбя о своемъ Народѣ, поднялъ голосъ свой противъ беззаконій грознаго Царя, то новымъ Московскимъ Митрополитамъ чу́жды скорби и страданія своего Народа и они не хотятъ быть печальниками и заступниками его, «очищаются отъ политики» и лгутъ себѣ, своему Народу и всему міру.
Источникъ Протопресвитеръ Михаилъ Польскій (РПЦЗ). «Положеніе Церкви въ совѣтской Росіи. Очеркъ бѣжавшаго изъ Росіи священника». - Іерусалимъ: Printed in Goldberg's Press, 1931. - 126 с.