История Елизаветы
Я продолжаю публиковать истории мам и пап, которые сражаются за своих детей.
История Елизаветы sunlight_els.
В 2006 г., после развода с бывшим мужем, Мингалевым Олегом Викторовичем, сотрудником Полярного геофизического института КНЦ РАН, я вместе с дочкой Мингалевой Аней, 2002 г.р., переехала на постоянное место жительства в г. Нижний Новгород.
Бывший муж остался жить в г. Апатиты Мурманской области и очень быстро устроил свою личную жизнь. Через полгода после нашего развода он женился и в новом браке у него родились две маленькие дочери.
Отец регулярно приезжал в Нижний Новгород к Анечке. Встречам никто не препятствовал и для приездов бывшего мужа создавались все условия.
Сложившийся порядок общения устраивал отца все 4 года после нашего развода, до тех пор, пока я не вышла замуж.
Мой муж из Москвы, поэтому мы очень часто ездили на выходные в Москву и муж водил Анечку в уголок Дурова, в зоопарк, на “Снежное шоу» В. Полунина и т.д. Муж дарил Анечке дорогие игрушки, играл с ней в игры, всячески баловал ее - между ними сложились очень теплые, дружеские отношения. Анечка даже как-то сказала ему: «Дядя Серёжа, вы самый лучший мужчина на свете!»
Анечка часто по телефону рассказывала отцу о наших интересных поездках в Москву, о моем муже. Этого отец вынести не смог.
17 апреля 2010 г. я вышла замуж, а 27 мая 2010 г. бывший муж тайно от меня увез Анечку в Мурманскую область, в г. Апатиты. Искать ребенка мне пришлось через милицию.
Когда я смогла впервые дозвониться до Анечки, она была у бабушки на даче, расположенной в лесу. Я попросила бывшую свекровь дать Ане трубку, но вместо этого услышала душераздирающий крик моей девочки: «Мама… не хочу, не надо!!!». Бабушка совершенно спокойно прокомментировала происходящее: «Аня сейчас не может говорить, перезвони позже».
Но позже ничего не изменилось. Анечка по телефону общаться отказывается. Когда я звоню дочке, срабатывает определитель номера. Трубку берет отец и, словно команду «Фас!», произносит: «МАМА!» Дочка начинает кричать, что я плохая, чтобы я больше не звонила и бросает трубку. Я просила звонить в Апатиты своих знакомых. Когда звонят посторонние люди, отец подзывает Анечку к телефону и тут же включает кнопку записи на диктофоне. Знакомые слышат, как он говорит Ане, о чём можно говорить, а о чем нет, и как только разговор принимает нежелательный оборот, трубка вешается.
На день рождения Анечки, 17 сентября 2010 г. я приезжала в г. Апатиты. Планировала придти в школу к ребёнку и без давления отца пообщаться с дочкой. Однако выяснилось, что отец приводит Аню в школу к 9 утра и до 13 часов, пока не закончатся уроки, ежедневно сидит под дверью класса, где занимается дочь! Пообщаться с ребенком без отца оказалось в принципе невозможно. Встреча с Аней произошла на улице. Она шла с отцом. Внезапно увидев меня перед собой, она стала карабкаться по отцу, прятаться за него, кричать бессвязные фразы, о том, что меня ненавидит, чтобы я ушла. У дочки началась неуправляемая истерика. Никогда не забуду ее совершенно безумные глаза...
Как и все мамы, оказавшиеся в изоляции от своих детей, я писала во всевозможные инстанции: Президенту, Уполномоченным по правам ребёнка/человека, Генпрокуратуру, милицию и т.д. В своих письмах я умоляла принять меры и оградить Анечку от психологического давления со стороны отца и его родственников. В ответ я получала сдержанные ответы о том, что все вопросы следует решать через суд.
