Александр Никитин. ИЗВЕРГАТЕЛИ СВЯТЫХ МОЩЕЙ
О мощах свт. прп. Серафима Саровского
Ископаша руце мои и нозе мои; исчетоша вся кости моя; тии же смотриша и презреша мя.
(Пс., XXI, 17-18)
Поистине пророческими оказались слова будущего основателя Русской Православной Зарубежной Церкви, преосвященного Антония (Храповицкого), тогдашнего епископа Волынского и Житомирского, произнесенные им в самом начале российской смуты нынешнего (XX) века, 20 февраля 1905 года с амвона Исаакиевского кафедрального собора в С.-Петербурге. Он сказал, что … в случае колебания самодержавия - единственной дружественной народу высшей власти - простой русский народ «будет несчастнейшим из народов, порабощенным уже не прежним суровым помещиком, но врагом всех священных ему и дорогих устоев его тысячелетней жизни - врагом упорным и жестоким, который начнет с того, что отнимет у него возможность изучать в школах Закон Божий, а кончит тем, что будет разрушать святые храмы и извергать мощи угодников Божиих, собирая их в анатомические театры…»1
Мы подчеркиваем последние слова блаженнейшего архипастыря, так как разного рода социалисты и прочие, по его словам «внутренние враги России желают сдвинуть ее с вековечных устоев»2, всегда суеверно боялись и ненавидели честные останки святых угодников Божиих, полагаемые, как известно, во основание каждого христианского храм, а извергатели их тогда уже бродили, беснуясь, по русской земле… Известно, с какою непримиримою тупою злобой отнеслись еще сидевшие в своем подполье большевики к всенародному торжеству прославления Великого старца - святого преподобного Серафима Саровского в 1903 году; сохранились до сего дня гнусные их листки, подметываемые, в частности, Тульским и Нижегородским комитетами РСДРП в убогие котомки саровских паломников. Казалось бы, зачем страшиться бренных, по их воззрениям, останков - тех самых «костей сухих зело», о которых речет в своем духовно-сокровенном видении святой пророк Иезекииль?3. С духовной точки эти страх и ненависть бесноватых можно объяснить лишь дьявольским противодействием учению Священного писания об участии христианских тел, как храмов Духа Святого, вместе с душами человеческими в безсмертии, вечной жизни. Через клевретов своих всеобщий враг пытается поставить под сомнение, поглумиться страшному в своем величии Иезекиилеву пророчеству о возстании и обновлении народа Божия по Христе, когда в грохоте потрясшейся земли «совокупляхуся кости, кость к кости, каяждо к составу своему, … и се быша им жилы, и плоть растяше, и восхождаше, и протяжеся им кожа верху, … от четырех ветров … вниде в ня дух жизни, и ожиша, и сташа на ногах своих собор мног зело» (Иезек., XXXVII, 7-10).
Когда же «тяжкий нераскаянный грех вызвал сатану из бездны, изрыгающего … хулу на Господа и Христа Его и воздвигающего открытое гонение на Церковь»4, тогда это мистическое противоборство, одним из ключевых узлов которого стали святые мощи, приобрело откровенный разнузданно-сатанинский характер.
С началом широкого гонения Российской церкви, уже в июне 1918 года, одновременно с реквизицией церковного имущества, закрытием большинства домовых церквей и всех духовно-учебных заведений, прекращением преподавания Закона Божия в школах даже и на частные средства, участились случаи осквернения мощей и вообще жестоких репрессий против духовенства. На следующий год до святынь добрались всерьез: 1/14 февраля Наркомюст издал постановление «Об организованном вскрытии мощей»5, приведшее на конец мая 1919 года к принудительному вскрытию 38 священных гробниц по всей центральной России и 63 - кощунственным вскрытиям к осени 1920 года6. Небезынтересно отметить, что полная сводка результатов этих «вскрытий»7, с какою-то садистической скрупулезностью и патологическим натурализмом перечисляющая, что же было обнаружено в раках с останками святых угодников, во многих случаях вынуждена ограничиваться нехотя оброненной скупою формулой: «найден мумифицированный труп», тем самым буквально свидетельствуя о нетлении обследованных честных останков. Но такие находки еще более распаляют усердие неверных человек. И 12/25 августа 1920 года выходит чудовищный по своей сути циркуляр Наркомюста всем губисполкомам «О ликвидации мощей», гласивший:
«а/ местные исполкомы при соответствующей агитации последовательно и планомерно проводят полную линию ликвидации мощей, опираясь на революционное сознание трудящихся масс, избегая при этом всякой нерешительности и половинчатости при проведении своих мероприятий;
б/ ликвидация названного культа мертвых тел, кукол и т. п. осуществляется путем передачи их в музей;
в/ во всех случаях обнаружения шарлатанства, фокусничества, фальсификации и иных уголовных деяний, направленных к эксплоатации темноты как со стороны отдельных служителей культа, так равно и организаций бывших официальных вероисповедных ведомств, Прокуратура возбуждает судебное преследование против всех виновных лиц, причем ведение следствия поручается следователям по важнейшим делам, а самое дело разбирается при условиях широкой гласности»8.
