Корни и крона психологии (27)
27. Отрицание по матери
(начало, предыд.)
Из относительно современной эмпирической классики, не рассмотренной нами в свете обобщенной психоисторической модели (4хчастного фрактала), остались разве что юнгианские архетипы. Однако сразу же придется отмежеваться от постюнгианских версий типа концепции К.Пирсон и «индикатора Пирсон-Марра» для альтернативной типологии на основе «доминирующих архетипов». Условное признание этой «типологии» адептами менее спорной MBTI ничего не добавляет к научности, кроме общего интереса в широкой коммерциализации.
Примечательно, что постюнгианцы критикуют Юнга за «мистицизм» и влияние на него монотеизма как основы картины надличного внутреннего мира. Однако, если вслед за Юнгом признать архетипы тем же феноменом, какими были духи для древнего человека, то именно и только мистическое общение пациентов с духами коллективного бессознательного позволяет сформировать массив наблюдений для рационального анализа и обобщения. И если религии и верования каждой исторической эпохи отражают глубинный внутренний мир общества и личности, то монотеизм нашей эры также отражает внутренние отношения глубинных архетипов.
Другое дело, что для последней четверти всемирного Надлома и особенно для активной 20 стадии (1945-2016) на первый план выходит не монотеистическая иерархия «первого Я», а творческий хаос становления надличного «второго Я» в масштабах не отдельной личности, но мировой культуры. Тем не менее, это не повод отрицать выявленную Юнгом иерархию внутри коллективного бессознательного, пусть и временно отрицающую саму себя. Характерной для постюнгианских теорий является отрицание иерархии и поверхностное комбинирование архетипов в некое подобие квеста, названного «архетипическим путешествием героя». Такая комбинаторика, наверное, тоже отражает состояние не только западной психологии, но и психики атлантической цивилизации. Впрочем, торговая и финансовая элита всегда была весьма гибкой в мировоззренческом смысле, комбинируя варианты и легко переходя от многобожия к монотеизму и обратно.
Для русского читателя, избалованного сочными пелевинскими пародиями на эту «современную» моду, главы из книги К.Пирсон покажутся дилетантским обзором внешних совпадений паттернов поведения с вычищенным от живых ассоциаций набором юнгианских архетипов. Упрощенный постюнгианский «гербарий» применяется при этом для генерации «разнообразного» рекламного креатива, для наукообразной манипуляции не столько даже потребителями, сколько заказчиками рекламы. Вполне соответствует общей картине деградации «современной» психологии, эксплуатирующей авторитет классиков, тем более без попыток принять и понять их труды за пределами упрощенных ученических схем, пойти дальше и глубже учителей.
Между тем, по мнению первооткрывателя доктора Юнга архетипами является все содержание «коллективного бессознательного» кроме биологических инстинктов. Если быть совсем точным, то первым в современной научной философии, кто постулировал наличие априорных прообразов, был профессор Кант. Однако доктор Юнг имел дело не только с понятием, но и эмпирическими представлениями таких наследуемых прообразов. Более того, в конечном итоге пришлось признать, что некоторые наиболее актуальные архетипы, хотя и имеют древние корни, но развиваются в историческом времени вместе с общей картиной мира, в том числе духовного. Иначе мы до сих пор бы имели дело с примитивными «духами леса» вместо наследуемых способностей к высшей математике и сложной технике.
Далеко не все архетипы современной личности являются актуальными. Древние «лесные духи» и другие исторические варианты (от «элохим» и «титанов» до образов русского «доброго царя» и европейского хитроумного «государя») хранятся в глубинах подсознания, лишь изредка участвуя в творческих поисках лирического героя наших сновидений. Однако, социальные кризисы, как голод в XIX веке или мировые войны ХХ века, показали на практике, как относительная цивилизованность сменяется распадом личности и «актуализацией» древнего дикаря с его дикими архетипами.
Даже для того, чтобы удерживать от актуализации древние архетипы, а также управлять сменой актуальных архетипов по мере развития личности ‑ необходима все же некая иерархия управления внутри коллективного бессознательного. Так же, как в современном компьютере актуальные программы порождают процессы, непосредственно работающие с внешними данными. Такие прикладные программы находятся под присмотром целого комплекса служебных программ операционной системы, где также есть свое «ядро» самых приоритетных процессов. Так и в психике ‑ комплекс внутренних архетипов работает только с внешним слоем «прикладных» архетипов, которые в свою очередь взаимодействуют с ипостасями личности. Будет логично назвать этот внутреннее ядро психики «операционным субъектом» человеческой психики, общающийся с другими архетипами так же, как личность с другими личностями. Для успешного управления это должен быть внутренний прототип внешней личности.