Через месяц после того, как Анечка была вывезена отцом за 2000 км от дома, в суд приходила обеспокоенная участковая детская врач ребенка. Она принесла историю развития и рассказала, что у Ани вторая группа здоровья в связи с диагнозом минимально-мозговая дисфункция. Врач пояснила суду, что девочка ходила в специальный коррекционный детский сад, для чего проходила комиссию из невропатологов, неврологов и прочих специалистов. Специалисты отметили в карточке ребенка, что Ане противопоказаны любые волнения, ряд подвижных игр и перегрузки в учебе. Врач пыталась объяснить суду, что Ане ни в коем случае нельзя подвергаться подобным стрессам, но ее слова не произвели на судью никакого впечатления.
Только через полгода после указанных событий, по моему ходатайству, Ане была назначена судебно-психологическая экспертиза в Приволжском региональном центре судебной экспертизы. Отец Ани категорически отказался проходить экспертизу, но при этом он поставил перед экспертами порядка 10 вопросов, касающихся моего психологического состояния, поскольку я от прохождения экспертизы не отказывалась.
Для проведения независимой экспертизы из суда были направлены материалы по делу в 2-х томах. В частности, я предоставила суду около 100 фотографий за последние 3 года, где я в обнимку с ребёнком (несколько фото были сделаны за 2 недели до похищения дочки). Предоставила около 40 рисунков дочери, на которых была изображена я и стояли подписи, сделанные рукой Анечки: "мамочка", "мамочка любимая". Кроме того, в суд приходило множество свидетелей: 2 няни дочки, школьная учительница, друзья семьи. Родители одноклассников дочки написали в суд коллективное письмо, в котором поддерживали меня и осуждали действия отца. Все вышеперечисленные свидетели в один голос утверждали, что видели как мама и дочь нежно и ласково общаются между собой, что между нами никогда не было конфликтов и разговоров на повышенных тонах, что девочка очень привязана к маме.
Бывший муж, который проживает в городе Апатиты с населением 70 тыс. чел, в свою очередь, забросал суд заключениями от местных психологов о том, что у девочки большая душевная травма, ребёнок в состоянии стресса, вызванного жестоким поведением матери. Последнее утверждение мне совершенно непонятно, поскольку психологи из г. Апатиты меня в глаза никогда не видели!
В качестве доказательства того, что я плохая мать, отец прислал в суд статью в апатитской газете «Дважды Два», в которой Анечка говорит: «Я НЕНАВИЖУ СВОЮ МАТЬ И МЕЧТАЮ ЕЁ УБИТЬ!» Эту же фразу Анечка записала в своем дневнике. Странно, конечно, что подобные высказывания семилетней девочки в свое время не заинтересовали апатитские органы опеки… Публикация в газете и дневник ребенка также были предоставлены независимым экспертам.
Как я радовалась, когда Анечке была назначена независимая экспертиза! Я наивно полагала, что независимые эксперты во всём разберутся и, ещё чуть-чуть, я смогу заняться психологической реабилитацией дочки.
Оказалось, что эксперты - это слишком громко сказано! Экспертизу проводила ОДНА дама - кандидат психолого-педагогических наук, имеющая стаж работы с 2009 г.
Эксперт занимала маленький кабинет, поэтому лично мне, например, было предложено отвечать на множество вопросов тестов прямо в коридоре, где имеется стол и несколько кресел. Так я и отвечала, сидя в коридоре, на вопросы тестов целых 2 дня с 10 до 15 часов.
Анечка приехала на экспертизу с отцом через месяц после моего тестирования. Результаты экспертизы психологического состояния Анечки после года разлуки со мной потрясли меня полным отсутствием логики и нежеланием эксперта вникать в суть вопроса.
НИКАКИЕ МАТЕРИАЛЫ СУДЕБНОГО ДЕЛА (многочисленные свидетельские показания, фото, рисунки, видео и т.д.), СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩИЕ О ТОМ, ЧТО ЕЩЁ ГОД НАЗАД У МАМЫ И ДОЧКИ БЫЛИ ТЁПЛЫЕ И НЕЖНЫЕ ОТНОШЕНИЯ, ЭКСПЕРТОМ ВООБЩЕ НЕ РАССМАТРИВАЛИСЬ. И ЭТО ПРИ ТОМ, ЧТО РЕБЕНОК БЫЛ БЕЗ ВЕДОМА МАТЕРИ ПЕРЕМЕЩЕН ЗА 2000 КМ И ЦЕЛЫЙ ГОД ЖИЛ СРЕДИ ЛЮДЕЙ, ИСПЫТЫВАЮЩИХ К МАТЕРИ НЕПРИЯЗНЕННЫЕ ЧУВСТВА!
