Тысячелетие вокруг Балтики (41+)
(продолжение главы "Приокские параллели")
(начало, предыд.)
Догадка об особой роли «регулировщика» Мамая в формировании польско-литовской унии заставляет нас вернуться к европейскому прототипу в лице Фридриха II Гогенштауфена.
Европейская историография намного более подробна в части генеалогий и фиксации отношений между большим числом юридически оформленных субъектов. Просто в силу произрастания ветвей Германского Подъема из более развитой романской цивилизации. Русский цивилизационный Подъем произрастает из маргинального пересечения транзитных торговых путей между несколькими цивилизациями. Поэтому генеалогии и связи фиксируются в устном предании, а в исторических хрониках соседних цивилизаций искажаются или замалчиваются. Однако самые общие характеристики периодов, ветвей и ролей сохраняются и позволяют на основе обобщенной модели даже реконструировать недостающие моменты и связи исторического процесса.
Например, отношение современников и потомков к императору Фридриху II, разное со стороны германских и романских элит, во многом совпадает с отношением к Мамаю со стороны литвы, русских и татар. Общее прославление при жизни, как и общее отмежевание сразу и надолго после смерти, и только националисты 19 века возрождают интерес и берут на вооружение сохраненный в местном фольклоре политический миф.
Хотя по большому счету более странным было признание немецкими элитами малолетнего императора, взращенного сицилийцами, при серьезных сомнениях общества в его законнорожденности. Что не мешало Фридриху смещать и ставить римских пап, хотя в начале правления он сам был ставленником папы. Это достаточно близко к судьбе Мамая как младшего родственника хана Бердибека, ставшего затем самозванным хозяином Орды, смещавшим и ставившим ханов.
Однако объяснить этот исторический феномен - «чудо мира», как юного Фридриха прозвали романские льстецы, может только геополитическая конфигурация первой половины 13 века. Та же, что привела к захвату европейцами Константинополя и вызвала ответную ордынскую экспансию в интересах торговой олигархии Великого шелкового пути. Феодальные революции одна за другой расчищали торговые пути от лишних замков и ртов ранней военной аристократии, формируя централизованные монархии и повышая безопасность и рентабельность растущей мировой торговли. Одной из необходимых фаз формирования цивилизованных монархий как раз и было эфемерное по историческим меркам государственное образование бывших морских или степных кочевников, контролирующее ключевой транзитный узел на стыке альтернативных путей с запада на восток.
Мореплавание в 13 веке было сугубо каботажным не только из-за недостатка знаний и инструментов для ориентации в открытом море, но больше - из-за избытка пиратов, лишних вооруженных ртов. Функционально топология морских, речных и степных торговых путей от одного защищенного форпоста к другому была одинаковой. Если политико-экономическая география объективно позволяла создать базу для операций «стационарных пиратов» против прочих конкурентов и при этом рентабельно для всех участников контролировать и охранять торговые пути, то такие протодержавы не могли не возникнуть и не могли не централизовать такой контроль в узких местах, где сходятся альтернативы. Так же как державы, контролирующие эти альтернативы, не могли не играть против централизации и монополизации контроля в том числе объединив усилия путем создания долгосрочных альянсов.
Альтернативные каботажные пути из германских королевств на восток шли вдоль разных итальянских берегов, но не могли обойти либо Сицилию, либо Апулию. Поэтому со времен сицилийского короля нормандских пиратов Рожера Отвиля происходило периодическое объединение и разъединение обеих Сицилий. Так же как со времен Ногая происходило периодическое объединение и разъединение степных родов для контроля над причерноморскими торговыми путями.
Даже поверхностный анализ сицилийской внешней и внутренней политики указывает на практически полный контроль торговой олигархии над балансом сил западных и восточных партнеров, так же периодически становящихся из союзников противниками и обратно. Имперские и королевские отряды гиббелинов регулярно ставят на место усилившихся было гвельфов и ситуативных союзников пап, или наоборот. Силы торговых городов-государств и прочие наемники, подчиненные торговой олигархии, тоже регулярно переходят на сторону новых победителей, выторговывая налоговые льготы. Так и живут согласно законам капитала от кризиса до кризиса, от войны до войны.