Кроме того, архетипы взаимодействуют с идеями вещей так же как личность с объектами внешнего мира. Сформированный из «вещей для нас» и разнообразных архетипов «внутренний космос» психики столь же сложен, как и известная нам часть внешнего космоса. Поэтому управлять такой системой без внутреннего «нравственного» закона и операционного субъекта, его применяющего, нельзя в принципе. Попытки постюнгианцев оспорить наличие управляющего внутреннего субъекта («самости» по Юнгу) не состоятельны с точки зрения любого системного подхода.
Однако эти попытки вполне объяснимы как отражение внутреннего кризиса этого «операционного субъекта», необходимо меняющего старшие ипостаси на обновленные в ходе развития. Такие кризисы развития множество раз отражались в древней мифологии как отрицание роли (убийство или оскопление) правящего бога-отца и воцарение бога-сына, делящего небесную власть с богиней-матерью. Так что отрицание постюнгианцами монотеизма своего духовного отца Юнга ‑ есть отражение внутренней борьбы ипостасей «операционного субъекта», когда условно «женская» старшая ипостась уравнивает все значимые архетипы, временно отменяет необходимую иерархию, чтобы расчистить путь «архетипическому герою» ‑ своему возлюбленному «сыну» с его свитой актуальных архетипов.
Конечно, сугубо абстрагируясь от исторических корней и предыстории развития человеческой психики, можно представить содержимое «черного ящика» нашей психики без центрального ядра «самости». Или же признать необходимость такого ядра, но помыслить его в какой-то иной абстрактной форме ‑ скажем, в виде «мыслящего океана» или мудрого инопланетного осьминога. Хотя наиболее естественно помыслить такого операционного субъекта в виде прямого аналога внешней личности человека с его четырьмя ипостасями. Только масштаб времени развития такой сверхличности другой ‑ например, двадцать лет как один день, если верить жрецам майя.
Становление такой удвоенной структуры психики (управляющей внешним миром и внутренним космосом) также объяснимо на основе нашей реконструкции антропогенеза. Мы в позапрошлой главе (как и в эссе «Заповедь Субботы») остановились на седьмой стадии антропогенеза, когда наиболее продвинутая стая пралюдей разделилась надвое ‑ на степных будущих скотоводов и прибрежных будущих земледельцев, а пока рыболовов. Сухопутная половина протосоциума оторвалась от прибрежной части, поэтому обе части остались без божественной мистерии воссоединения. Бог утомился и уснул на весь День седьмой. При этом в степи перестала быть актуальным архетипом ‑ рыболовная часть психики протосоциума, а на берегах водоемов так же «уснула» охотничья часть вместе с общей для обоих потоков развития ритуальной частью мистерий воссоединения.
Впрочем, какой-то упрощенный ежемесячный ритуал был воссоздан, только вряд ли был равноправным. В степи после ритуала нового брака юная жена возвращалась в подчиненное вождю положение, как и прибрежный юный муж ‑ в подчинение своей духовной матери. Тем не менее, вытесненная из актуальной психики «теневая сторона» сохраняла автономию и значимость, что подтвердит любой психолог. «Спящая» старшая ипостась подпитывалась энергией не только во время упрощенных ритуалов, но и при выходе степных племен на берега водоемов, а прибрежных ‑ к степным и лесным охотничьим угодьям. Тем быстрее актуальная старшая ипостась в лице вождя или жрицы стремилась покинуть опасные для их единоличной власти места, убаюкивая едва не проснувшуюся «тень».
В конце концов «дня седьмого» оба потока развития в лице двух племен, степного и болотного встретились в Эдеме, на степных берегах общей дельты Евфрата и Тигра, занимавшей весь нынешний Залив. Тем сильнее был нуминозный эффект блаженства от пробуждения двух «теней», встретивших свое земное воплощение. «Грехопадение» в виде возрожденного ритуала воссоединения на равных не могло не привести к новому витку непримиримой войны, взаимному изгнанию из только обретенного райского блаженства. Однако вместе с этим новым кризисом произошло соединение в потомстве не только актуальных наборов внешних условно личных ипостасей. Так же соединились в пару два «теневых» набора внутренних ипостасей, контролирующих древние архетипы и понятия. В этот предисторический момент воссоединения двух потоков развития, собственно, и началось формирование общего «операционного субъекта», одинакового по структуре с «внешним субъектом» родовой «личности».
Всё дальнейшее развитие человеческой психики проходит не только в природном и социально-экономическом контексте, но и культурном контексте актуальной мифологии. Развитие мифа отражает параллельное развитие трансцедентного виртуального мира вазимодействующих архетипов, проецируемое на противоположные земной обыденности звездные «небеса». Диалектика развивающегося мифа определяется единством и борьбой двух старших ипостасей «внутреннейшего» ‑ условно «мужского» и «женского». Во все доисторические и исторические эпохи в центре развивающегося мифа находятся два старших архетипа ‑ мужской и женский, «небесный отец» и «великая мать».