Во время экспертизы Анечке было предложено нарисовать множество ситуационных картинок, с изображением членов семьи. На всех рисунках ребёнка мама отсутствовала. Это было трактовано экспертом следующим образом: «было выявлено негативное отношения Анны к поведению мамы (непринятие, тревога, гнев), отсутствие тесной эмоциональной связи с ней».
Совершенно непонятно, почему экспертом не были проанализированы многочисленные рисунки, посвященные маме (порядка 40 штук), нарисованные Аней во время жизни в Нижнем Новгороде и 100 фотографий, на которых год назад ребенок обнимает мать и выглядит абсолютно счастливым…
В ходе собеседования с экспертом дочка сказала: «Маму - чуть-чуть люблю. Буду больше её любить, если она не будет ругаться писать жалобы на папу». Это опять было трактовано экспертом против мамы, хотя отец также участвует в судебных тяжбах и не стесняется в выражениях, когда пишет обо мне в суд.
Анечка рассказала эксперту о своей жизни в семье отца: «Дома я люблю убирать, мыть посуду, пол, пылесосить. Иногда я покупаю продукты для бабушки: хлеб, мясо».
Записывая эти показания, эксперт почему-то не обратила внимания, что в материалах дела имеются показания двух нянь Анечки, которые вместе с мамой уделяли ребенку достаточно времени, поэтому во время проживания в Нижнем Новгороде Аня не принимала никакого участия в хозяйственно-бытовой деятельности семьи - в этом не было необходимости.
В своих итоговых выводах эксперт записала: «Анализ МЦВ выявил у Мингалевой Анны беспокойство, угнетенность, напряженность, вызванные неудовлетворенной потребностью в любви, теплых отношениях, ощущение непонятости».
Такое заключение о психическом состоянии девочки было выдано экспертом после года проживания Ани в семье отца, в полной изоляции от мамы, т.е. «травмирующая» психику ребенка фигура мамы отсутствовала. В связи с этим напрашивается вывод о том, что опыт проживания Ани в течение года в семье отца показал, что ребенок не получая любовь и понимание, в изоляции от матери в настоящее время чувствует себя угнетенным. Однако эксперт сделала совсем другой вывод. В своем заключении для суда эксперт указала: «Анна идентифицирует себя с фигурой отца, эмоционально к нему привязана, поэтому ребенку предпочтительно проживать с отцом».
ФАКТИЧЕСКИ ЭКСПЕРТ СДЕЛАЛ "МГНОВЕННОЕ ФОТО" ТЕКУЩЕЙ СИТУАЦИИ О ТОМ, КАК ДОЧКА СЕЙЧАС ОТНОСИТСЯ К МАМЕ, ВООБЩЕ НИКАК НЕ СООТНОСЯ ЭТО С ТЕМ, ЧТО БЫЛО ДО ИЗОЛЯЦИИ РЕБЁНКА ОТЦОМ. ПОРАЖАЕТ ТАКЖЕ ТО, ЧТО ФРАЗЫ РЕБЁНКА, ДВАЖДЫ ЗАФИКСИРОВАННЫЕ В МАТЕРИАЛАХ СУДА ("Я НЕНАВИЖУ СВОЮ МАТЬ И МЕЧТАЮ ЕЁ УБИТЬ"), никак не зацепили независимого эксперта и она их оставил БЕЗ ВСЯКОГО ВНИМАНИЯ! ТОЧНО ТАКЖЕ НА ЭТИ СЛОВА РЕБЕНКА НЕ ОБРАТИЛ ВНИМАНИЯ СУД, ОСТАВИВ ИХ БЕЗ ОЦЕНКИ. Хотя… Судья, зачитав в судебном заседании интервью Анечки местной газете, совершенно спокойно при моем адвокате и свидетелях бросила фразу: «А есть ли вам смысл, мама, забирать дочь, ее уже все равно НАСТРОИЛИ ПРОТИВ ВАС, еще убьет вас ночью, не приведи Господи» - я цитирую судью.
