Р.Саутиб "Родерикъ..."
Когда закончилъ Родерикъ, Принцъ-горецъ
Глядѣлъ безъ словъ въ его воспламенныя черты
Упорно-пристально, съ раздумьемъ на челѣ,
Затѣмъ, ко алтарю Оборотясь, онъ вретище свое
На землю обронилъ, доселѣ
Прижатое къ груди обѣими руками, протянувъ
Къ распятью ихъ, воскликнулъ:
"Мой Богъ и Искупитель! Гдѣ же, какъ ни здѣсь,
Предъ присутствiемъ столь грознымъ, въ этой
Одеждѣ и на этомъ покаянномъ пепелищѣ
Ч могъ найти отвѣтъ столь вѣрный на призывъ
Испанiи, и для нея , во Имя
Твое принять Вѣнецъ Терновый,
Протянутый мнѣ ею"; "Гдѣ бъ еще,
Когда не здѣсь", промолвилъ Родерикъ въ своей
Душѣ, "Столь надлежаще могъ бы, преклонивъ смиренно
Колѣни, отрѣченье утвердить мое", и дѣло
Послѣдовало мысли скрытой: на колѣни
Онъ всталъ и взявъ
Пелайо за руку, воскликнулъ: "Первый
Среди испанцевъ, съ этимъ поцѣлуемъ
Прими мое Служенiе и клятву
Здѣсь, мой Владыка и Король!" спокойнымъ
Онъ молвилъ голосомъ и не колеблясь, но когда
Сиверiанъ за нимъ послѣдовалъ, дрожалъ
Старикъ, въ то время какъ его уста
Произносили трепетный обѣтъ, и вставъ,
Воскликнулъ онъ: "Богъ да подастъ тебѣ,
Мой Принцъ, судьбу благополучней,
Чѣмъ твоему бѣднягѣ-родичу, который
Въ дни лучшiе принялъ отъ тебя
Служенье съ клятвой здѣсь!" Рѣчь его
Страданье пресѣкло, и онъ заплакалъ,
Рыдая громко. И по мужественно-твердымъ
Пелайо тоже потекли ланитамъ слезы. Только Родерикъ
Казался неколеблемъ и спокоенъ, ибо жертва,
Что онъ, Готъ царственный, принесъ,
Угдойой, принятой была, и оттого въ душѣ
Тотъ миръ онъ чувствовалъ, что наступаетъ,
Когда тяжелый долгъ исполненъ, -
Небесный, совершенный миръ отъ Бога.
VIII
Альфонсо
Радъ былъ бы самъ Пелайо въ тотъ же часъ
Повиноваться зову и пуститься, голову сломя,
Бѣжать, какъ бѣдная душа, нетерпѣливо
Холопство выносящая отчизны и въ молитвѣ ежедневной
О вызвволенiи ея крикъ поднимая къ Небу:
"Доколѣ, Господи, доколѣ!" Но иными тяготимъ
Раздумьями, онъ ради нихъ еще остался
Подъ тяготой неволи . Средь высокородныхъ Готовъ
За нимъ однимъ слѣдили Мавры, не сводя
Глазъ стражниковъ, освѣдомленные о силѣ
Между Испанцевъ имени его, о благородномъ
Его умѣ, а также и о том, что въ жилахъ
Его кровь Иберiйцевъ древнихъ
Длиннѣйшихъ царственныхъ вѣтвей течетъ,
Неоскверненная изъ родника,
Безъ споровъ всѣми признаннаго. Матери его
Грѣха послѣдствiя не осквернили
Тѣхъ правъ на тронъ, что отъ нея ему достались,
Какъ первому ее рожденью
Еще во время вѣрности ея. Также онъ,
Единственный потомокъ Хиндасуинϑо нынѣ,
Снискалъ къ себѣ любовь
Всѣхъ Готовъ истинныхъ, соединяя такъ
Съ собою этимъ правомъ
Сугубымъ сердце всей Испанiи. За это
Вся свора изувѣровъ, негодяевъ,
Въ которыхъ осознанiее вины и страхъ
Свирѣпѣйшую породили ненависть къ нему,
Внушать не преставали истребить
Пелайо домъ, особенно жъ - Прелатъ,
Вѣроотступникъ, Витицы законный братъ
Въ нечестiи, какъ и по крови, Орпасъ
Преслѣдовалъ Пелайо жизнь. Ни на день
Не прекращалъ съ усердiемъ ревнивымъ
Предатель истинный вливать