Во все эпохи два старших архетипа вместе порождают и «воспитывают» подчиненные актуальные архетипы, имеющие из-за меняющихся земных обстоятельств намного меньший срок жизни. Поэтому «детей» приходится регулярно приносить в жертву, заменяя новым поколением. Однако по этому же алгоритму при смене эпох в жертву обновления приносятся и старшие архетипы. Все античные примеры о Сатурне (Кроносе), свергающем своего отца Урана и свергнутом своим сыном Юпитером при содействии матери-титаниды Реи, известны читателям, как и ближневосточные имена таких же пар старших архетипов Осириса и Исиды, Баала и Анат. Впрочем, наверняка, различия в сюжетах мифа (когда отца убивает не сын, а брат) отражают некие отличия в структуре взаимосвязей глубинной психики людей разных цивилизаций. Хотя общие принципы подобия божественного мира человеческому, иерархии и смены поколений архетипов одинаковы.
Различия в структуре взаимодействия «ядерных» архетипов прослеживаются не только между разными цивилизациями, но и между фазами развития каждой из них. Так, скажем, при интеграции языческих земель в протоимперию все божества уравниваются в едином пантеоне, но один из богов нового поколения, покровительствующий царю-объединителю, оказывается равнее прочих, получая в дар храм-дворец не хуже царского. Так было при царе Соломоне, при Владимире «Красном Солнышке» и во всех подобных историях национального подъема. В следующих фазах развития равноправие сменяется жесткой иерархией, вытеснением и заменой подчиняемых архетипов. Скажем, вместо античных богов города получают покровителей из числа христианских святых.
Интеграция цивилизаций Ойкумены в единую мировую цивилизацию также связана с формированием и обновлением общего культурного ядра взаимодействующих старших архетипов, включая «отца», «сына» и «мать». Хотя в разных частях (дочерних цивилизациях) их видят и почитают по-разному. Современное отрицание патриархального монотеизма на уровне глобального мэйнстрима, уравнивание актуальных и древних архетипов так же связано с определенной фазой развития мировой цивилизации, доминированием атлантической торговой цивилизации с возрожденным древним культом «Свободы», она же Геката, Артемида, она же Великая Матерь весьма древнего и фуриозного образца. Однако «и это пройдет». Причем закончится бесплодно, поскольку безмужняя «не вдова» расчищает место для сына другой матери, а вечный сценарий обновления не остановить.
Нам пришлось сделать этот самый краткий и ограниченный экскурс в надличную психологию, чтобы попробовать извлечь некую пользу для психологии личности из постюнгианских теорий. Для того и критика, отделяющая надуманное от продуманного. Заметим, что архетипические образы для анализа берутся, прежде всего, из сновидений и тому подобных трансовых состояний и «путешествий». Однако в таких случаях речь не идет о взаимосвязях личности (и ее ипостасей) с описанными архетипами. Даже если в виртуальных событиях сна участвует, как наблюдатель, личная интуитивная ипостась, все остальные архетипические образы подчинены правилам и обстоятельствам «внутреннего космоса». Во время сна или транса мозг обрабатывает уже не образы внешней реальности, а образы личной и коллективной памяти. Архетипы вступают в отношения и действуют по поводу «вещей для нас» ‑ представлений о внешних «вещах в себе», включая отношения, ситуации и знаки.
Тем не менее, среди архетипов есть и такие немногие, что работают с потоком внешних образов не только во сне, но и в дневное время, находясь на связи с личными ипостасями. Было бы странно, имея и передавая коллективный опыт поколений, в том числе о структуре внешних социальных связей в том или ином возрасте, не использовать эти готовые программы развития. Косвенным доказательством (а прямых и не бывает) работы таких актуальных архетипов может служить, например, следующая довольно банальная ситуация:
Родители детсадовских малышей часто обсуждают озабоченность из-за обновления детского лексикона. Одни неразумные дети приносят с улицы или из дома словесный мусор матерных слов, другие так же бездумно повторяют и приносят домой. Тем не менее, одни дети повторяют ненужные им грубые эротические термины, а другие ‑ вообще не употребляют, хотя и точно слышат их на улице или от других детей. Поэтому часть родителей напугана не тем, что ребенок говорит матом, не понимая смысл слов, а тем, что «наш-то… наш-то точно понимает грубый смысл, раз не повторяет при нас...»
В каком-то смысле ‑ да, «понимает», но не сам ребенок, не его личность, а надличные актуальные архетипы, контролирующие поток впечатлений, фильтрующие этот «базар» и абсорбирующие к себе ненужные на данной стадии развития ребенка слова и образы. Ситуации, когда такая же фильтрация впечатлений и личной памяти происходят и во взрослом возрасте, тоже неоднократно описаны психологами. Например, доктор Юнг в статье «К вопросу о подсознании» рассказал о пациентке, впавшей в ступор и после прихода в сознание не помнившей, как очутилась в клинике. Однако в гипнотическом трансе «она» легко все вспомнила и рассказала с мельчайшими подробностями. Только вот вряд ли в этом моменте «она» относится к актуальной личности, скорее ‑ доктор во время сеанса гипноза общался с неким архетипом, частью бессознательного.