До экспертизы мне все говорили, что нужно предоставить экспертам как можно больше материалов, какие были отношения между мамой и дочкой до изоляции ребёнка. Как оказалось, это оказалось совершенно не нужным... Страшно, что в нашем государстве один из родителей может совершенно безнаказанно заниматься психологическим насилием над личностью ребёнка и в результате ещё и оказываться героем, с которым у ребёнка глубокая эмоциональная связь!
За год судебного разбирательства в нашем деле сменилось 3 судьи. ОТЕЦ АНИ НИ НА ОДНОМ СУДЕБНОМ ЗАСЕДАНИИ ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ МЕСТА ЖИТЕЛЬСТВА РЕБЕНКА ТАК И НЕ ПОЯВИЛСЯ, ВМЕСТО НЕГО ХОДИЛ АДВОКАТ.
Органы опеки ТОЛЬКО ОДИН РАЗ ЗА ГОД почтили суд своим присутствием.
Когда в суд пришли материалы независимой экспертизы, выяснилось, что на нашем участке новая судья (третья по счёту). Новая судья, прочитав материалы экспертизы и рекомендации экспертов оставить Аню проживать с отцом, НА ПЕРВОМ И ЕДИНСТВЕННОМ ЗАСЕДАНИИ по нашему делу приняла окончательное решение, что дочка останется жить в г. Апатиты.
Конечно, я допускаю мысль, что ребенок уже рождается личностью и генетически, ментально, он может быть ближе к кому-то из родителей. И если бы не фраза дочки: «Я ненавижу свою мать и мечтаю ее убить», ее безумные глаза и неуправляемая истерика во время встречи со мной - я бы скрепя сердце приняла ситуацию, что дочка останется жить в семье отца.
Но взгляд на ситуацию совершенно меняется, если принять во внимание психическое состояние Анечки. Ребенку необходимо лечение, реабилитация после пережитых событий, но в семье отца она их не получит. Более того, я ходила на консультации к нескольким психиатрам, пыталась выяснить, как мне вести себя с ребенком в подобной ситуации. Психиатры, в один голос призвали меня НЕ ЗВОНИТЬ И НЕ ЕЗДИТЬ К ДОЧКЕ, пока она не подрастет до 18 лет и ее психика окончательно не окрепнет. Учитывая, что при каждом моем телефонном звонке идет накрутка ребенка против меня, при каждом моем визите ребенка также накручивают, принимая во внимание медицинский диагноз дочки, ради ее психического здоровья, меня призывают смириться и на 10 лет исчезнуть из ее жизни…
Как я понимаю, противостоять этой ситуации невозможно. Законов, регулирующих психологическое насилие над личностью, в нашей стране нет. Любые мои попытки общения с ребенком, отец будет пресекать, настраивая дочку против меня. В этой ситуации кто-то должен пожалеть ребенка... И этим «кто-то» должна стать я, потому что я - МАМА!
История Елизаветы sunlight_els.
В 2006 г., после развода с бывшим мужем, Мингалевым Олегом Викторовичем, сотрудником Полярного геофизического института КНЦ РАН, я вместе с дочкой Мингалевой Аней, 2002 г.р., переехала на постоянное место жительства в г. Нижний Новгород.
Бывший муж остался жить в г. Апатиты Мурманской области и очень быстро устроил свою личную жизнь. Через полгода после нашего развода он женился и в новом браке у него родились две маленькие дочери.
Отец регулярно приезжал в Нижний Новгород к Анечке. Встречам никто не препятствовал и для приездов бывшего мужа создавались все условия.
Сложившийся порядок общения устраивал отца все 4 года после нашего развода, до тех пор, пока я не вышла замуж.
Мой муж из Москвы, поэтому мы очень часто ездили на выходные в Москву и муж водил Анечку в уголок Дурова, в зоопарк, на “Снежное шоу» В. Полунина и т.д. Муж дарил Анечке дорогие игрушки, играл с ней в игры, всячески баловал ее - между ними сложились очень теплые, дружеские отношения. Анечка даже как-то сказала ему: «Дядя Серёжа, вы самый лучший мужчина на свете!»