В этом документе отчетливо усматривается и тот панический ужас перед святынею, равно как и лукавая двойственность, некое противоречие первого и второго пунктов. Если в первом определенно говорится о «ликвидации» мощей, то во втором - лишь об отъятии их у церковного народа и передаче государству, т. е. в государственные атеистические и краеведческие музеи. Это следует понимать так: развернем агитационную кампанию, изымем, пока поместим в музей, а там посмотрим: вызовет эта кощунство широкое народное недовольство - открыто сохраним в музее (как мощи многих великих русских святых, например святого преподобного Сергия Радонежского). А ежели сойдет без шума, уберем прикровенно в запасники, на склады, а там, ели забудется все, то или «потеряем», или втихую ликвидируем уже по-настоящему. Отсюда становится понятным, почему ныне в музеях вдруг обнаруживаются многочисленные, не оприходованные и хорошо запрятанные мощи, но еще большее количество таковых не обретается в наличии и вовсе…
Централизованный порядок был следующим: особо чтимые св. мощи после «ликвидации изъятием» доставлялись в музей народного комиссариата здравоохранения, на выставку отдела «Гниение и разложение животных предметов» (вспомним пророческие слова блаж. митрополита Антония). Так, нарком здравоохранения РСФСР Н. Семашко (вероятно, в начале 1920-х годов) писал, что «… недавно выставка обогатилась новыми экспонатами: мощами Иосифа Горленко (так в тексте здесь и далее - А.Н.) из Курской губернии, Александра Свирского из Олонецкой, Серафима Саровского из Саратовской пустыни, из Красноярска доставлен мумифицированный труп епископа Иннокентия9…» Да уж воистину, как позднее свидетельствовал один из обновленцев: таковыми своими действиями «государственная власть … выступала в качестве блюстительницы интересов малосознательной части населения…»10. Это высказывание характеризует отношение обновленцев к святым мощам и святотатственной политике большевиков в этой области. Так что, взахлеб писали и фиксировали на кинопленку, что вскрытия и изъятия мощей происходили в присутствии и чуть не с благословения представителей духовенства, то имели в виду именно такое «красное» духовенство - будущих обновленцев. Последователи же святителя Тихона, Патриарха Московского, Исповедника, в обвинительном заключении которому, кстати, фигурировали две позиции, связанные с сопротивлением правительственной линии поругания святых мощей,11 шли под советский неправедный суд12 или насильственно лишались самой жизни за противоборство натиску безбожных и злых на благоговейно почитаемые духовные сокровища!
Таким образом, вместо действия, должного послужить основанием для окончательного разгрома Церкви, получилась закваска сообщества о Господе верных на крови святых Новомучеников, истинное обновление св. Церкви.
К массовым кампаниям «мощнейшей эпопеи» более не возвращались, решили, что нечего будоражить народ в условиях разворачивающейся коллективизации. Но тихое извержение мощей продолжалось. Обычно это имело место при закрытии храмов, монастырей довоенного времени.
Но со времени осуществления подложной русской церковной иерархии (1927-1944 гг.) о святых мощах будто забывают: то ли все мощи ликвидированы, то ли Верховный Главнокомандующий повелел не огорчать новообразованную Московскую патриархию… После «стабилизации церковной жизни в новых социалистических условиях» (в переводу с советского «новояза» - после уничтожения в ГУЛАГе иерархии Российской Церкви и подмены ее советскими ставленниками) в 1944 году с дозволения на высшем кремлевском уровне, святые мощи из музеев частично возвращаются в монастыри и храмы. (Чуть ли не единственный случай возвращения из Исторического музея общероссийской святыни - честных останков святого преподобного Сергия Радонежского в Троице-Сергиеву лавру в 1946 году).
Может быть, были и еще какие-либо «тихие» возвращения в провинции, однако тема святых мощей для громких антирелигиозных акций после Второй Мировой войны уже для властей становится неактуальной.
