Об утраченном
Много часов моей жизни заняли заседания кафедры, партгруппы, общеуниверситетские партсобрания, профсоюзные собрания. Сколько полезного или бесполезного, но приятного можно было сделать за это время. Конечно, во время этих собраний мы шепотом оживленно общались, обменивались новостями и сплетнями, перебрасывались записками, то есть жизнь продолжалась.
Кроме того, нас регулярно собирали на политинформации, мы готовили доклады и выступали.
Долгие годы руководил политинформациями на кафедре английского языка преподаватель с редким и необычным именем древнегерманского происхождения Людгарда («хранительница народа», символизирует силу, мудрость и уверенность в себе). Что касается уверенности в себе, то носительница этого имени обладала этим качеством в полной мере. Человек чрезвычайно колоритный. Такие люди не забываются. Людгарда Дмитриевна Залеская преподавала историю английского языка, один из сложнейших предметов. Она преподавала его так, что он становился еще сложнее. Студенты боялись ее как огня, сидели на семинарах, как ученики первого класса, сложив руки перед собой. Людгарда Дмитриевна могла припечатать одним оскорбительным словом «свинья» студентку, посмевшую зевнуть на ее семинаре, предупреждала, что, если кто-то хочет стать ее заклятым врагом, то может рискнуть позвонить ей в 8 утра по телефону. Пересдавали экзамен по ее предмету по многу раз.
Она внушала трепет и преподавателям кафедры, среди которых в основном были настоящие профессионалы, тепло относившиеся к тем, кого обучали и воспитывали. Некоторые молодые преподаватели сами не так давно были студентами Людгарды Дмитриевны и вспоминали, что она отличалась строгостью и даже безжалостностью. На ее занятиях была дикая скука: пользовалась она грамматико-переводным методом в самой косной форме.
Однажды я заболела и пропустила политинформацию. Выздоровела. Поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж, а навстречу мне Людгарда. Посмотрела на меня негодующе как на школьницу, прогулявшую уроки, и спрашивает: «Ощепкова, почему вас не было на политинформации?» У меня чуть портфель из рук не выпал.
Удивительно, но обе ее дочери, в разное время учившиеся у нас, не только не трепетали перед ней, но были довольно бесшабашны, особенно старшая. Она обычно спускалась с четвертого этажа на первый по перилам, пока не упала с них и не сломала позвоночник. Слава богу, выздоровела. Учиться она не хотела, ее переводили сначала на вечернее, затем на заочное отделение, а потом все же отчислили.
Младшая, Лена, спокойная, очень уверенная в себе девушка, училась без особого рвения. Она не баловала меня присутствием на лекциях и семинарах. Однажды в ответ на элементарный вопрос из курса страноведения: «Сколько штатов в США?» она уверенно ответила «Пятьдесят один», а когда я спросила: «Откуда такие сведения?». Заявила: «Папа сказал».
Окончив институт, она вышла замуж за одноклассника, обычного парня, шофера, что не соответствовало амбициям самой Лены и ее родителей. Лена родила сына, но довольно быстро развелась. Затем ей удалось выйти замуж за француза, хирурга, который усыновил ее ребенка. Лена уехала с ним во Францию, родила второго сына, вскоре развелась, но домой не вернулась. Людгарда Дмитриевна очень гордилась дочерью и внуками и любила рассказывать об их жизни в другой стране.
Моя мама, когда я ей рассказывала об «ужасной» Людгарде, называла ее «Французская бабушка». Лишь много лет спустя я осознала, что это была очень миниатюрная, складно сложенная женщина с пронзительными синими глазами, а в те годы она мне казалась громадной и грозной.
Мама была беспартийной, хотя несколько раз ей предлагали пополнить ряды партии. Она отказывалась, утверждая, что считает себя недостойной. Мне же мама советовала вступить в партию, зная, что для человека со знанием иностранного языка это было необходимо.
В партию я вступила со второй попытки. Первый раз я подала заявление в парторганизацию, когда мне было лет двадцать. Я тогда работала техническим переводчиком в научно-исследовательском институте и училась на вечернем отделении ИНЯЗа, была активной комсомолкой. Но не удалось стать коммунисткой: на комсомольском собрании, где меня должны были рекомендовать, неожиданно выступила лаборантка по имени Лина и обвинила меня в космополитизме.
Я и не знала, что я такая. Оказалось, что Лина - дочь начальника одной из лабораторий, поступила на вечернее отделение ИНЯЗа, и опасалась, что я, став членом партии, стану ее конкурентом по работе. У меня же были другие планы.