Владыкамъ Мавровъ въ души злобу
Смертельную свою. "Опасность
Для нихъ", онъ повторялъ,"лишь отъ Пелайо. Только корень
Его имъ стóитъ вырвать, власть Халифа
Пребудетъ безопасной: Испанiя, всецѣло
Утративъ упованье всякое на перемѣны,приметъ
Законъ завоевателя-Пророка". Вслѣдъ за тѣмъ
Наиподлѣйшiй Мавровъ побуждалъ тотчасже
Грядущую опасность уничтожить,
Имъ повторяя, что надежный сторожъ - смерть,
И что еще никто не могъ
Сломать могильную темницу. Но Однакожъ тутъ
Лукавство било мимо цѣли: Мавръ,
Ихъ разоривъ отечество и такъ
Награбленнымъ купивъ задешево ту свору изувѣровъ,
Къ его примкнувшихъ силѣ,
Ихъ собственнымъ имуществомъ, читалъ
Въ ихъ грязныхъ душахъ и открыто видѣлъ
Все лицедѣйство тощее интригъ,
Которыми они прикрыть пытались
Вражду старинную и выгоды свои; съ презрѣньемъ
Отнесся онъ къ совѣтамъ ихъ, искавшимъ
Лишь ихъ желанiй исполнiя; увѣровавъ въ покорность
Испанiи, онъ улыбался,
Своей побѣдою и силой надмеваясь,
Пренебрежительно раздумьямъ о войнѣ дальнѣйшей.
Однакоже Пелайо при своемъ дворѣ
Держалъ онъ, объявивъ ему, доколѣ
Соотчичи его оружiя не сложатъ въ совершенной
Покорности, ему придется жить
Въ разлукѣ съ чадами и очагомъ отцовъ,
И не питать надеждъ ,когда либо увидѣть
Родныя горы и любимыя долины,
Доколѣ не склонятся предъ Халифомъ
И астурiйскiе и кантабрiйскiе холмы
Всѣ до послѣдняго; быть надлежитъ
Его ночной темницей Кордобѣ до часа
Сего. И въ эту ночь, по милости особой
Испрошенной у Мавра и полученной, за стѣны
Онъ вышелъ, соблюдая бдѣнья дату;; оттого
Въ ту ночь испанскiй Принцъ не могъ бѣжать,
Веригами окованъ чести;. также не хотѣлъ онъ
Своимъ подвергнуть бѣгствомъ
Строузамъ или даже смерти сына графа Педро.
Вражда старинная домовъ
Соперникавъ въ душѣ Пелайо,
Какъ веешь забытая, пропала. Жалѣлъ
Ребенка онъ и родича, отъятаго велѣнiемъ суровымъ власти
Безчувственной, подъ взглядомъ
Ея неопускаемыъ, почти что по отцовски,
За мальчикомъ, неволи
Его товарищемъ, зане Альфонсо
И вправду былъ наслѣдникъ
Щедротъ обильныхъ отъ природы: правильностью чертъ,
Растущей силой членовъ, сердцемъ
Открытымъ красотѣ, душой
Чувствительной и благороднымъ духомъ,
Исполненнымъ высокихъ помысловъ, и съ ним -
Къ высотамъ благородства
Все возносяшимъ генiемъ; цвѣтъ
Всѣхъ доблестей прекраснымъ
Являлъ въ немъ отрочество. "Заслони,
О Небо благодатное, въ эту пору
Немилостивую и опасную" - такъ временами
Въ молитвѣ возносилъ пророческiя упованья - "Заслони,
Ты, Небо благодатное, сей саженецъ цвѣтущiй!
И, пусть же обѣщанiе благое
Народа ради твоего преизобилуетъ плодами!"
И когда
Принцъ, упованiемъ и страхомъ,
И болью и стыдомъ взволнованъ,
И горестнымъ воспоминанiемъ,
И смутнымъ свѣтомъ дней,
Что были до него, во снахъ какъ будто, чредою тѣсной
На нѣкiй мигъ заполонившихъ
и покорившихъ беззащитное влеченье,
Смогъ смуту въ мысляхъ усмирить спокойно
И обратиться къ сердцу за совѣтомъ, первой
Его заботой отрокъ былъ: какъ лучше
Бѣжать отъ Мавра имъ и отъ вниманья изувѣра.