Если с учетом всего вышесказанного еще раз взглянуть на классификатор Пирсон-Марра, можно при желании заметить, что первые два из 12 архетипов в целом соответствуют первым детским периодам подъема личности. Архетип Простодушного (Innocent) соответствует младенческому периоду, когда развивается деятельная ипостась в полном доверии к родителям и всем взрослым. Второй архетип Славного Малого (Orphan) в целом по описанию соответствует детсадовскому возрасту, когда нужно развивать навыки коммуникации в более широком окружении, в том числе в отрыве от родителей. Можно так же заметить, что завершающая четверка старших архетипов (Правитель, Маг, Мудрец, Шутник) так же в целом соотносится с ролями старшего поколения. Хотя я бы назвал самого мудрого и веселого Сказочником. Средняя тройка (Искатель, Любовник, Разрушитель, Творец) также в первом приближении соответствует ролям среднего возраста, большой стадии Надлома личности.
Соответственно, напрашивается достаточно логичная догадка, что актуальных архетипов, контролирующих дневной поток впечатлений и направляющих развитие ‑ потому и 12, что каждая из трех больших стадий развития личности (Подъем, Надлом, Гармонизация) разделена на 4 больших фазы. Впрочем, архетип Искателя ассоциируется скорее с завершающим юношеским периодом Подъема, как и архетип Правителя - со зрелым периодом Надлома. Но в том-то и дело, что предварительные четверти второй и третьей больших стадий сопряжены и параллельны со второй половиной завершающих четвертей предыдущих.
Несоответствие в общей характеристике можно увидеть для архетипов Воина (Warrior) и Опекуна или Хранителя (Caregiver), которые по этой догадке должны бы соответствовать подростковой и юношеской фазам Подъема. Служба в армии, как и штурм вершин знания, соответствуют скорее юности, а опекунство над младшими ‑ чаще увидишь среди подростков, старших детей в семье. Хотя в характеристике Опекуна речь идет только о молодых родителях, но тогда это слишком частный случай для столь широкого обобщения. Если учесть, что каждая четверть Подъема или Надлома тоже делится на четыре фазы, то и соответствующий актуальный архетип может и должен иметь подварианты взаимодействия. Какой-то из этих подвариантов может иметь и такую характеристику как Опекун. Поскольку каждый актуальный архетип в своем процессе взаимной адаптации с личностью и через нее со средой проходит стадии Надлома, в том числе и глубокого, то среди подвариантов реализации будут и «теневые», болезненные.
Можно добавить, что в средней четверке архетипов Разрушитель соответствует, скорее, второй четверти Надлома, а Любовник ‑ третьей, конструктивной четверти, а не наоборот. Впрочем, даже такое примерное соответствие актуальных архетипов стадиям развития личности ‑ достаточно хороший результат с учетом весьма поверхностного обоснования в работе К.Пирсон «Пробуждение внутреннего героя». К сожалению, в отличие от Юнга и учеников постюнгианцы больше заботятся о популярности текста, чем о развернутом обосновании с опорой на конкретные аналитические примеры или общеизвестные психологические факты.
Можно предположить, что взаимодействующий с личностью на данном этапе развития актуальный архетип вряд ли будет проявляться в сновидениях или при гипнозе, если вовне имеются основные условия для развития. Тогда архетипу вполне достаточно того материала личных впечатлений за дневное время. Актуальные архетипы, еще или уже не взаимодействующие с личными ипостасями, имеют доступ к личной памяти и впечатлениям во время сна. Сновидения с участием таких архетипов рассказывают либо о подготовке к предстоящим стадиям развития, либо об осмыслении уже пройденных стадий. Соответствующие образы и слова, как матерные в примере с детсадовцами, абсорбируются не в актуальной личной памяти, а в других комплексах при не активных, а только наблюдающих за развитием личности архетипов.
Из вышеизложенного следует несколько частных выводов. Во-первых, далеко не все архетипы, проявленные в сновидениях или трансах, напрямую связаны с личностью. Даже среди актуальных архетипов есть старшие архетипы, взаимодействующие только с другими архетипами, а не с личными ипостасями. Не говоря уже о древних архетипах, контролируемых старшими. Кроме того, даже актуальные архетипы, наблюдающие и абсорбирующие личные впечатления, не всегда, а только в соответствующие периоды развития взаимодействуют с личностью. И в периоды такого взаимодействия, скорее всего, менее доступны для сновидений или трансов, чем неактивные архетипы.
Поэтому любые типологии на основе замеров отношений личности к архетипам вряд ли будут сильно информативными. Тем не менее, даже такой не самый продуктивный подход при критическом осмыслении дает взгляд на развитие личности еще с одной стороны и новые уровни осмысления. Хотя классификатор актуальных архетипов и их вариантов следовало бы составить заново и более основательно.
