Друзья - дружки
Друзья Пляши-нога и Уповающий - конокрады, знаменитые на всю губернию.
Пляши-нога говорил про себя, что он донской казак, и был высок ростом, худ и сутул. Некогда он переломил себе берцовую кость левой ноги, она срослась и стала почему-то длиннее правой; это обстоятельство заставляло его при ходьбе перегибаться вправо для того, чтобы закинуть свою левую ногу вперед, отчего его походка была какой-то пляшущей,- и отсюда странное и смешное прозвище Пляши-нога. Уповающий был якобы бессрочно отпускной рядовой какого-то резервного батальона, а до солдатства числился мещанином города Углича, и был коренаст, широкоплеч и несокрушимо весел. Лицо у него было красное, бритое, полное, с прямыми рыжими щетинистыми усами и с толстой нижней губой, всегда оттянутой книзу, с добродушной улыбкой голубых глаз, живо блестевших из-под густых рыжих бровей; вообще оно составляло прямой контраст с длинным, сухим и рябым лицом Пляши-ноги, скрывавшимся в густой черной с проседью бороде, из которой темно-серые глаза смотрели недовольно и холодно. Уповающий ходил, засунув руки в карманы солдатских грязно-зеленых штанов, и серая рваная шинель висела на его широких плечах ловко и крепко, а Пляши-нога руками на ходу сильно махал, и полы его хохлацкой свитки всегда летали вокруг его длинной фигуры, как черные изломанные крылья, а чумацкие шаровары на левой ноге въезжали чуть не до колена, а на другой - почти скрывали ступню. Уповающий аккуратно где-то добывал себе старые чиновничьи, студенческие и офицерские фуражки и всегда отрывал у них козырьки, и его гладкий лоб постоянно был закрыт каким-либо околышем, а Пляши-нога и зимой и летом ходил в чумацкой бараньей шапке, сдвинутой па затылок; из-под нее во все стороны торчали пряди черных жестких волос, и его рябой и изрытый глубокими морщинами лоб был выпукл, высок и черен от загара.
[Их ненавидели,] но боялись, терпели и всегда, когда они просили себе какой-либо работы, охотно давали им такую и обращались с ними, пока они были в деревне, как с почтенными и уважаемыми людьми. Уповающий брал на себя кладку печей, столярные поделки, починку сапог и сбруй, лечение от разных недугов наговором, занимался коиовальством, чинил часы, дубил овчину, а главным образом пил водку и ел в невероятном количестве кавуны. Пляши-нога помогал ему во всем этом, презрительно поджимая свои тонкие губы, но больше всего любил лежать, летом в тенистых уголках, а зимой на печке, и ко всему присматривался и прислушивался.
Уповающий был человеком лёгким, душевным, но отчаянным алкоголиком. Пляши-нога почти не пил, но был человеком мрачным, склонным к тоске и мрачным думам. Кони были его страстью. Однажды, желая развеять тоску друга, Уповающий сообщил Пляши-ноге, что давеча снова видел Кириленкова коня, которого Пляши-нога безуспешно пытался украсть в течение двух лет. Уповающий убедил друга, что не ошибся, и они решили свести коня вместе с двумя другими лошадьми у целовальника Лаврушки (Лаврентия Очепенко) в ту же ночь. Сторожа были вусмерть пьяны и кража удалась. Друзья оседлали коней и, ведя третьего в поводу, отправились на хутор к еврею Исайке.
Конь встряхивал ушами, взмахивал гривой и тихонько ржал, как бы понимая ласковую речь. Он шел крупной рысыо, свободно и легко вскидывая тонкие, стройные ноги, и весело взмахивал хвостом. Ему всё хотелось пойти вскачь, и он то и дело порывался вперед широкой грудью и задорно фыркал, нервно встряхивая ушами, но Пляши-нога сдерживал его. Тогда на момент конь сбивался с рыси и, ловко перебрав пружинными ногами, снова ровно брал ею пространство, покачивая на своем хребте высокого всадника в заломленной набекрень мохнатой бараньей шапке, прильнувшего к его шее.
Очепенко подговорил приятелей расправиться с конокрадами. Вечером следующего дня они долго и тяжело убивают пьяного Уповающего - тот вернулся первым в балку, где друзья часто ночевали, для отвода глаз. Пляши-нога появился слишком поздно и не успел спаси друга, но убийцы, павшие духом после расправы с Уповающим, не смогли ни убить, ни запугать его. Убийц отдали под суд.