Анечка часто по телефону рассказывала отцу о наших интересных поездках в Москву, о моем муже. Этого отец вынести не смог.
17 апреля 2010 г. я вышла замуж, а 27 мая 2010 г. бывший муж тайно от меня увез Анечку в Мурманскую область, в г. Апатиты. Искать ребенка мне пришлось через милицию.
Когда я смогла впервые дозвониться до Анечки, она была у бабушки на даче, расположенной в лесу. Я попросила бывшую свекровь дать Ане трубку, но вместо этого услышала душераздирающий крик моей девочки: «Мама… не хочу, не надо!!!». Бабушка совершенно спокойно прокомментировала происходящее: «Аня сейчас не может говорить, перезвони позже».
Но позже ничего не изменилось. Анечка по телефону общаться отказывается. Когда я звоню дочке, срабатывает определитель номера. Трубку берет отец и, словно команду «Фас!», произносит: «МАМА!» Дочка начинает кричать, что я плохая, чтобы я больше не звонила и бросает трубку. Я просила звонить в Апатиты своих знакомых. Когда звонят посторонние люди, отец подзывает Анечку к телефону и тут же включает кнопку записи на диктофоне. Знакомые слышат, как он говорит Ане, о чём можно говорить, а о чем нет, и как только разговор принимает нежелательный оборот, трубка вешается.
На день рождения Анечки, 17 сентября 2010 г. я приезжала в г. Апатиты. Планировала придти в школу к ребёнку и без давления отца пообщаться с дочкой. Однако выяснилось, что отец приводит Аню в школу к 9 утра и до 13 часов, пока не закончатся уроки, ежедневно сидит под дверью класса, где занимается дочь! Пообщаться с ребенком без отца оказалось в принципе невозможно. Встреча с Аней произошла на улице. Она шла с отцом. Внезапно увидев меня перед собой, она стала карабкаться по отцу, прятаться за него, кричать бессвязные фразы, о том, что меня ненавидит, чтобы я ушла. У дочки началась неуправляемая истерика. Никогда не забуду ее совершенно безумные глаза...
Как и все мамы, оказавшиеся в изоляции от своих детей, я писала во всевозможные инстанции: Президенту, Уполномоченным по правам ребёнка/человека, Генпрокуратуру, милицию и т.д. В своих письмах я умоляла принять меры и оградить Анечку от психологического давления со стороны отца и его родственников. В ответ я получала сдержанные ответы о том, что все вопросы следует решать через суд.
Через месяц после того, как Анечка была вывезена отцом за 2000 км от дома, в суд приходила обеспокоенная участковая детская врач ребенка. Она принесла историю развития и рассказала, что у Ани вторая группа здоровья в связи с диагнозом минимально-мозговая дисфункция. Врач пояснила суду, что девочка ходила в специальный коррекционный детский сад, для чего проходила комиссию из невропатологов, неврологов и прочих специалистов. Специалисты отметили в карточке ребенка, что Ане противопоказаны любые волнения, ряд подвижных игр и перегрузки в учебе. Врач пыталась объяснить суду, что Ане ни в коем случае нельзя подвергаться подобным стрессам, но ее слова не произвели на судью никакого впечатления.
Только через полгода после указанных событий, по моему ходатайству, Ане была назначена судебно-психологическая экспертиза в Приволжском региональном центре судебной экспертизы. Отец Ани категорически отказался проходить экспертизу, но при этом он поставил перед экспертами порядка 10 вопросов, касающихся моего психологического состояния, поскольку я от прохождения экспертизы не отказывалась.