Продолжение следует
(начало, предыд.)
Из относительно современной эмпирической классики, не рассмотренной нами в свете обобщенной психоисторической модели (4хчастного фрактала), остались разве что юнгианские архетипы. Однако сразу же придется отмежеваться от постюнгианских версий типа концепции К.Пирсон и «индикатора Пирсон-Марра» для альтернативной типологии на основе «доминирующих архетипов». Условное признание этой «типологии» адептами менее спорной MBTI ничего не добавляет к научности, кроме общего интереса в широкой коммерциализации.
Примечательно, что постюнгианцы критикуют Юнга за «мистицизм» и влияние на него монотеизма как основы картины надличного внутреннего мира. Однако, если вслед за Юнгом признать архетипы тем же феноменом, какими были духи для древнего человека, то именно и только мистическое общение пациентов с духами коллективного бессознательного позволяет сформировать массив наблюдений для рационального анализа и обобщения. И если религии и верования каждой исторической эпохи отражают глубинный внутренний мир общества и личности, то монотеизм нашей эры также отражает внутренние отношения глубинных архетипов.
Другое дело, что для последней четверти всемирного Надлома и особенно для активной 20 стадии (1945-2016) на первый план выходит не монотеистическая иерархия «первого Я», а творческий хаос становления надличного «второго Я» в масштабах не отдельной личности, но мировой культуры. Тем не менее, это не повод отрицать выявленную Юнгом иерархию внутри коллективного бессознательного, пусть и временно отрицающую саму себя. Характерной для постюнгианских теорий является отрицание иерархии и поверхностное комбинирование архетипов в некое подобие квеста, названного «архетипическим путешествием героя». Такая комбинаторика, наверное, тоже отражает состояние не только западной психологии, но и психики атлантической цивилизации. Впрочем, торговая и финансовая элита всегда была весьма гибкой в мировоззренческом смысле, комбинируя варианты и легко переходя от многобожия к монотеизму и обратно.
Для русского читателя, избалованного сочными пелевинскими пародиями на эту «современную» моду, главы из книги К.Пирсон покажутся дилетантским обзором внешних совпадений паттернов поведения с вычищенным от живых ассоциаций набором юнгианских архетипов. Упрощенный постюнгианский «гербарий» применяется при этом для генерации «разнообразного» рекламного креатива, для наукообразной манипуляции не столько даже потребителями, сколько заказчиками рекламы. Вполне соответствует общей картине деградации «современной» психологии, эксплуатирующей авторитет классиков, тем более без попыток принять и понять их труды за пределами упрощенных ученических схем, пойти дальше и глубже учителей.
Между тем, по мнению первооткрывателя доктора Юнга архетипами является все содержание «коллективного бессознательного» кроме биологических инстинктов. Если быть совсем точным, то первым в современной научной философии, кто постулировал наличие априорных прообразов, был профессор Кант. Однако доктор Юнг имел дело не только с понятием, но и эмпирическими представлениями таких наследуемых прообразов. Более того, в конечном итоге пришлось признать, что некоторые наиболее актуальные архетипы, хотя и имеют древние корни, но развиваются в историческом времени вместе с общей картиной мира, в том числе духовного. Иначе мы до сих пор бы имели дело с примитивными «духами леса» вместо наследуемых способностей к высшей математике и сложной технике.
Далеко не все архетипы современной личности являются актуальными. Древние «лесные духи» и другие исторические варианты (от «элохим» и «титанов» до образов русского «доброго царя» и европейского хитроумного «государя») хранятся в глубинах подсознания, лишь изредка участвуя в творческих поисках лирического героя наших сновидений. Однако, социальные кризисы, как голод в XIX веке или мировые войны ХХ века, показали на практике, как относительная цивилизованность сменяется распадом личности и «актуализацией» древнего дикаря с его дикими архетипами.
Даже для того, чтобы удерживать от актуализации древние архетипы, а также управлять сменой актуальных архетипов по мере развития личности ‑ необходима все же некая иерархия управления внутри коллективного бессознательного. Так же, как в современном компьютере актуальные программы порождают процессы, непосредственно работающие с внешними данными. Такие прикладные программы находятся под присмотром целого комплекса служебных программ операционной системы, где также есть свое «ядро» самых приоритетных процессов. Так и в психике ‑ комплекс внутренних архетипов работает только с внешним слоем «прикладных» архетипов, которые в свою очередь взаимодействуют с ипостасями личности. Будет логично назвать этот внутреннее ядро психики «операционным субъектом» человеческой психики, общающийся с другими архетипами так же, как личность с другими личностями. Для успешного управления это должен быть внутренний прототип внешней личности.