По окончанию учебы я, как и планировала, уволилась из НИИ. Меня приняли на работу в Московский областной педагогический институт (МОПИ) ассистентом кафедры английского языка.
Здесь я кроме преподавательской работы выполняла многочисленные комсомольские и кафедральные поручения. Пять лет подряд с мая по сентябрь отработала в приемной комиссии, как заместитель ответственного секретаря, пять сентябрей в колхозе на картошке, много лет была куратором студенческого общежития, многие годы регулярно составляла от руки и перепечатывала на пишущей машинке протоколы заседаний кафедры, готовила другие документы. Несколько лет спустя подала заявление о приеме в кандидаты в члены партии второй раз.
Сначала в кандидаты приняли мою подругу, на год старше меня, потому что у нее истекал комсомольский возраст, а тогда предпочтение отдавалось людям комсомольского возраста (до 28 лет). У меня же был в запасе год. Вскоре состоялось общеинститутское закрытое собрание, на которое впервые допустили и подругу, как кандидата в члены партии. Собрание закончилось, коллеги выходили из актового зала, я спросила у подруги: «Что там обсуждали?». К моему изумлению она ответила: «Я не могу рассказывать. Ведь это было закрытое собрание. Только для коммунистов и кандидатов в члены партии!». Рядом с ней шла Галины Ивановна Туголукова, в то время декан нашего факультета, которая сказала: «Да брось ты!» и коротко рассказала, о чем там шла речь. Этот разговор позабавил и удивил меня.
Вскоре и я стала кандидатом, а затем и членом партии и мама, выражая недовольство мной, стала говорить: «А еще партбилет в кармане трешь».
В тот год мы, обе с подругой, поступили в аспирантуру. Как-то, получив аспирантскую стипендию, направились в Ленинскую библиотеку. Поднимаясь по широкой лестнице, мы заметили, что все идущие рядом почему-то задирают голову и с интересом смотрят вверх. Мы тоже посмотрели и не поверили своим глазам. У стеллажей с каталожными ящиками стоял человек, которого едва ли можно было заподозрить в интересе к науке. Это был Савелий Крамаров. Что он мог делать в Ленинке, не представляю.
Первый день в библиотеке запомнился нам не только этим. С трудом отыскав свободные места, мы заняли очередь, чтобы заказать книги. Я спросила подругу, заметив, что она оставила сумочку на месте: «А как же кошелек со стипендией?» Она ответила недоуменно: «Ну, это же Ленинская библиотека». Вернувшись с книгами на свои места, кошелька мы не обнаружили.
Спустя два-три месяца мне срочно понадобились деньги, и эта же подруга дала мне 15 рублей в долг (шестая часть стипендии). Я втиснулась в переполненную электричку, крепко прижимая к груди сумочку с деньгами. Когда мы подъезжали к станции Маленковская, я почувствовала какую-то возню в тамбуре вагона рядом с собой, но была так зажата людьми, что не могла и пошевельнуться. Какой-то человек буквально выскочил из вагона. Я сразу почувствовала неладное. Только добравшись до своей станции Лосиноостровская, я увидела, что сумочка открыта, а пятнадцать рублей, на которые я так рассчитывала, исчезли.
Мы учились в дневной аспирантуре, но не только готовились к экзаменам и зачетам и собирали материал для диссертации. Мы обязательно проводили занятия со студентами и получали деньги как почасовики.
В один из дней ноября того же года, в перерыв между занятиями я зашла в преподавательскую. Поскольку погода была мерзкая: дождь со снегом, то я была в шапочке из хвостиков норки, с трудом недавно добытой, наброшенном на плечи огромном платке из тонкой шерсти, подаренном мамой, и у меня был с собой старый, не раз ремонтированный, японский зонтик. Все эти сокровища я оставила в преподавательской комнате.
В это время коллега сообщила, что в бухгалтерии на первом этаже очереди нет и можно получить оплату почасовой. Я поспешила спуститься с третьего этажа, получила деньги, буквально через несколько минут вернулась, и нашла в комнате только старенький зонтик.
Сначала я подумала, что кто-то из коллег пошутил, мол, не будь растяпой, не оставляй вещи без присмотра. Заглянула в несколько аудиторий, поспрашивала, но безрезультатно. Кто-то дал мне свою косынку, что меня не украсило. Мне не удалось вернуться домой незамеченной. Увидев меня в чужой косынке, мама очень расстроилась.
Ушли в прошлое партсобрания и политинформации, но заседать меньше не стали, только формат поменялся, заседают, как и прежде, только другими словами теперь все это называется.
А вещи и деньги и сейчас лучше без присмотра не оставлять.