Домашнее обучение в многодетной семье :-)
Я какое-то время назад показывала фотографии семей с сочетанием детей "мальчик + две девочки", но так и не собралась рассказать, кто же изображён на этих снимках. Может быть, пришло время? :-)
Итак, первая фотография - это Иегуди Менухин с сёстрами Хефцибой и Ялтой. Личностью Менухина мы заинтересовались, когда Яша стал заниматься музыкой, и тут случайно выяснилось, что Менухин умер 12 марта 1999 года - в тот день, когда родился Яша.
Мы стали шутить, что в Яшу переселилась душа Менухина, и совсем интересно стало, когда оказалось, что у Менухина было две младших сестры почти с такой же разницей в возрасте, как Далия и Анаэль ("и с такими же дурацкими именами", как говорит Женя :-)) Хефциба была младше на 4 года и 1 месяц, Ялта - на 5 лет (в нашем случае Далия младше брата на 4 года и 1 месяц, Анаэль на 6 лет)
Сегодня Маша написала о распорядке дня Натальи Петровны Кончаловской, творческой личности и матери троих детей. И мне тоже захотелось рассказать о прекрасном - распорядке дня, организованном другой творческой личностью и матерью троих детей.
Из книги Иегуди Менухина "Странствия":
Я ходил в школу ровно один день. Мне было тогда пять лет, и я вполне умел читать, а писать и производить арифметические действия - лишь отчасти <...> Единственное утро в школе не причинило мне страданий, я просто был обескуражен. Я мирно сидел в классе, прямо передо мной стояла учительница и долго говорила нечто совершенно мне непонятное. Постепенно я отвлёкся и перевёл взгляд на окошко. А за ним росло дерево. Дерево это оказалось единственным, что я запомнил и смог описать потом дома. На том моё школьное образование и кончилось.
Некоторое время спустя в эту же школу пошла Хефциба и проучилась там целых пять дней, после чего директор пригласил родителей и сообщил им, что у них дочь умственно отсталая. Хефцибу тоже забрали домой, и не прошло и года, как она уже могла свободно читать и писать. После двух неудач о третьем эксперименте, с Ялтой, даже мысль не возникала.
Словом, мы учились дома <...> Математику мы прошли на уровне начал алгебры и геометрии, физику и химию не изучали совсем, латынь и греческий тоже, зато, как мне кажется, наши главные предметы, иностранные языки и литература, нам были преподаны в объёме, значительно превосходящем школьный. Мне было тринадцать, моим сёстрам - девять и семь, когда на отдыхе в Италии мы ежедневно читали вслух "Божественную комедию" в оригинале.
Для преподавания иностранных языков в дом приглашались репетиторы, а в остальном, пока мы жили в Сан-Франциско, родители делили между собой учительские обязанности. Папа, конечно, взял на себя точные науки, а мама, не имевшая ни малейшей склонности к математике, занималась прочими основными предметами. Позже прибавилась география, не статическая, а скорее живая, физическая, знакомая в связи с нашим образом жизни, и в качестве постоянного аккомпанимента - то, что можно приблизительно обозначить как общественные науки <...>
Главные преимущества домашнего образования состоят, разумеется, в том, что учитель уделяет ученику больше внимания, поэтому учение идёт быстрее и в день на уроки требуется гораздо меньше времени. Мы вставали в семь часов, в Сан-Франциско, с его свежими, бодрящими утрами, это было нетрудно; после завтрака и ванны я до одиннадцати занимался на скрипке. Затем следовал час на воздухе, пока солнце в самом зените; за ним и второй завтрак, по большей части в доме, но иногда пикник на морском берегу; потом отдых.
В три часа начинались уроки, по окончании которых оставалось ещё несколько минут, чтобы побегать, а потом я закруглял рабочий день часом упражнений на скрипке, начиная с пяти тридцати. К семи я уже был в постели, и хотя со временем час отбоя передвинулся на восемь, а затем и на девять, но позже уже не сдвигался, сколько бы лет мне ни было, не считая, конечно, вечеров с концертами. Впоследствии рабочий день удлинялся, становился разнообразнее, но при всей своей изменчивости сохранял устойчивый алгоритм, с которым мы не расставались, пока не достигли зрелости <...>
Я чуть не с первого вдоха осознал, что в дне содержится столько-то часов и каждому часу соответствуют свои дела, но такой распорядок не рождал суеты, наоборот. Время было дорого, но двигалось не спеша <...> Праздники, выходные дни, досгу считались такими же важными, как работа, поскольку тоже укрепляли наше физическое, душевное и нравственное здоровье.
Час, выделенный на игры на свежем воздухе, нельзя было занимать ни под какие иные дела. Хефциба, Ялта и я познакомились в детстве с парками по всему миру, в назначенные часы нас выпускали вволю побегать в Центральном парке Нью-Йорка, в Булонском лесу, в Тюильри, Тиргартене, Гайд-парке, сиднейском Ботаническом саду и во множестве других мест <...>
Строго соблюдать расписание полагалось у нас не только детям, но и родителям. Лишь в самых редких случаях мама и папа позволяли себе уступить своему естественному желанию провести вечер в обществе других взрослых. А обычно наши родители были неотступно с нами и всегда к нашим услугам.
