.............................................................................
АЛЕКСЕЙ ХВОСТЕНКО
Максим
(отрывки из неоконченного романа)
Последний раз я видел Максима в Берлине. Он как снег на голову свалился на меня прямо на моем концерте, где я пел и играл вместе с Сережей Воронцовым в клубе “OKULTBARBIES”. Вечер сопровождали Диана, Анастасия и Наташа. Это был уже мой второй приезд в Берлин. Надо отдать должное устроителям, но концерт прошел отлично. У меня хранится маленький flyers нашего выступления, а на обороте обложки рисунок Сережи, подаренный им Максиму на следующий день после концерта. С тех пор больше мы не виделись, что не исключает дальнейших встреч, но где именно, мне неизвестно.
Максим редко рассказывал о своем детстве, но то, что он рассказывал, очень напоминало мне мои детские годы. Схожи были и судьбы наших семей. Его семейство сразу после революции эмигрировало во Францию, и отец Максима родился уже в Париже. И деды и прадеды Максима были потомственные русские дворяне, служившие в гвардии и владевшие обширными поместьями на юге России. Историю же своей семьи я знаю совсем плохо. Деда своего я знаю только по рассказам своей бабушки. В 37-м году во время Великого Террора он был ликвидирован как “враг народа”. Основанием к такому определению послужило то, что он со всей своей семьей провел почти двадцать лет в эмиграции. Дед был по образованию горный инженер и, кроме того, выдающийся оперный певец. Как он совмещал эти свои занятия в дореволюционной России, я не знаю. За границей он вел исключительно жизнь профессионального артиста. Бабка тайком показывала мне чудом сохранившиеся афиши его выступлений в Лондоне, Париже, Нью-Йорке и других городах Нового и Старого Света. Он был другом Шаляпина и его пламенным поклонником. Своими выступлениями он мог кормить семью.
Родители же Максима вынуждены были бежать с белой армией на юг через свои бывшие поместья и, совершив обычный путь беженцев, в конце концов оказались во Франции; сначала на Лазурном берегу, а потом перебрались в Париж, где мой герой и родился. Его семья вернулась на родину в 1958 году, во времена так называемой “хрущевской оттепели”.
Его отец был известным масоном, что ему приходилось тщательно скрывать при советской власти. Когда я познакомился с Максимом, его уже не было в живых, но на стенах их московской квартиры висели картины отца Максима, в которых явно проглядывала масонская символика. Максим объяснял мне значение тех или других мотивов, показывая их. Это было в самом начале нашего знакомства, и Максим тогда увлекался поэзией Хлебникова. Под влиянием его поэзии он сочинял стихи, иногда копируя их буквально. Я прекрасно помню одно из его стихотворений той поры. Вот оно:
Загреба греб
Неторопливо
Руками дев
Нетерпеливых
Которым был
Не брат не друг
Но вдруг
Проснулся в нем
И брат и друг
И он неторопливо
Греб
В сторону залива
Залив вино
И в гроб вогнав
Гроб новый
С выставки дубрав
Забрав с собой
Свой гроб и дев
И гробовой трубил
Припев:
Гроб греб
Неторопливо
Руками дев…
и т. д.
и т. п.
Я помню множество мелких опытов подобного рода, но записывать их здесь было бы неуместно, иначе мое предисловие слишком затянется. У меня хранится огромное количество его рукописей, рисунков, записей песен, ничего не значащих почеркушек, пустячных зарисовок и тому подобное. Сколько я помню Максима, он никогда не переставал писать стихи. Во время бесконечных переездов с места на место мои архивы заметно поредели. Стихов же его и других текстов сохранилось несчетное количество, и я их обязательно помещу в конце своей книги о Максиме. Разумеется, это будет всего лишь небольшая подборка текстов, а может быть, я их издам отдельной книгой. К сожалению, рукописи не всегда находятся в наилучшем виде. Слова и целые строчки зачеркнуты, исправления не всегда читаемы. Но тем не менее я кое-как разобрал их, и вот теперь отдаю на ваш суд.