Судили глухонемого, Очепенко, старшего Жукова и Гирко. Первого и последнего оправдали. Очепенко отправился в Сибирь с старшим Жуковым, но во время следствия он разорился на подарки нужным людям до того, что не мог даже заплатить адвокату, и его защищал казенный защитник. Захарченко удавился в ночь перед арестом. Младший Жуков умер в тюрьме от тифа.
Эта реальность съёжилась и почернела, словно сгоревший лист книги. Иногда листы с текстом, сгорев, не рассыпаются в прах. Взяв в руки лёгкий остов, вглядываешься в буквы и видишь, что не только сам лист, но и текст неузнаваемо изменился.
***
Дружки Пляши-нога и уповающий - мелкие воры, жившие в гнилой лачуге на окраине города. Они промышляли мелкими кражами в соседних деревнях, стараясь не появляться в одной и той же деревне слишком часто. Мужики о них знали и грозились прибить, но из-за ничтожности доставляемых ими хлопот пока терпели.
Пляши-нога был человек лет сорока, высокий, сутулый, худой и жилистый. Он ходил, опустив голову к земле, заложив за спину длинные руки, шагая неторопливо, но широко, и на ходу он всегда оглядывался по сторонам озабоченно прищуренными, беспокойно зоркими глазами. Волосы на голове он стриг, бороду брил; густые сивые солдатские усы закрывали ему рот, придавая лицу его ощетинившееся, суровое выражение. Левая нога у него, должно быть, была вывихнута или сломана и срослась так, что стала длиннее правой; когда он, шагая, поднимал ее, она у него подпрыгивала в воздухе и виляла в сторону; эта особенность походки и дала ему прозвище.
Уповающий был старше товарища лет на пять, ниже ростом, шире в плечах. Он часто и глухо кашлял, лицо его, скуластое, обросшее большой черной с проседью бородой, покрывала болезненная желтизна. Глаза у него большие, черные, а смотрели виновато, ласково. Находу он складывал губы сердечком и тихо насвистывал песню, печальную, всегда одну и ту же. На плечах у него болталась короткая одежина из разноцветных лохмотьев - что-то похожее на ватный пиджак; а Пляши-нога ходил в длинном сером кафтане, подпоясанном кушаком. Уповающий был крестьянином, его товарищ - сын пономаря, бывший лакей и маркер.
Зимою дружкам приходилось плохо; зачастую оба они выходили по вечерам на улицы города и просили милостыню, стараясь не попадаться на глаза полиции. Очень редко удавалось им украсть что-нибудь; ходить по деревням неудобно и холодно, и на снегу оставались следы, да и бесполезно посещать деревни, когда всё в них заперто и занесено снегом. Много сил теряли товарищи зимой, борясь с голодом, и, может быть, никто не ждал весны так жадно, как они ждали ее...
Но вот, наконец, подходила весна. Они, истощенные, полубольные, вылезали из своего оврага, радостно смотрели на поля, где с каждым днем быстрее таял снег, являлись бурые проталины, лужи блестели, как зеркала, и весело журчали ручьи.
Являлись жаворонки; товарищи шли в поле, ставили сеть на одной из проталин и, бегая по полю, мокрые и грязные, гнали под сеть голодных и утомленных перелетом птиц, искавших корма на сырой, только что освободившейся из-под снега земле. Наловив птичек, они продавали их по пятачку и гривеннику за штуку. Потом являлась крапива, которую они собирали и тащили на базар торговкам овощами. Почти каждый день весны давал им что-нибудь новое,- новый, хотя и маленький заработок. Они умели всем пользоваться: верба, щавель, шампиньоны, земляника, грибы - ничто не миновало их рук. Солдаты выходили на стрельбу,- друзья, после окончания стрельбы, рылись в валах, отыскивая пули, которые потом продавали по двенадцати копеек за фунт. Все эти занятия хотя и не позволяли друзьям умереть с голоду, но очень редко давали им возможность насладиться чувством сытости,- приятным чувством полноты желудка и горячей работой его над проглоченной пищей.
Пляши-нога - человек резкий, но не склонный к отвлечённым размышлениям и практичный. Уповающий - человек, подверженный тяжким мыслям о бренности бытия. Ещё он задыхается и кашляет кровью.
Как-то в апреле на опушке леса они наткнулись на хилую клячу.
По опушке бродила маленькая мохнатая и взъерошенная лошаденка с подведенными боками; ребра на ее остове вырисовывались так же выпукло, как обручи на бочке. Товарищи остановились и долго смотрели, как она медленно переступала ногами, наклоняя морду к земле, и, забирая губами желтые былинки, тщательно жевала их истертыми зубами.