Глядѣлъ безъ словъ въ его воспламенныя черты
Упорно-пристально, съ раздумьемъ на челѣ,
Затѣмъ, ко алтарю Оборотясь, онъ вретище свое
На землю обронилъ, доселѣ
Прижатое къ груди обѣими руками, протянувъ
Къ распятью ихъ, воскликнулъ:
"Мой Богъ и Искупитель! Гдѣ же, какъ ни здѣсь,
Предъ присутствiемъ столь грознымъ, въ этой
Одеждѣ и на этомъ покаянномъ пепелищѣ
Ч могъ найти отвѣтъ столь вѣрный на призывъ
Испанiи, и для нея , во Имя
Твое принять Вѣнецъ Терновый,
Протянутый мнѣ ею"; "Гдѣ бъ еще,
Когда не здѣсь", промолвилъ Родерикъ въ своей
Душѣ, "Столь надлежаще могъ бы, преклонивъ смиренно
Колѣни, отрѣченье утвердить мое", и дѣло
Послѣдовало мысли скрытой: на колѣни
Онъ всталъ и взявъ
Пелайо за руку, воскликнулъ: "Первый
Среди испанцевъ, съ этимъ поцѣлуемъ
Прими мое Служенiе и клятву
Здѣсь, мой Владыка и Король!" спокойнымъ
Онъ молвилъ голосомъ и не колеблясь, но когда
Сиверiанъ за нимъ послѣдовалъ, дрожалъ
Старикъ, въ то время какъ его уста
Произносили трепетный обѣтъ, и вставъ,
Воскликнулъ онъ: "Богъ да подастъ тебѣ,
Мой Принцъ, судьбу благополучней,
Чѣмъ твоему бѣднягѣ-родичу, который
Въ дни лучшiе принялъ отъ тебя
Служенье съ клятвой здѣсь!" Рѣчь его
Страданье пресѣкло, и онъ заплакалъ,
Рыдая громко. И по мужественно-твердымъ
Пелайо тоже потекли ланитамъ слезы. Только Родерикъ
Казался неколеблемъ и спокоенъ, ибо жертва,
Что онъ, Готъ царственный, принесъ,
Угдойой, принятой была, и оттого въ душѣ
Тотъ миръ онъ чувствовалъ, что наступаетъ,
Когда тяжелый долгъ исполненъ, -
Небесный, совершенный миръ отъ Бога.
VIII
Альфонсо
Радъ былъ бы самъ Пелайо въ тотъ же часъ
Повиноваться зову и пуститься, голову сломя,
Бѣжать, какъ бѣдная душа, нетерпѣливо
Холопство выносящая отчизны и въ молитвѣ ежедневной
О вызвволенiи ея крикъ поднимая къ Небу:
"Доколѣ, Господи, доколѣ!" Но иными тяготимъ
Раздумьями, онъ ради нихъ еще остался
Подъ тяготой неволи . Средь высокородныхъ Готовъ
За нимъ однимъ слѣдили Мавры, не сводя
Глазъ стражниковъ, освѣдомленные о силѣ
Между Испанцевъ имени его, о благородномъ
Его умѣ, а также и о том, что въ жилахъ
Его кровь Иберiйцевъ древнихъ
Длиннѣйшихъ царственныхъ вѣтвей течетъ,
Неоскверненная изъ родника,
Безъ споровъ всѣми признаннаго. Матери его
Грѣха послѣдствiя не осквернили
Тѣхъ правъ на тронъ, что отъ нея ему достались,
Какъ первому ее рожденью
Еще во время вѣрности ея. Также онъ,
Единственный потомокъ Хиндасуинϑо нынѣ,
Снискалъ къ себѣ любовь
Всѣхъ Готовъ истинныхъ, соединяя такъ
Съ собою этимъ правомъ
Сугубымъ сердце всей Испанiи. За это
Вся свора изувѣровъ, негодяевъ,
Въ которыхъ осознанiее вины и страхъ
Свирѣпѣйшую породили ненависть къ нему,
Внушать не преставали истребить
Пелайо домъ, особенно жъ - Прелатъ,
Вѣроотступникъ, Витицы законный братъ
Въ нечестiи, какъ и по крови, Орпасъ
Преслѣдовалъ Пелайо жизнь. Ни на день
Не прекращалъ съ усердiемъ ревнивымъ
Предатель истинный вливать
Владыкамъ Мавровъ въ души злобу