http://magazines.russ.ru/nlo/2005/72/hv20.html
Максим
(отрывки из неоконченного романа)
Последний раз я видел Максима в Берлине. Он как снег на голову свалился на меня прямо на моем концерте, где я пел и играл вместе с Сережей Воронцовым в клубе “OKULTBARBIES”. Вечер сопровождали Диана, Анастасия и Наташа. Это был уже мой второй приезд в Берлин. Надо отдать должное устроителям, но концерт прошел отлично. У меня хранится маленький flyers нашего выступления, а на обороте обложки рисунок Сережи, подаренный им Максиму на следующий день после концерта. С тех пор больше мы не виделись, что не исключает дальнейших встреч, но где именно, мне неизвестно.
Максим редко рассказывал о своем детстве, но то, что он рассказывал, очень напоминало мне мои детские годы. Схожи были и судьбы наших семей. Его семейство сразу после революции эмигрировало во Францию, и отец Максима родился уже в Париже. И деды и прадеды Максима были потомственные русские дворяне, служившие в гвардии и владевшие обширными поместьями на юге России. Историю же своей семьи я знаю совсем плохо. Деда своего я знаю только по рассказам своей бабушки. В 37-м году во время Великого Террора он был ликвидирован как “враг народа”. Основанием к такому определению послужило то, что он со всей своей семьей провел почти двадцать лет в эмиграции. Дед был по образованию горный инженер и, кроме того, выдающийся оперный певец. Как он совмещал эти свои занятия в дореволюционной России, я не знаю. За границей он вел исключительно жизнь профессионального артиста. Бабка тайком показывала мне чудом сохранившиеся афиши его выступлений в Лондоне, Париже, Нью-Йорке и других городах Нового и Старого Света. Он был другом Шаляпина и его пламенным поклонником. Своими выступлениями он мог кормить семью.
Родители же Максима вынуждены были бежать с белой армией на юг через свои бывшие поместья и, совершив обычный путь беженцев, в конце концов оказались во Франции; сначала на Лазурном берегу, а потом перебрались в Париж, где мой герой и родился. Его семья вернулась на родину в 1958 году, во времена так называемой “хрущевской оттепели”.
Его отец был известным масоном, что ему приходилось тщательно скрывать при советской власти. Когда я познакомился с Максимом, его уже не было в живых, но на стенах их московской квартиры висели картины отца Максима, в которых явно проглядывала масонская символика. Максим объяснял мне значение тех или других мотивов, показывая их. Это было в самом начале нашего знакомства, и Максим тогда увлекался поэзией Хлебникова. Под влиянием его поэзии он сочинял стихи, иногда копируя их буквально. Я прекрасно помню одно из его стихотворений той поры. Вот оно:
Загреба греб
Неторопливо
Руками дев
Нетерпеливых
Которым был
Не брат не друг
Но вдруг
Проснулся в нем
И брат и друг
И он неторопливо
Греб
В сторону залива
Залив вино
И в гроб вогнав
Гроб новый
С выставки дубрав
Забрав с собой
Свой гроб и дев
И гробовой трубил
Припев:
Гроб греб
Неторопливо
Руками дев…
и т. д.
и т. п.
Я помню множество мелких опытов подобного рода, но записывать их здесь было бы неуместно, иначе мое предисловие слишком затянется. У меня хранится огромное количество его рукописей, рисунков, записей песен, ничего не значащих почеркушек, пустячных зарисовок и тому подобное. Сколько я помню Максима, он никогда не переставал писать стихи. Во время бесконечных переездов с места на место мои архивы заметно поредели. Стихов же его и других текстов сохранилось несчетное количество, и я их обязательно помещу в конце своей книги о Максиме. Разумеется, это будет всего лишь небольшая подборка текстов, а может быть, я их издам отдельной книгой. К сожалению, рукописи не всегда находятся в наилучшем виде. Слова и целые строчки зачеркнуты, исправления не всегда читаемы. Но тем не менее я кое-как разобрал их, и вот теперь отдаю на ваш суд.
http://magazines.russ.ru/nlo/2005/72/hv20.html