Итак, первая фотография - это Иегуди Менухин с сёстрами Хефцибой и Ялтой. Личностью Менухина мы заинтересовались, когда Яша стал заниматься музыкой, и тут случайно выяснилось, что Менухин умер 12 марта 1999 года - в тот день, когда родился Яша.
Мы стали шутить, что в Яшу переселилась душа Менухина, и совсем интересно стало, когда оказалось, что у Менухина было две младших сестры почти с такой же разницей в возрасте, как Далия и Анаэль ("и с такими же дурацкими именами", как говорит Женя :-)) Хефциба была младше на 4 года и 1 месяц, Ялта - на 5 лет (в нашем случае Далия младше брата на 4 года и 1 месяц, Анаэль на 6 лет)
Сегодня Маша написала о распорядке дня Натальи Петровны Кончаловской, творческой личности и матери троих детей. И мне тоже захотелось рассказать о прекрасном - распорядке дня, организованном другой творческой личностью и матерью троих детей.
Из книги Иегуди Менухина "Странствия":
Я ходил в школу ровно один день. Мне было тогда пять лет, и я вполне умел читать, а писать и производить арифметические действия - лишь отчасти <...> Единственное утро в школе не причинило мне страданий, я просто был обескуражен. Я мирно сидел в классе, прямо передо мной стояла учительница и долго говорила нечто совершенно мне непонятное. Постепенно я отвлёкся и перевёл взгляд на окошко. А за ним росло дерево. Дерево это оказалось единственным, что я запомнил и смог описать потом дома. На том моё школьное образование и кончилось.
Некоторое время спустя в эту же школу пошла Хефциба и проучилась там целых пять дней, после чего директор пригласил родителей и сообщил им, что у них дочь умственно отсталая. Хефцибу тоже забрали домой, и не прошло и года, как она уже могла свободно читать и писать. После двух неудач о третьем эксперименте, с Ялтой, даже мысль не возникала.
Словом, мы учились дома <...> Математику мы прошли на уровне начал алгебры и геометрии, физику и химию не изучали совсем, латынь и греческий тоже, зато, как мне кажется, наши главные предметы, иностранные языки и литература, нам были преподаны в объёме, значительно превосходящем школьный. Мне было тринадцать, моим сёстрам - девять и семь, когда на отдыхе в Италии мы ежедневно читали вслух "Божественную комедию" в оригинале.
Для преподавания иностранных языков в дом приглашались репетиторы, а в остальном, пока мы жили в Сан-Франциско, родители делили между собой учительские обязанности. Папа, конечно, взял на себя точные науки, а мама, не имевшая ни малейшей склонности к математике, занималась прочими основными предметами. Позже прибавилась география, не статическая, а скорее живая, физическая, знакомая в связи с нашим образом жизни, и в качестве постоянного аккомпанимента - то, что можно приблизительно обозначить как общественные науки <...>
Главные преимущества домашнего образования состоят, разумеется, в том, что учитель уделяет ученику больше внимания, поэтому учение идёт быстрее и в день на уроки требуется гораздо меньше времени. Мы вставали в семь часов, в Сан-Франциско, с его свежими, бодрящими утрами, это было нетрудно; после завтрака и ванны я до одиннадцати занимался на скрипке. Затем следовал час на воздухе, пока солнце в самом зените; за ним и второй завтрак, по большей части в доме, но иногда пикник на морском берегу; потом отдых.
В три часа начинались уроки, по окончании которых оставалось ещё несколько минут, чтобы побегать, а потом я закруглял рабочий день часом упражнений на скрипке, начиная с пяти тридцати. К семи я уже был в постели, и хотя со временем час отбоя передвинулся на восемь, а затем и на девять, но позже уже не сдвигался, сколько бы лет мне ни было, не считая, конечно, вечеров с концертами. Впоследствии рабочий день удлинялся, становился разнообразнее, но при всей своей изменчивости сохранял устойчивый алгоритм, с которым мы не расставались, пока не достигли зрелости <...>
Я чуть не с первого вдоха осознал, что в дне содержится столько-то часов и каждому часу соответствуют свои дела, но такой распорядок не рождал суеты, наоборот. Время было дорого, но двигалось не спеша <...> Праздники, выходные дни, досгу считались такими же важными, как работа, поскольку тоже укрепляли наше физическое, душевное и нравственное здоровье.
Час, выделенный на игры на свежем воздухе, нельзя было занимать ни под какие иные дела. Хефциба, Ялта и я познакомились в детстве с парками по всему миру, в назначенные часы нас выпускали вволю побегать в Центральном парке Нью-Йорка, в Булонском лесу, в Тюильри, Тиргартене, Гайд-парке, сиднейском Ботаническом саду и во множестве других мест <...>
Строго соблюдать расписание полагалось у нас не только детям, но и родителям. Лишь в самых редких случаях мама и папа позволяли себе уступить своему естественному желанию провести вечер в обществе других взрослых. А обычно наши родители были неотступно с нами и всегда к нашим услугам.