Кроме того, архетипы взаимодействуют с идеями вещей так же как личность с объектами внешнего мира. Сформированный из «вещей для нас» и разнообразных архетипов «внутренний космос» психики столь же сложен, как и известная нам часть внешнего космоса. Поэтому управлять такой системой без внутреннего «нравственного» закона и операционного субъекта, его применяющего, нельзя в принципе. Попытки постюнгианцев оспорить наличие управляющего внутреннего субъекта («самости» по Юнгу) не состоятельны с точки зрения любого системного подхода.
Однако эти попытки вполне объяснимы как отражение внутреннего кризиса этого «операционного субъекта», необходимо меняющего старшие ипостаси на обновленные в ходе развития. Такие кризисы развития множество раз отражались в древней мифологии как отрицание роли (убийство или оскопление) правящего бога-отца и воцарение бога-сына, делящего небесную власть с богиней-матерью. Так что отрицание постюнгианцами монотеизма своего духовного отца Юнга ‑ есть отражение внутренней борьбы ипостасей «операционного субъекта», когда условно «женская» старшая ипостась уравнивает все значимые архетипы, временно отменяет необходимую иерархию, чтобы расчистить путь «архетипическому герою» ‑ своему возлюбленному «сыну» с его свитой актуальных архетипов.
Конечно, сугубо абстрагируясь от исторических корней и предыстории развития человеческой психики, можно представить содержимое «черного ящика» нашей психики без центрального ядра «самости». Или же признать необходимость такого ядра, но помыслить его в какой-то иной абстрактной форме ‑ скажем, в виде «мыслящего океана» или мудрого инопланетного осьминога. Хотя наиболее естественно помыслить такого операционного субъекта в виде прямого аналога внешней личности человека с его четырьмя ипостасями. Только масштаб времени развития такой сверхличности другой ‑ например, двадцать лет как один день, если верить жрецам майя.
Становление такой удвоенной структуры психики (управляющей внешним миром и внутренним космосом) также объяснимо на основе нашей реконструкции антропогенеза. Мы в позапрошлой главе (как и в эссе «Заповедь Субботы») остановились на седьмой стадии антропогенеза, когда наиболее продвинутая стая пралюдей разделилась надвое ‑ на степных будущих скотоводов и прибрежных будущих земледельцев, а пока рыболовов. Сухопутная половина протосоциума оторвалась от прибрежной части, поэтому обе части остались без божественной мистерии воссоединения. Бог утомился и уснул на весь День седьмой. При этом в степи перестала быть актуальным архетипом ‑ рыболовная часть психики протосоциума, а на берегах водоемов так же «уснула» охотничья часть вместе с общей для обоих потоков развития ритуальной частью мистерий воссоединения.
Впрочем, какой-то упрощенный ежемесячный ритуал был воссоздан, только вряд ли был равноправным. В степи после ритуала нового брака юная жена возвращалась в подчиненное вождю положение, как и прибрежный юный муж ‑ в подчинение своей духовной матери. Тем не менее, вытесненная из актуальной психики «теневая сторона» сохраняла автономию и значимость, что подтвердит любой психолог. «Спящая» старшая ипостась подпитывалась энергией не только во время упрощенных ритуалов, но и при выходе степных племен на берега водоемов, а прибрежных ‑ к степным и лесным охотничьим угодьям. Тем быстрее актуальная старшая ипостась в лице вождя или жрицы стремилась покинуть опасные для их единоличной власти места, убаюкивая едва не проснувшуюся «тень».
В конце концов «дня седьмого» оба потока развития в лице двух племен, степного и болотного встретились в Эдеме, на степных берегах общей дельты Евфрата и Тигра, занимавшей весь нынешний Залив. Тем сильнее был нуминозный эффект блаженства от пробуждения двух «теней», встретивших свое земное воплощение. «Грехопадение» в виде возрожденного ритуала воссоединения на равных не могло не привести к новому витку непримиримой войны, взаимному изгнанию из только обретенного райского блаженства. Однако вместе с этим новым кризисом произошло соединение в потомстве не только актуальных наборов внешних условно личных ипостасей. Так же соединились в пару два «теневых» набора внутренних ипостасей, контролирующих древние архетипы и понятия. В этот предисторический момент воссоединения двух потоков развития, собственно, и началось формирование общего «операционного субъекта», одинакового по структуре с «внешним субъектом» родовой «личности».
Всё дальнейшее развитие человеческой психики проходит не только в природном и социально-экономическом контексте, но и культурном контексте актуальной мифологии. Развитие мифа отражает параллельное развитие трансцедентного виртуального мира вазимодействующих архетипов, проецируемое на противоположные земной обыденности звездные «небеса». Диалектика развивающегося мифа определяется единством и борьбой двух старших ипостасей «внутреннейшего» ‑ условно «мужского» и «женского». Во все доисторические и исторические эпохи в центре развивающегося мифа находятся два старших архетипа ‑ мужской и женский, «небесный отец» и «великая мать».