Где-то в немногих оставшихся служащими храмах, без особенного почета (разве что прославляемые благочестивой молвой) тихо сохраняются раки с мощами или даже пустующие; постепенно забывается принадлежность останков и их атрибутов. Последнее лютое гонение на Церковь 1960-х годов порождает новую волну их перетасовки - из вновь закрываемых храмов и обителей в музеи или же в тесные оставшиеся церквушки, куда-нибудь подальше, в уголок, только не на всеобщее обозрение, а то жди санэпиднадзор…
Но еще идут и идут смиренные богомольцы-паломники к многочисленным святым мощам Ближних и Дальних пещер обращенной в музей Свято-Успенской Киево-Печерской лавры. Оттуда все останки святых физически было невозможно, да и некуда вывезти, но удалось дерзновенно написать масляной краской инвентарные номера на священных костях… Отстаивают повседневные неугасимые молебны с акафистами у раки свт. преподобного Сергия Радонежского в Свято-Троицком соборе его лавры; прикладываются ко гробам свт. преподобных Марка, Ионы и Корнилия, Псково-Печерских чудотворцев; припадают к раке святителя Никиты Новгородского в тесном единственном храме во имя Святого Апостола Филиппа древлеосвященного некогда Великого Новограда; заказывают молебны святому прп. Нилу Столобенскому у его мощей в величественном Вознесенском соборе бывшего Знаменского Осташковского монастыря, … и «во инех местех творящая таковая…»
Во время своих странствий по Северу России автору этих строк в Афанасьевской Лысогорской церкви Кубенского села Чирково довелось видеть и вовсе пустующий кенотафий, уже неизвестно какой принадлежности, с наложенными на него веригами, по всей вероятности, некогда местночтимого святого блаженного Василия Спасо-Кубенского. Но сведения об этом уже были совершенно утрачены даже в памяти тамошних благочестивых жителей - преимущественно пожилых женщин, собирающихся на праздничные службы из отдаленных на десятки мест округи.
Итак, нарочито секуляризированное советское общество поспешило записать святые мощи в «устаревшие понятия»…
Новая глава в истории мощей началась недавно и происходящие ныне в этой связи события не могут быть духовно осмысленными без предпринятого нами краткого обзора извержения святынь за время большевистского беззаконного владычества.
Еще из святоотеческих преданий известно всем, что враг спасения нашего никогда не действует одинаковыми способами для введения в соблазн, подложный обман и обаяние своим химерическим дурманом. В нынешние времена нелепых публичных рукопожатий высших церковных иерархов с первыми лицами безбожного государства представляется совершенно несообразным бесхитростное дьявольское подогревание воинствующего богоборчества, хотя бы, например, и в отношении почитаемых церковным народом святынь. Но вместо этого всесмехливый князь дольнего удела весьма тонким искушением достигает своей цели всеобщего обмана и заблуждения при посредстве новых извергателей мощей, мнящих тем службу совершати Богу.
А начиналось все довольно благолепно. В 1989 году, через год после помпезного официозно отмеченного юбилея 1000-летия Крещения Руси и существенного изменения государственной политики в области православного вероисповедания в петербургском антирелигиозном музее, что в Казанском соборе, «случайно» обнаружились мощи святого Благоверного Великого Князя Александра Невского - небесного покровителя города. Тот самый малый ковчежец с пощаженными огнем древнего еще пожара частицами останков князя-воина и инока, что хранились в Богородице-Рождественском монастыре во Владимире и торжественно были перенесены в С.-Петербург в 1724 году. «Сенсационная находка» не представляла собою ничего неожиданного, так как в музейных кругах было хорошо известно, что сей священный ковчежец стоял на столике одного из директоров «Музея религии и атеизма» чуть ли не рядом… с курительными принадлежностями. Поднаторевший в ловкости общения с властными партноменклатурными чиновниками бывший тогда митрополит Ленинградский Алексий (Ридигер), нынешний Московский патриарх (охарактеризованный в докладе Фурова в 1978 г., как «на словах и на деле подтверждающий не только лояльность, но и патриотичность к социалистическому обществу»13), следует отдать ему должное, удачно воспользовался ситуацией и добился соглашения с Министерством культуры СССР о возвращении петербургской святыни в Свято-Троицкий собор Александро-Невской лавры. Остается только пожалеть, что общественный ажиотаж вокруг этого торжественного события уже угас, митрополит Алексий взошел на патриарший престол, а вопрос о водворении ценнейшей елисаветинской раки колыванского серебра на свое историческое место в лаврском соборе, как достойной оправы св. мощей Александра Невского, так и не поднимался…
Зато возбуждался другой вопрос. Наверное, уже тогда чутко улавливающий колебания правительственной линии по отношению к Церкви митрополит Алексий достиг договоренности и о более усердных поисках каких-либо мощей в фондах антирелигиозного музея. Заказ владыки был выполнен: поискали получше - и нашли, уже в конце следующего года, когда высокий заказчик стал рангом еще выше.