Дружки уводят лошадь, надеясь заработать на ней хотя бы рубля три, за шкуру. Уповающий долго уговаривает Пляши-ногу бросить лошадь: и хлопотно, и мужика жалко, мужику без лошади - край.
Пережить эту ночь Уповающий не смог.
Уповающий откинулся на спину, глухо кашляя и выплевывая изо рта целые шматки крови...
- Идет? - спросил Пляши-нога, стоя над ним, но глядя в сторону.
- Шибко идет,- еле слышно сказал Уповающий и закашлялся.
Пляши-нога цинично и громко ругнулся.
- Хоть бы позвать кого!
- Кого? - грустным эхом повторил Уповающий.
- А может, ты - встал бы да и пошел - помаленьку?
- Нет уж...
Пляши-нога сел около головы товарища и, обняв колени руками, стал смотреть ему в лицо. Грудь Уповающего подымалась неровно, с глухим хрипом, глаза провалились, губы как-то странно растянулись и как бы пристали к зубам. Из левого угла рта по щеке ползла живая темная струйка.
Пляши-нога сел около головы товарища и, обняв колени руками, стал смотреть ему в лицо. Грудь Уповающего подымалась неровно, с глухим хрипом, глаза провалились, губы как-то странно растянулись и как бы пристали к зубам. Из левого угла рта по щеке ползла живая темная струйка.
- Всё еще течет? - тихо спросил Пляши-нога, и в тоне его вопроса было что-то близкое к почтению.
Лицо Уповающего дрогнуло.
- Течет...- раздался слабый хрип.
Вот Уповающий приподнял голову; но она у него тотчас же бессильно упала на землю.
- Что, брат? - наклонился к нему Пляши-нога.
Но он не отвечал уже, спокойный и неподвижный. Посидел еще немного около товарища Пляши-нога, а потом встал, снял шапку, перекрестился и медленно пошел вдоль оврага. Лицо у него обострилось, брови и усы ощетинились, шагал он так твердо, точно бил
землю ногами, точно больно сделать ей хотел.
Уже светало. Небо серое, неласковое; в овраге царила угрюмая тишина; только ручей вел свою однообразную, тусклую речь.
Но вот раздался шорох... Должно быть, ком земли покатился на дно оврага. Проснулся грач и, тревожно крикнув, полетел куда-то. Потом синица прозвенела. В сыром, холодном воздухе оврага звуки жили не долго - родятся и тотчас же исчезнут...
Пляши-нога говорил про себя, что он донской казак, и был высок ростом, худ и сутул. Некогда он переломил себе берцовую кость левой ноги, она срослась и стала почему-то длиннее правой; это обстоятельство заставляло его при ходьбе перегибаться вправо для того, чтобы закинуть свою левую ногу вперед, отчего его походка была какой-то пляшущей,- и отсюда странное и смешное прозвище Пляши-нога. Уповающий был якобы бессрочно отпускной рядовой какого-то резервного батальона, а до солдатства числился мещанином города Углича, и был коренаст, широкоплеч и несокрушимо весел. Лицо у него было красное, бритое, полное, с прямыми рыжими щетинистыми усами и с толстой нижней губой, всегда оттянутой книзу, с добродушной улыбкой голубых глаз, живо блестевших из-под густых рыжих бровей; вообще оно составляло прямой контраст с длинным, сухим и рябым лицом Пляши-ноги, скрывавшимся в густой черной с проседью бороде, из которой темно-серые глаза смотрели недовольно и холодно. Уповающий ходил, засунув руки в карманы солдатских грязно-зеленых штанов, и серая рваная шинель висела на его широких плечах ловко и крепко, а Пляши-нога руками на ходу сильно махал, и полы его хохлацкой свитки всегда летали вокруг его длинной фигуры, как черные изломанные крылья, а чумацкие шаровары на левой ноге въезжали чуть не до колена, а на другой - почти скрывали ступню. Уповающий аккуратно где-то добывал себе старые чиновничьи, студенческие и офицерские фуражки и всегда отрывал у них козырьки, и его гладкий лоб постоянно был закрыт каким-либо околышем, а Пляши-нога и зимой и летом ходил в чумацкой бараньей шапке, сдвинутой па затылок; из-под нее во все стороны торчали пряди черных жестких волос, и его рябой и изрытый глубокими морщинами лоб был выпукл, высок и черен от загара.