Во все эпохи два старших архетипа вместе порождают и «воспитывают» подчиненные актуальные архетипы, имеющие из-за меняющихся земных обстоятельств намного меньший срок жизни. Поэтому «детей» приходится регулярно приносить в жертву, заменяя новым поколением. Однако по этому же алгоритму при смене эпох в жертву обновления приносятся и старшие архетипы. Все античные примеры о Сатурне (Кроносе), свергающем своего отца Урана и свергнутом своим сыном Юпитером при содействии матери-титаниды Реи, известны читателям, как и ближневосточные имена таких же пар старших архетипов Осириса и Исиды, Баала и Анат. Впрочем, наверняка, различия в сюжетах мифа (когда отца убивает не сын, а брат) отражают некие отличия в структуре взаимосвязей глубинной психики людей разных цивилизаций. Хотя общие принципы подобия божественного мира человеческому, иерархии и смены поколений архетипов одинаковы.
Различия в структуре взаимодействия «ядерных» архетипов прослеживаются не только между разными цивилизациями, но и между фазами развития каждой из них. Так, скажем, при интеграции языческих земель в протоимперию все божества уравниваются в едином пантеоне, но один из богов нового поколения, покровительствующий царю-объединителю, оказывается равнее прочих, получая в дар храм-дворец не хуже царского. Так было при царе Соломоне, при Владимире «Красном Солнышке» и во всех подобных историях национального подъема. В следующих фазах развития равноправие сменяется жесткой иерархией, вытеснением и заменой подчиняемых архетипов. Скажем, вместо античных богов города получают покровителей из числа христианских святых.
Интеграция цивилизаций Ойкумены в единую мировую цивилизацию также связана с формированием и обновлением общего культурного ядра взаимодействующих старших архетипов, включая «отца», «сына» и «мать». Хотя в разных частях (дочерних цивилизациях) их видят и почитают по-разному. Современное отрицание патриархального монотеизма на уровне глобального мэйнстрима, уравнивание актуальных и древних архетипов так же связано с определенной фазой развития мировой цивилизации, доминированием атлантической торговой цивилизации с возрожденным древним культом «Свободы», она же Геката, Артемида, она же Великая Матерь весьма древнего и фуриозного образца. Однако «и это пройдет». Причем закончится бесплодно, поскольку безмужняя «не вдова» расчищает место для сына другой матери, а вечный сценарий обновления не остановить.
Нам пришлось сделать этот самый краткий и ограниченный экскурс в надличную психологию, чтобы попробовать извлечь некую пользу для психологии личности из постюнгианских теорий. Для того и критика, отделяющая надуманное от продуманного. Заметим, что архетипические образы для анализа берутся, прежде всего, из сновидений и тому подобных трансовых состояний и «путешествий». Однако в таких случаях речь не идет о взаимосвязях личности (и ее ипостасей) с описанными архетипами. Даже если в виртуальных событиях сна участвует, как наблюдатель, личная интуитивная ипостась, все остальные архетипические образы подчинены правилам и обстоятельствам «внутреннего космоса». Во время сна или транса мозг обрабатывает уже не образы внешней реальности, а образы личной и коллективной памяти. Архетипы вступают в отношения и действуют по поводу «вещей для нас» ‑ представлений о внешних «вещах в себе», включая отношения, ситуации и знаки.
Тем не менее, среди архетипов есть и такие немногие, что работают с потоком внешних образов не только во сне, но и в дневное время, находясь на связи с личными ипостасями. Было бы странно, имея и передавая коллективный опыт поколений, в том числе о структуре внешних социальных связей в том или ином возрасте, не использовать эти готовые программы развития. Косвенным доказательством (а прямых и не бывает) работы таких актуальных архетипов может служить, например, следующая довольно банальная ситуация:
Родители детсадовских малышей часто обсуждают озабоченность из-за обновления детского лексикона. Одни неразумные дети приносят с улицы или из дома словесный мусор матерных слов, другие так же бездумно повторяют и приносят домой. Тем не менее, одни дети повторяют ненужные им грубые эротические термины, а другие ‑ вообще не употребляют, хотя и точно слышат их на улице или от других детей. Поэтому часть родителей напугана не тем, что ребенок говорит матом, не понимая смысл слов, а тем, что «наш-то… наш-то точно понимает грубый смысл, раз не повторяет при нас...»
В каком-то смысле ‑ да, «понимает», но не сам ребенок, не его личность, а надличные актуальные архетипы, контролирующие поток впечатлений, фильтрующие этот «базар» и абсорбирующие к себе ненужные на данной стадии развития ребенка слова и образы. Ситуации, когда такая же фильтрация впечатлений и личной памяти происходят и во взрослом возрасте, тоже неоднократно описаны психологами. Например, доктор Юнг в статье «К вопросу о подсознании» рассказал о пациентке, впавшей в ступор и после прихода в сознание не помнившей, как очутилась в клинике. Однако в гипнотическом трансе «она» легко все вспомнила и рассказала с мельчайшими подробностями. Только вот вряд ли в этом моменте «она» относится к актуальной личности, скорее ‑ доктор во время сеанса гипноза общался с неким архетипом, частью бессознательного.