… В газетах появились трогательные истории о том, что кто-то из сотрудников музея в Казанском соборе случайно наткнулся на таинственный не оприходованный резной сундук, в котором при ближайшем исследовании обнаружились останки, да не какие-нибудь, а самого великого Саровского старца преподобного батюшки нашего Серафима! Идентификация была произведена тотчас же на месте по … имени на одном из поручей. И сомнений не осталось, уж больно хотелось верить, что бесценная святыня сия не безвозвратно утрачена, и мы не лишены возможности прикоснуться к ней и видеть ее своими глазами14. Трудно ответить, было ли серьезное историческое и церковно-археологическое исследование вопроса принадлежности обнаруженных мощей, но никаких отчетов об этом не публиковалось. И, наверное, во избежание «соблазнов» полным молчанием было обойдено благочестивое предание о том, что мощи преподобного Саровского старца в руки безбожников никогда и не попадали. Ныне, по имеющимся сведениям, можно утверждать, что предание это вполне правдоподобно.
О событиях 1927 года вспоминает одна из последних дивеевских сестер, инокиня Серафима (в миру Софья Александровна Булгакова, род. в 1908 г.): «…В понедельник Крестопоклонной недели приехало много начальства. Сгребли все святыни: Чудотворную икону Живоносного Источника, гроб-колоду, в котором лежал 70 лет в земле батюшка Серафим, кипарисовый гроб, в котором находились мощи, и другое. Все это сложили между Царскими покоями и северным входом Успенского собора, устроили костер, зажгли. Послушник Борис сумел сфотографировать, он приносил нам показать снимок этого костра. Мощи же Батюшки Серафима, то есть его косточки, как они были облачены в мантию и одежды, все это свернули вместе и вложили в синий просфорный ящик. Ящик запечатали, а сами разделились на четыре партии, сели на несколько саней и поехали в разные стороны, желая скрыть, куда они везут мощи. Ящик со святыми мощами повезли на Арзамас через село Онучино, где остановились ночевать и кормить лошадей. Однако как ни хотели скрыть концы, но, как только тройка со святыми мощами въехала в село Кременки, там, на колокольне ударили в набат. Мощи повезли прямо в Москву. Там их принимала научная комиссия. К этой комиссии сумел присоединиться священник Владимир Богданов (известный московский духовник - А.Н.). Когда вскрыли ящик, то, по свидетельству о. Владимира, мощей в нем не оказалось. Я слышала это от его духовных детей. Это же говорил и покойный владыка Афанасий (Сахаров - А.Н.), бывший после ссылки с о. Владимиром в Котласе. Говорили, что, приехав на ночлег, кощунники ящик со святыми мощами заперли в амбаре, а ключи взяли себе. Но сами выпили…»15.
В 1966 году дивеевская монахиня Анна (Троегубова), жившая с десяти лет в монастыре, рассказывала будущему архиепископу Лазарю (Журбенко) подробную историю спасения святых мощей Серафима Саровского. Причем именно матушка Анна была послана своим братом, монахом Гедеоном (впоследствии мучеником), жившим при закрытой Саровской обители в качестве лесничего, к игумении в Дивеево с вестью о том, «что мощи преподобного Серафима» забирают. Спешно снаряженные игуменией дивеевские сестры, напоив чекистов водкой до беспамятства, выкрали из ящика мощи и спрятали их в Дивеево… Упомянуто тогда было и о точном месте их сокровения, известном поныне только малому числу особо доверенных лиц16.
… Так что уже в 1927 году исполнилось пророчество великого старца: «надлежит мне, убогому Серафиму, из Сарова перейти в Дивеево…»
В 1991 году, поспешно и слабо аргументировано объявив мощи святого Серафима Саровского, устроители официальных торжеств по поводу перенесения этих, якобы серафимовских останков в Дивеево, проигнорировали приведенные нами, а также и другие свидетельства, подобные им. А дивеевскую монахиню Ефросинью, знавшую правду и желавшую закричать «не верьте, люди!», заперли на время церемонии под замок17…
Мы не склонны дерзновенно обличать кого-либо в намеренной фальсификации столь дорогой и значимой для православного человека святыни, но полагаем, что необычайное небесное явление, наблюдавшееся в центре С.-Петербурга 11 января 1991 года, в самый день выдачи представителям Московской патриархии этих мощей из музея, и отмеченного даже нецерковными учеными-синоптиками, послужит предостережением ревнителям поддержания церковного авторитета благочестивым усердием не по разуму.