[Их ненавидели,] но боялись, терпели и всегда, когда они просили себе какой-либо работы, охотно давали им такую и обращались с ними, пока они были в деревне, как с почтенными и уважаемыми людьми. Уповающий брал на себя кладку печей, столярные поделки, починку сапог и сбруй, лечение от разных недугов наговором, занимался коиовальством, чинил часы, дубил овчину, а главным образом пил водку и ел в невероятном количестве кавуны. Пляши-нога помогал ему во всем этом, презрительно поджимая свои тонкие губы, но больше всего любил лежать, летом в тенистых уголках, а зимой на печке, и ко всему присматривался и прислушивался.
Уповающий был человеком лёгким, душевным, но отчаянным алкоголиком. Пляши-нога почти не пил, но был человеком мрачным, склонным к тоске и мрачным думам. Кони были его страстью. Однажды, желая развеять тоску друга, Уповающий сообщил Пляши-ноге, что давеча снова видел Кириленкова коня, которого Пляши-нога безуспешно пытался украсть в течение двух лет. Уповающий убедил друга, что не ошибся, и они решили свести коня вместе с двумя другими лошадьми у целовальника Лаврушки (Лаврентия Очепенко) в ту же ночь. Сторожа были вусмерть пьяны и кража удалась. Друзья оседлали коней и, ведя третьего в поводу, отправились на хутор к еврею Исайке.
Конь встряхивал ушами, взмахивал гривой и тихонько ржал, как бы понимая ласковую речь. Он шел крупной рысыо, свободно и легко вскидывая тонкие, стройные ноги, и весело взмахивал хвостом. Ему всё хотелось пойти вскачь, и он то и дело порывался вперед широкой грудью и задорно фыркал, нервно встряхивая ушами, но Пляши-нога сдерживал его. Тогда на момент конь сбивался с рыси и, ловко перебрав пружинными ногами, снова ровно брал ею пространство, покачивая на своем хребте высокого всадника в заломленной набекрень мохнатой бараньей шапке, прильнувшего к его шее.
Очепенко подговорил приятелей расправиться с конокрадами. Вечером следующего дня они долго и тяжело убивают пьяного Уповающего - тот вернулся первым в балку, где друзья часто ночевали, для отвода глаз. Пляши-нога появился слишком поздно и не успел спаси друга, но убийцы, павшие духом после расправы с Уповающим, не смогли ни убить, ни запугать его. Убийц отдали под суд.
Судили глухонемого, Очепенко, старшего Жукова и Гирко. Первого и последнего оправдали. Очепенко отправился в Сибирь с старшим Жуковым, но во время следствия он разорился на подарки нужным людям до того, что не мог даже заплатить адвокату, и его защищал казенный защитник. Захарченко удавился в ночь перед арестом. Младший Жуков умер в тюрьме от тифа.
Эта реальность съёжилась и почернела, словно сгоревший лист книги. Иногда листы с текстом, сгорев, не рассыпаются в прах. Взяв в руки лёгкий остов, вглядываешься в буквы и видишь, что не только сам лист, но и текст неузнаваемо изменился.
***
Дружки Пляши-нога и уповающий - мелкие воры, жившие в гнилой лачуге на окраине города. Они промышляли мелкими кражами в соседних деревнях, стараясь не появляться в одной и той же деревне слишком часто. Мужики о них знали и грозились прибить, но из-за ничтожности доставляемых ими хлопот пока терпели.
Пляши-нога был человек лет сорока, высокий, сутулый, худой и жилистый. Он ходил, опустив голову к земле, заложив за спину длинные руки, шагая неторопливо, но широко, и на ходу он всегда оглядывался по сторонам озабоченно прищуренными, беспокойно зоркими глазами. Волосы на голове он стриг, бороду брил; густые сивые солдатские усы закрывали ему рот, придавая лицу его ощетинившееся, суровое выражение. Левая нога у него, должно быть, была вывихнута или сломана и срослась так, что стала длиннее правой; когда он, шагая, поднимал ее, она у него подпрыгивала в воздухе и виляла в сторону; эта особенность походки и дала ему прозвище.
Уповающий был старше товарища лет на пять, ниже ростом, шире в плечах. Он часто и глухо кашлял, лицо его, скуластое, обросшее большой черной с проседью бородой, покрывала болезненная желтизна. Глаза у него большие, черные, а смотрели виновато, ласково. Находу он складывал губы сердечком и тихо насвистывал песню, печальную, всегда одну и ту же. На плечах у него болталась короткая одежина из разноцветных лохмотьев - что-то похожее на ватный пиджак; а Пляши-нога ходил в длинном сером кафтане, подпоясанном кушаком. Уповающий был крестьянином, его товарищ - сын пономаря, бывший лакей и маркер.