Из интересов торговой олигархии вытекают наблюдаемые странности и «чудеса» имперской политики времен Фридриха II. Зачем олигархии усиление власти короля Генриха VI и вставших на его сторону немецких князей? Проще этого короля отравить и править от имени малолетнего «чуда», которого всегда можно признать самозванцем. Однако титул наследника Барбароссы позволяет вступить в торг с немецкой знатью, которой тоже не очень-то нужен император у себя дома, но выгоден в Сицилии или на берегах По, чтобы регулировать торговые пути в пользу немцев, а не французов. Отсюда и альтернативные германские короли, чтобы сицилийские партнеры, дорожащие контролем имперского символа власти, были сговорчивее.
Возвращаясь к нашим параллелям и фигуре Мамая, тоже зафиксируем непонятное происхождение этого ферзя при ордынском хане. Народное предание указывает на корни из северской земли, через торговую и подчиненную военную элиту которой возможна связь с литовской элитой и Гедиминовичами, но скорее «по женской линии». Вероятна связь по той же линии и с чингизидами, тем же Узбеком, а через него с Калитичами. Хотя разноплеменной опорой Мамая стали наемники, оперирующие в степи из защищенных предгорных баз в Крыму - прообраз будущего крымскотатарского войска. Нормандские короли так же опирались на разнородное население Сицилии.
Таким образом, опираясь на обобщенную модель и основанные на ней параллели с известным историческим процессом, можно предположить, что помощь Симеона Гордого волынским родственникам с одобрения хана Бердибека против поляков заключалась, скорее, в финансировании военного отряда из более близких к Волыни северских или черниговских земель во главе с не близким, но все же родственником хана. Это позволило Мамаю закрепиться в низовьях не только Днепра, но и Буга, получить контроль над торговым путем и средствам на расширение войска и области контроля до уровня темника.
Однако факторы роста и возвышения держав или династий, обычно по мере их исчерпания превращаются в факторы торможения и упадка. Торговые пути существуют не сами по себе, а в контексте постоянно растущей сети путей и городов. При этом пути на северной периферии, как Окский «из литвы в булгары», имеют шанс стать более рентабельными, поскольку вовлечение в экономику новых ресурсов северных и восточных земель ведет к росту новых городов, росту внутренних торговых транзакций, при меньших затратах на защиту. Сорок лет тишины при Калите и Калитичах, а точнее при Узбеке и его преемниках - этому только способствовали.
В то же время для Мамая дальний рейд мимо Дона к берегам Оки в попытке перехватить или разрушить экономичную альтернативу был, скорее, отчаянной авантюрой перед лицом падения доходов и неминуемого развала своего наемного по сути войска. При этом Мамай не мог ничего предложить гипотетическим союзникам из Твери или Москвы, Казани для создания реальной коалиции. Рязанский князь вступил в тактический союз с Мамаем в силу слабой защищенности самой Рязани от «союзника», так что проще было пообещать помощь, чем объяснять, почему не хочется. При этом было легче и выгоднее по всем резонам тайно предупредить Дмитрия Донского и гарантировать де факто защиту с фланга и тыла. Гарантией такой позиции Рязани была реальная угроза полного разрушения Мамаем всех приокских городов, защищавших речной путь. Ибо удерживать за собой весь путь мамаево степное войско не могло бы.
Хотя все равно самой заинтересованной стороной в отражении Мамаева нашествия оставались литовские Ольгердовичи, а в его поражении - и волынские родственники. Для Москвы был важен родственный союз с Серпуховым, как и доходы Коломны. А вот в чем был интерес Ярославля, Ростова поддержать в общем-то конкурентов с окского пути? Здесь сыграл новый фактор северорусской политики в лице сети крепостей-монастырей, ставших альтернативой светских военных форпостов. Именно Москва как резиденция митрополитов оставалась гарантом роста доходов и влияния этих монастырей, в том числе в случае белозерских форпостов - и защиты от реванша новгородских бояр. Разрушение приокских торговых городов и с ними ослабление Москвы ударило бы по северорусской православной церкви сильнее, чем по волжским городам. Отсюда мобилизация князей и ополчения под православными знаменами на битву, ставшую символом и прообразом будущего государственного единства.
