Хохот Медузы
Отношение мужчин-писателей к женщинам))
Статья в журнале «Нож»:
В важной для постструктуралистской философии статье «Хохот Медузы» Элен Сиксу петляет между академизмом и поэзией и пишет, что плоть никогда не лжет, оголяя себя, физически материализуя мысль в текст. Женщины, по ее мнению, через акт письма должны познать свою телесность. Это телесность-текст, отобранный у женщины авторами-мужчинами, впряженный в заржавевшие паттерны брачного сюжета с его неминуемым одомашниванием: ты инкубатор для детей - и чтобы чай к пяти часам (в общем, вечные ценности золотой классики).
В этой точке программные тезисы Сиксу отдаленно перекликаются с одним из толкований «тела без органов» Жиля Делеза и Феликса Гваттари. Это концепция пустой оболочки, отчужденной от своих желаний, удовольствия и возможности вербального или письменного выражения. Эту метафору «прохирургированной», доведенной до истерики телесности философы-постмодернисты конструировали на основе истории «подопытной» художника Андре Бретона, Наде, и второй жены писателя Генри Миллера, Джун.
Случаи этих двух женщин симптоматичны для коллективной судьбы многих женщин модернизма. Для патриархов литературы «она» от силы интеллектуал-легковес, не-автор, маленькая картонная куколка, которую можно использовать разве что как каркас для создания героини - часто изуродованного и смешного манекена реального прототипа. Именно о таком исковерканном восприятии, наброшенном на нее ярлыке истерички, писала Джун в письме к другой подруге Миллера Анаис Нин, сокрушаясь о своем портрете в романе «Тропик Рака»: «Он писал не меня, он писал не меня… Как же это чудовищно». Надя же для Бретона - бывшего студента, учившегося на психиатра и вместе с Луи Арагоном пускавшего слюни на молодых пациенток, - и вовсе была чем-то вроде лабораторной мыши: прощупав материал для потенциального романа, сюрреалист сбежал.
В сухом остатке мы имеем поистине великолепные вещи двух мастодонтов модернизма: «Тропик Рака» и «Надя» - маст-рид. А в 70-х в их текстах расковыряли гнойник объективации и нездорового фетиша и разоблачили карикатурность (если не ходульность) героинь. В итоге то, что Флобер называл «музой», оказалось источником литературного вампиризма.
Миллер даже и не пытался прикрыться позолоченной романтикой: вдохновляющих его компаньонок он называл cunts - и этого не стеснялся.
К вопросу коллективной судьбы: что случилось с Надей или Джун? Говорят, Джун подверглась электросудорожной терапии и попеременно меняла жизнь в мотелях на череду палат психиатрических клиник. Надя умерла в 1940 году в каком-то госпитале - вот и всё, что нам известно. Второй вопрос: где их тексты? Ведь если верить нон-фикшн исследованию Heroines Кэти Замбрено, обе писали. Впрочем, нет доказательств, что они пытались что-то издать. Остался лишь отголосок отголоска, смутное воспоминание только из-за того, что мужчины присваивали чужие регистры, не давая им писать свою историю.
https://knife.media/she-writes/
Интересно поразмышлять над женскими персонажами В. Пелевина. Часто автора обвиняют в том, что его героини картонные, схематичные, неживые. Ладно оборотни или суры)) но Саша Орлова - должна быть нормальной современной молодой женщиной. Но что-то пошло не так.....
В чем же проблема у писателей - мужчин?
Начиная с госпожи Бовари и Анны Карениной.
Почему женщина сведена к секс-объекту? И при этом она и есть Зло!
Так думают очень многие))))
Увы.
Ждем Круть.