Робертъ Саути, Родерикъ, послѣднiй изъ Готовъ
И слезы на глазахъ его явились
Не отъ однихъ лишь помысловъ высокихъ
И радостныхъ: въ нихъ и часть
Имѣли и любовь и восхищенье,
И доблестная гордость. "Тутъ сокрылась ты
В уединенiи, моя Гаудiоса" въ сердцѣ
Своемъ онъ молвилъ, "Кладъ
Средь женщинъ! Никогда еще Судьба
Даровъ богаче не дарила мужу,
Къ которому благоволила, какъ въ тотъ часъ,
Когда передъ лицомъ Небесъ
Ты мнѣ была дарована - какъ мать моихъ дѣтей,
Отважна и чиста! Сюда бѣжала ты,
Воспитанная во дворцѣ, ты поселилась
Въ пещерахъ среди скалъ!.." Но съ гордой мыслью
Мѣшалась капля горѣчи, вѣдь никогда
Доселѣ одиночества столь глубоко
Не чувствовалъ Пелайо. Высоко надъ нимъ
Парилъ орелъ на безмятежныхъ крыльяхъ; ящерка внизку
На камняхъ грѣлась сѣрая подъ солнцемъ; никакихъ
Иныхъ существъ живыхъ не видѣлось въ пустынѣ
Той отдаленной, и не раздавался голосъ
Ничей живой вокругъ, лишь только
Журчанье скоротечной, сильной Девы
Отчетливо въ окрестности далекой разносилось,
Глубокимъ, громкимъ эхомъ,
Пульсируя до головокруженiя. Долина,
Прямая, восходя межъ горъ
Съужавшихся, закрылась здѣсь скалой,
Крутой и голой, высотою
Превосходящей всѣ строенiя, что человѣчья сила
Воздвигла, королевскимъ ли велѣньемъ,
Желанiемъ халифа иль султана или же волей
Тиранновъ, бывшихъ нѣкогда въ Египтѣ
Или въ Ассирiи; но позади нея
Еще гора вздымалась, и еще
Вершина надъ вершиною, куда лишь
Взглядъ достигалъ. Здѣсь изъ живой скалы,
Изъ двухъ ключей брала источникъ
Свой вѣковѣчный Дева, что стремился внизъ
На ровное, богатое травою
Плато , и тамъ, какъ будто къ аналою
Обряженную обрѣталъ струю, изъ подъ земли
Текущую въ безмолвiи. И грубая душа,
Передъ такою сценой въ заблужденье
Простительное впавъ, могла
Пасть на колѣни, ощущая здѣсь
Дыханье Божества, и совершить
Въ высокомъ страхѣ жертвоприношенье Нимфѣ
Источника. Пещеру открывала
Въ утѣсѣ арка; тамъ
Огромнѣйшiй изъ великаньяго отродья,
Что гдѣ либо въ чащобахъ изъ романовъ
Старинныхъ съ рыцарями и красавицами ихъ
Велъ дикую, свирѣпую войну,
Подъ этой аркой могъ бы встать. Разсыпавшiйся камень
Нетрудно позволялъ ногамъ подняться; сводъ
Над основаньемъ возносился въ ростъ
Трегубый рослаго мужчины. Духъ святыни
Нигдѣ въ во всей Испанiи столь чисто
Не вѣялъ такъ, какъ въ Ковадонгѣ, пусть и кровью
Достойнѣйшихъ страдать за вѣру
Всѣ княжества испанскiя омылись
Недавно или въ старину, или славой
Увѣнчанныхъ на небесахъ и въ пѣсняхъ
Здѣсь на землѣ, и въ чудесахъ высокихъ; Ковадонга
Не сообщала о своемъ величьи
Анналамъ героическимъ; развѣ лишь охотникъ,
Погоней увлеченный въ дебри
Нежданныя, или подпасокъ,
За прихотью случайной стада
Сюда забредшiй - вотъ и всѣ,
Кто зналъ объ этомъ мѣстѣ.
И когда Пелайо
Ключи сверкающie эти и пещеру
Священную увидѣлъ, снялъ съ бѣдра
Свой рогъ въ серебряной оправѣ, и глубокiй
Вдохъ отозвался долгимъ звукомъ, затихавшимъ
Неспѣшно, многократно отдаваясь
Отъ укрѣпленiй Кангаса, вѣщалъ
О томъ, что вновь онъ здѣсь и радъ
Тому, ушедши отъ погони. Этотъ звукъ
Едва въ пещерѣ услыхавъ, воспряла
Фавила, восклицая: "Рогъ!
Отцовскiй рогъ!.." Внезапной краской
Покрылись щеки Хермесинды; быстрымъ взоромъ
Она на мать безъ словъ взглянула; но Гаудьоса
Вдругъ поблѣднѣла, вздрогнувъ, слуху
Въ сумнѣнiи не довѣряя. Снова
Раздался голосъ рога съ тойже фразой,
Столь многимъ столь знакомой, и объятья
Раскрывъ бѣлѣ снѣга, Хермесинда
На шею пала матери, воскликнувъ,
Увѣренно: "Да, это онъ!" Когда же въ третьихъ
Рогъ громче спѣлъ, отчетливо звуча
Подъ сводами пещеры, никогда
Волшебной силой надѣленный жезлъ
Картины не чертилъ столь необычной,
Столь несумнѣнной въ этой дикой
Пустынѣ, какъ теперь, когда
Изъ чрева горъ мать съ дочерьми на зовъ
Спѣшила; въ обаяньи здравомъ,
Достоинства исполненномъ красоты,
Расцвѣтшей въ зрѣлости и увяданьемъ
Еще не тронутой; въ движеньяхъ
Подобной Королевѣ, столь врожденнымъ было
И столь обычнымъ въ каждомъ шагѣ
Ея величie... еще такъ Жрица,
Избранница, которой Божество
Съ Небесъ подало духъ явить
Свое столь совершенное жилище на землѣ...