Можно еще прокомментировать гибель юного хана, бывшего символом власти и единства с татарской стороны. Если исключить случайность, вероятность которой мала при серьезной охране, то скорее убийцей хана был кто-то из ближнего круга, понимавший что Мамай проиграл свою ставку ва-банк и теперь нужно успеть вовремя предать в пользу хана из другой татарской коалиции - Тохтамыша. Русским и литовцам хан был нужнее живым - или в плену, или в рядах ослабевшего крыла татар.
Рассмотрим теперь с этой же политико-экономико-географической точки зрения европейский аналог походов Мамая на северо-восток Руси - участие императора Фридриха II в австрийских делах. Главная странность в том, что до конца 1230‑х годов Фридриха не особо интересовали дела даже в самой Германии, не то что в Австрии. Лишь дважды, и то вынужденно, он участвовал во внутринемецких спорах, но при этом действовал не в пользу своего сына - германского короля, а наоборот - утверждал ограничения королевской власти в пользу вассалов - сначала князей церкви, а затем и светских князей. И тут вдруг полез в австрийские дела?
До того вся политическая активность Фридриха была сосредоточена только на юго-восточных - итальянских и средиземноморских интригах, то вместе с папами, то против них. Вместе с торговой олигархией, курией и крестоносцами устранили лишнего конкурента на торговых путях в лице православной империи ромеев (1204). Однако при этом надежды Фридриха стать еще и Латинским императором не сбылись. Зачем князьям римской церкви, да и торговой олигархии фактическое воссоздание прежней ситуации подчинения императору воссоединенной империи? Так что пришлось интриговать южнее, вокруг Иерусалимского королевства и контроля торговых путей через Левант.
И все же, несмотря на относительные неудачи на востоке, торговые пути западных (германских, французских и североитальянских) партнеров король Обеих Сицилий продолжал контролировать, а с помощью этого рычага мог выступить арбитром в спорах вассалов и добивался общей лояльности - и себе, и папам. Вот и приходится задавать наводящий вопрос: а не связана ли демонстративная нелояльность австрийского герцога, тоже Фридриха II императору, как и необычная северо-восточная активность самого императора - с формированием торговых путей из центральной Европы на восток в обход сицилийского контроля и в целом крестоносного контроля?
Напомню про вынужденное во многом участие немцев в крестовых походах, задолго до 1204 года разорявших византийские провинции в угоду кочевникам, тем же половцам - и тем самым снижавшим надежность и рентабельность дунайского и в целом причерноморских торговых путей. Однако, общий интерес придунайских и византийских монархий в сохранении этого пути выражался, в том числе в династических браках. После захвата Константинополя понятна затаенная нелояльность австрийского Фридриха, внука византийского императора лидерам крестоносцев.
Однако одно дело - затаить камень за пазухой, а другое - его демонстрировать. Для этого нужен стимул, а еще лучше - внешняя опора. Для австрийского герцогства такой внешней опорой становится по большей части союзник и лишь отчасти оппонент - элита Венгрии (так же как для Москвы - Казань). Австрия своей позицией прикрывает венгров от западных соседей, венгры через связи на востоке - поддерживают дунайскую и прикарпатскую торговлю. Так оно и продолжается по сей день.
Конечно, если по-прежнему рассматривать историю как приложение к генеалогии и описание битв между королями, тогда обнаружить общий интерес вечно ссорящихся соседей не получится. Однако, есть подозрение, что смена одних князей на других, как в том же Галиче, чаще не влияет на торговые дела и даже на долю князей за защиту. Даже стычки между соседями на одном пути мало похожи на войны. Например, Мстислав мог зажать венгерского королевича в предгорьях и как следует испугать, но потом уступить ему за долю в доходах почетное право защищать Галич. Были и другие примеры таких быстрых стычек и примирений.
И совсем другое дело, когда речь идет о разрушительных рейдах князей, пришедших с конкурирующих веток торговых путей. Подобно крестоносцам в Царьград. Таким глубоким рейдом в тыл конкурентов был, например, захват Киева и Галича в 1235 году Михаилом Черниговским в союзе с владимирским князем Юрием Всеволодовичем. Это нарушение порядка, установленного после битвы на Калке в пользу (причем в пользу «проигравших» хана Котяна и его зятя Мстислава Удатного), стало, если не главной причиной, то серьезным поводом для карательной экспедиции Батыя на Русь в 1237-38 годах. В том числе для замены «смотрящего» Котяна, посланного родственниками жены для экспорта феодальной революции далее на запад, в Венгрию. Там тоже желающих контролировать торговые пути было с избытком, так что Котяна венгерские конкуренты устранили, а уменьшать избыточное поголовье местной аристократии пришлось самим монголам в 1241-м.