Если с учетом всего вышесказанного еще раз взглянуть на классификатор Пирсон-Марра, можно при желании заметить, что первые два из 12 архетипов в целом соответствуют первым детским периодам подъема личности. Архетип Простодушного (Innocent) соответствует младенческому периоду, когда развивается деятельная ипостась в полном доверии к родителям и всем взрослым. Второй архетип Славного Малого (Orphan) в целом по описанию соответствует детсадовскому возрасту, когда нужно развивать навыки коммуникации в более широком окружении, в том числе в отрыве от родителей. Можно так же заметить, что завершающая четверка старших архетипов (Правитель, Маг, Мудрец, Шутник) так же в целом соотносится с ролями старшего поколения. Хотя я бы назвал самого мудрого и веселого Сказочником. Средняя тройка (Искатель, Любовник, Разрушитель, Творец) также в первом приближении соответствует ролям среднего возраста, большой стадии Надлома личности.
Соответственно, напрашивается достаточно логичная догадка, что актуальных архетипов, контролирующих дневной поток впечатлений и направляющих развитие ‑ потому и 12, что каждая из трех больших стадий развития личности (Подъем, Надлом, Гармонизация) разделена на 4 больших фазы. Впрочем, архетип Искателя ассоциируется скорее с завершающим юношеским периодом Подъема, как и архетип Правителя - со зрелым периодом Надлома. Но в том-то и дело, что предварительные четверти второй и третьей больших стадий сопряжены и параллельны со второй половиной завершающих четвертей предыдущих.
Несоответствие в общей характеристике можно увидеть для архетипов Воина (Warrior) и Опекуна или Хранителя (Caregiver), которые по этой догадке должны бы соответствовать подростковой и юношеской фазам Подъема. Служба в армии, как и штурм вершин знания, соответствуют скорее юности, а опекунство над младшими ‑ чаще увидишь среди подростков, старших детей в семье. Хотя в характеристике Опекуна речь идет только о молодых родителях, но тогда это слишком частный случай для столь широкого обобщения. Если учесть, что каждая четверть Подъема или Надлома тоже делится на четыре фазы, то и соответствующий актуальный архетип может и должен иметь подварианты взаимодействия. Какой-то из этих подвариантов может иметь и такую характеристику как Опекун. Поскольку каждый актуальный архетип в своем процессе взаимной адаптации с личностью и через нее со средой проходит стадии Надлома, в том числе и глубокого, то среди подвариантов реализации будут и «теневые», болезненные.
Можно добавить, что в средней четверке архетипов Разрушитель соответствует, скорее, второй четверти Надлома, а Любовник ‑ третьей, конструктивной четверти, а не наоборот. Впрочем, даже такое примерное соответствие актуальных архетипов стадиям развития личности ‑ достаточно хороший результат с учетом весьма поверхностного обоснования в работе К.Пирсон «Пробуждение внутреннего героя». К сожалению, в отличие от Юнга и учеников постюнгианцы больше заботятся о популярности текста, чем о развернутом обосновании с опорой на конкретные аналитические примеры или общеизвестные психологические факты.
Можно предположить, что взаимодействующий с личностью на данном этапе развития актуальный архетип вряд ли будет проявляться в сновидениях или при гипнозе, если вовне имеются основные условия для развития. Тогда архетипу вполне достаточно того материала личных впечатлений за дневное время. Актуальные архетипы, еще или уже не взаимодействующие с личными ипостасями, имеют доступ к личной памяти и впечатлениям во время сна. Сновидения с участием таких архетипов рассказывают либо о подготовке к предстоящим стадиям развития, либо об осмыслении уже пройденных стадий. Соответствующие образы и слова, как матерные в примере с детсадовцами, абсорбируются не в актуальной личной памяти, а в других комплексах при не активных, а только наблюдающих за развитием личности архетипов.
Из вышеизложенного следует несколько частных выводов. Во-первых, далеко не все архетипы, проявленные в сновидениях или трансах, напрямую связаны с личностью. Даже среди актуальных архетипов есть старшие архетипы, взаимодействующие только с другими архетипами, а не с личными ипостасями. Не говоря уже о древних архетипах, контролируемых старшими. Кроме того, даже актуальные архетипы, наблюдающие и абсорбирующие личные впечатления, не всегда, а только в соответствующие периоды развития взаимодействуют с личностью. И в периоды такого взаимодействия, скорее всего, менее доступны для сновидений или трансов, чем неактивные архетипы.
Поэтому любые типологии на основе замеров отношений личности к архетипам вряд ли будут сильно информативными. Тем не менее, даже такой не самый продуктивный подход при критическом осмыслении дает взгляд на развитие личности еще с одной стороны и новые уровни осмысления. Хотя классификатор актуальных архетипов и их вариантов следовало бы составить заново и более основательно.
Продолжение следует