Зимою дружкам приходилось плохо; зачастую оба они выходили по вечерам на улицы города и просили милостыню, стараясь не попадаться на глаза полиции. Очень редко удавалось им украсть что-нибудь; ходить по деревням неудобно и холодно, и на снегу оставались следы, да и бесполезно посещать деревни, когда всё в них заперто и занесено снегом. Много сил теряли товарищи зимой, борясь с голодом, и, может быть, никто не ждал весны так жадно, как они ждали ее...
Но вот, наконец, подходила весна. Они, истощенные, полубольные, вылезали из своего оврага, радостно смотрели на поля, где с каждым днем быстрее таял снег, являлись бурые проталины, лужи блестели, как зеркала, и весело журчали ручьи.
Являлись жаворонки; товарищи шли в поле, ставили сеть на одной из проталин и, бегая по полю, мокрые и грязные, гнали под сеть голодных и утомленных перелетом птиц, искавших корма на сырой, только что освободившейся из-под снега земле. Наловив птичек, они продавали их по пятачку и гривеннику за штуку. Потом являлась крапива, которую они собирали и тащили на базар торговкам овощами. Почти каждый день весны давал им что-нибудь новое,- новый, хотя и маленький заработок. Они умели всем пользоваться: верба, щавель, шампиньоны, земляника, грибы - ничто не миновало их рук. Солдаты выходили на стрельбу,- друзья, после окончания стрельбы, рылись в валах, отыскивая пули, которые потом продавали по двенадцати копеек за фунт. Все эти занятия хотя и не позволяли друзьям умереть с голоду, но очень редко давали им возможность насладиться чувством сытости,- приятным чувством полноты желудка и горячей работой его над проглоченной пищей.
Пляши-нога - человек резкий, но не склонный к отвлечённым размышлениям и практичный. Уповающий - человек, подверженный тяжким мыслям о бренности бытия. Ещё он задыхается и кашляет кровью.
Как-то в апреле на опушке леса они наткнулись на хилую клячу.
По опушке бродила маленькая мохнатая и взъерошенная лошаденка с подведенными боками; ребра на ее остове вырисовывались так же выпукло, как обручи на бочке. Товарищи остановились и долго смотрели, как она медленно переступала ногами, наклоняя морду к земле, и, забирая губами желтые былинки, тщательно жевала их истертыми зубами.
Дружки уводят лошадь, надеясь заработать на ней хотя бы рубля три, за шкуру. Уповающий долго уговаривает Пляши-ногу бросить лошадь: и хлопотно, и мужика жалко, мужику без лошади - край.
Пережить эту ночь Уповающий не смог.
Уповающий откинулся на спину, глухо кашляя и выплевывая изо рта целые шматки крови...
- Идет? - спросил Пляши-нога, стоя над ним, но глядя в сторону.
- Шибко идет,- еле слышно сказал Уповающий и закашлялся.
Пляши-нога цинично и громко ругнулся.
- Хоть бы позвать кого!
- Кого? - грустным эхом повторил Уповающий.
- А может, ты - встал бы да и пошел - помаленьку?
- Нет уж...
Пляши-нога сел около головы товарища и, обняв колени руками, стал смотреть ему в лицо. Грудь Уповающего подымалась неровно, с глухим хрипом, глаза провалились, губы как-то странно растянулись и как бы пристали к зубам. Из левого угла рта по щеке ползла живая темная струйка.
Пляши-нога сел около головы товарища и, обняв колени руками, стал смотреть ему в лицо. Грудь Уповающего подымалась неровно, с глухим хрипом, глаза провалились, губы как-то странно растянулись и как бы пристали к зубам. Из левого угла рта по щеке ползла живая темная струйка.
- Всё еще течет? - тихо спросил Пляши-нога, и в тоне его вопроса было что-то близкое к почтению.
Лицо Уповающего дрогнуло.
- Течет...- раздался слабый хрип.
Вот Уповающий приподнял голову; но она у него тотчас же бессильно упала на землю.
- Что, брат? - наклонился к нему Пляши-нога.
Но он не отвечал уже, спокойный и неподвижный. Посидел еще немного около товарища Пляши-нога, а потом встал, снял шапку, перекрестился и медленно пошел вдоль оврага. Лицо у него обострилось, брови и усы ощетинились, шагал он так твердо, точно бил
землю ногами, точно больно сделать ей хотел.
Уже светало. Небо серое, неласковое; в овраге царила угрюмая тишина; только ручей вел свою однообразную, тусклую речь.
Но вот раздался шорох... Должно быть, ком земли покатился на дно оврага. Проснулся грач и, тревожно крикнув, полетел куда-то. Потом синица прозвенела. В сыром, холодном воздухе оврага звуки жили не долго - родятся и тотчас же исчезнут...