Если принять эту альтернативную версию южнорусских событий, слишком просто объясняющую все подробности монгольских походов, то захват Галича черниговскими конкурентами нарушил поступление доходов в казну не только у уйгуров и монгольских ханов, но и в придунайских монархиях. Притом что до этого в 1220-30-х их влияние росло. Резкое ослабление власти и усобица между дунайскими соседями стали моментом их общей уязвимости, чем и пытался воспользоваться император Фридрих II. Однако, как ни парадоксально, монгольский поход в Восточную Европу, на венгерские и польские владения, послужил восстановлению влияния австрийского герцога. Но также и усилению конкуренции немецких князей за право быть мужем наследницы трона.
Если историю рассматривать слишком мелко и подробно, исследуя только соседские стычки и примирения со свадебными посиделками, тогда, конечно, причина возвышений и упадков государств и династий заключается исключительно в степени голубизны кровей и статусе почетных святых. Обрушение влияния сицилийской ветви Гогенштауфенов и постепенное возвышение австрийской династии Габсбургов с перемещением имперского центра в Вену после середины 13 века не имеет в этом случае никакой причинно-следственной связи с укреплением надежности северных ответвлений Великого Шелкового пути вследствие русско-татарской версии феодальной революции.
Ну и разумеется, историкам никак нельзя переходить от описания подробностей баталий и стычек Мстислава Удатного к более широкому контексту. Тем более нельзя задавать себе вопросы, как это ему вместе с тестем удалось остаться ключевым игроком на этом самом шелковом пути после Калки? И в самом деле, разве можно подозревать в измене и подставе родоначальника двух династий - малорусской и великорусской? Нет, это все легендарный бродник Плоскиня во всем виноват…
Так же и в конце 14 века после Куликовской битвы и еще одной битвы на Калке (1380) во всем самом плохом оказался виноват Мамай. Это он, проклятый, буквально заставлял уважать себя всех - и литовцев с поляками, и русских с татарами. Практически в тех же словах и выражениях, как и его прототип на сицилийском троне. Был бы этот Мамай хотя бы ханского или великокняжеского роду, а то ведь тоже не пойми откуда взялся. Однако, никто бы из родственников ни с запада, ни с востока и не дал бы укрепиться на таком хлебном месте реальному претенденту на законную власть. Так что на его месте должен был быть только такой вот единственный в своем роде властитель-временщик.
Зато историкам и историческим публицистам можно теперь до посинения спорить, кто из русских, литовских или татарских князей хуже всех замарал себя в связях с этим форменным исчадьем ада? (Кому ж еще быть исчадьем, как не безродному выскочке?) Только вот могли ли Олег Рязанский или даже без пяти минут король Ягайло отказать Мамаю в поддержке? А вот опоздать на битву или даже тайком от самозваного «императора степи» оказать поддержку - не только могли, но и сделали.
Хотя лично мне во всей этой истории не понятно только одно: Как вообще можно судить о событиях, мотивациях, причинах и следствиях, почти полностью игнорируя один из главных факторов экономического, а значит и военно-технического, и социального развития - а именно конфигурацию магистральных торговых путей и ее динамику?
Впрочем, вполне можно понять затруднения историков с отслеживанием и оценкой именно этой составляющей исторических процессов. Это военно-политические ветви элит организованы иерархически и территориально. Тоже (но не так же) иерархическую организацию имеют восточные общества и доминирующая в них духовная элита. А вот торговая элита имеет строго сетевую структуру, и в ней иерархия между высшим слоем (олигархией) и остальными не так явно выражена. Поэтому и динамику «южных» ветвей, где доминируют торгово-политические элиты, анализировать сложнее, даже при наличии обобщенной модели. Однако без этого как можно анализировать 4-6 стадии, в которых ведущей является именно торгово-политическая элита, сталкивающая между собой две другие ветви - военную и духовную.
Продолжение следует