Смертельную свою. "Опасность
Для нихъ", онъ повторялъ,"лишь отъ Пелайо. Только корень
Его имъ стóитъ вырвать, власть Халифа
Пребудетъ безопасной: Испанiя, всецѣло
Утративъ упованье всякое на перемѣны,приметъ
Законъ завоевателя-Пророка". Вслѣдъ за тѣмъ
Наиподлѣйшiй Мавровъ побуждалъ тотчасже
Грядущую опасность уничтожить,
Имъ повторяя, что надежный сторожъ - смерть,
И что еще никто не могъ
Сломать могильную темницу. Но Однакожъ тутъ
Лукавство било мимо цѣли: Мавръ,
Ихъ разоривъ отечество и такъ
Награбленнымъ купивъ задешево ту свору изувѣровъ,
Къ его примкнувшихъ силѣ,
Ихъ собственнымъ имуществомъ, читалъ
Въ ихъ грязныхъ душахъ и открыто видѣлъ
Все лицедѣйство тощее интригъ,
Которыми они прикрыть пытались
Вражду старинную и выгоды свои; съ презрѣньемъ
Отнесся онъ къ совѣтамъ ихъ, искавшимъ
Лишь ихъ желанiй исполнiя; увѣровавъ въ покорность
Испанiи, онъ улыбался,
Своей побѣдою и силой надмеваясь,
Пренебрежительно раздумьямъ о войнѣ дальнѣйшей.
Однакоже Пелайо при своемъ дворѣ
Держалъ онъ, объявивъ ему, доколѣ
Соотчичи его оружiя не сложатъ въ совершенной
Покорности, ему придется жить
Въ разлукѣ съ чадами и очагомъ отцовъ,
И не питать надеждъ ,когда либо увидѣть
Родныя горы и любимыя долины,
Доколѣ не склонятся предъ Халифомъ
И астурiйскiе и кантабрiйскiе холмы
Всѣ до послѣдняго; быть надлежитъ
Его ночной темницей Кордобѣ до часа
Сего. И въ эту ночь, по милости особой
Испрошенной у Мавра и полученной, за стѣны
Онъ вышелъ, соблюдая бдѣнья дату;; оттого
Въ ту ночь испанскiй Принцъ не могъ бѣжать,
Веригами окованъ чести;. также не хотѣлъ онъ
Своимъ подвергнуть бѣгствомъ
Строузамъ или даже смерти сына графа Педро.
Вражда старинная домовъ
Соперникавъ въ душѣ Пелайо,
Какъ веешь забытая, пропала. Жалѣлъ
Ребенка онъ и родича, отъятаго велѣнiемъ суровымъ власти
Безчувственной, подъ взглядомъ
Ея неопускаемыъ, почти что по отцовски,
За мальчикомъ, неволи
Его товарищемъ, зане Альфонсо
И вправду былъ наслѣдникъ
Щедротъ обильныхъ отъ природы: правильностью чертъ,
Растущей силой членовъ, сердцемъ
Открытымъ красотѣ, душой
Чувствительной и благороднымъ духомъ,
Исполненнымъ высокихъ помысловъ, и съ ним -
Къ высотамъ благородства
Все возносяшимъ генiемъ; цвѣтъ
Всѣхъ доблестей прекраснымъ
Являлъ въ немъ отрочество. "Заслони,
О Небо благодатное, въ эту пору
Немилостивую и опасную" - такъ временами
Въ молитвѣ возносилъ пророческiя упованья - "Заслони,
Ты, Небо благодатное, сей саженецъ цвѣтущiй!
И, пусть же обѣщанiе благое
Народа ради твоего преизобилуетъ плодами!"
И когда
Принцъ, упованiемъ и страхомъ,
И болью и стыдомъ взволнованъ,
И горестнымъ воспоминанiемъ,
И смутнымъ свѣтомъ дней,
Что были до него, во снахъ какъ будто, чредою тѣсной
На нѣкiй мигъ заполонившихъ
и покорившихъ беззащитное влеченье,
Смогъ смуту въ мысляхъ усмирить спокойно
И обратиться къ сердцу за совѣтомъ, первой
Его заботой отрокъ былъ: какъ лучше
Бѣжать отъ Мавра имъ и отъ вниманья изувѣра.