Для проведения независимой экспертизы из суда были направлены материалы по делу в 2-х томах. В частности, я предоставила суду около 100 фотографий за последние 3 года, где я в обнимку с ребёнком (несколько фото были сделаны за 2 недели до похищения дочки). Предоставила около 40 рисунков дочери, на которых была изображена я и стояли подписи, сделанные рукой Анечки: "мамочка", "мамочка любимая". Кроме того, в суд приходило множество свидетелей: 2 няни дочки, школьная учительница, друзья семьи. Родители одноклассников дочки написали в суд коллективное письмо, в котором поддерживали меня и осуждали действия отца. Все вышеперечисленные свидетели в один голос утверждали, что видели как мама и дочь нежно и ласково общаются между собой, что между нами никогда не было конфликтов и разговоров на повышенных тонах, что девочка очень привязана к маме.
Бывший муж, который проживает в городе Апатиты с населением 70 тыс. чел, в свою очередь, забросал суд заключениями от местных психологов о том, что у девочки большая душевная травма, ребёнок в состоянии стресса, вызванного жестоким поведением матери. Последнее утверждение мне совершенно непонятно, поскольку психологи из г. Апатиты меня в глаза никогда не видели!
В качестве доказательства того, что я плохая мать, отец прислал в суд статью в апатитской газете «Дважды Два», в которой Анечка говорит: «Я НЕНАВИЖУ СВОЮ МАТЬ И МЕЧТАЮ ЕЁ УБИТЬ!» Эту же фразу Анечка записала в своем дневнике. Странно, конечно, что подобные высказывания семилетней девочки в свое время не заинтересовали апатитские органы опеки… Публикация в газете и дневник ребенка также были предоставлены независимым экспертам.
Как я радовалась, когда Анечке была назначена независимая экспертиза! Я наивно полагала, что независимые эксперты во всём разберутся и, ещё чуть-чуть, я смогу заняться психологической реабилитацией дочки.
Оказалось, что эксперты - это слишком громко сказано! Экспертизу проводила ОДНА дама - кандидат психолого-педагогических наук, имеющая стаж работы с 2009 г.
Эксперт занимала маленький кабинет, поэтому лично мне, например, было предложено отвечать на множество вопросов тестов прямо в коридоре, где имеется стол и несколько кресел. Так я и отвечала, сидя в коридоре, на вопросы тестов целых 2 дня с 10 до 15 часов.
Анечка приехала на экспертизу с отцом через месяц после моего тестирования. Результаты экспертизы психологического состояния Анечки после года разлуки со мной потрясли меня полным отсутствием логики и нежеланием эксперта вникать в суть вопроса.
НИКАКИЕ МАТЕРИАЛЫ СУДЕБНОГО ДЕЛА (многочисленные свидетельские показания, фото, рисунки, видео и т.д.), СВИДЕТЕЛЬСТВУЮЩИЕ О ТОМ, ЧТО ЕЩЁ ГОД НАЗАД У МАМЫ И ДОЧКИ БЫЛИ ТЁПЛЫЕ И НЕЖНЫЕ ОТНОШЕНИЯ, ЭКСПЕРТОМ ВООБЩЕ НЕ РАССМАТРИВАЛИСЬ. И ЭТО ПРИ ТОМ, ЧТО РЕБЕНОК БЫЛ БЕЗ ВЕДОМА МАТЕРИ ПЕРЕМЕЩЕН ЗА 2000 КМ И ЦЕЛЫЙ ГОД ЖИЛ СРЕДИ ЛЮДЕЙ, ИСПЫТЫВАЮЩИХ К МАТЕРИ НЕПРИЯЗНЕННЫЕ ЧУВСТВА!
Во время экспертизы Анечке было предложено нарисовать множество ситуационных картинок, с изображением членов семьи. На всех рисунках ребёнка мама отсутствовала. Это было трактовано экспертом следующим образом: «было выявлено негативное отношения Анны к поведению мамы (непринятие, тревога, гнев), отсутствие тесной эмоциональной связи с ней».
Совершенно непонятно, почему экспертом не были проанализированы многочисленные рисунки, посвященные маме (порядка 40 штук), нарисованные Аней во время жизни в Нижнем Новгороде и 100 фотографий, на которых год назад ребенок обнимает мать и выглядит абсолютно счастливым…
В ходе собеседования с экспертом дочка сказала: «Маму - чуть-чуть люблю. Буду больше её любить, если она не будет ругаться писать жалобы на папу». Это опять было трактовано экспертом против мамы, хотя отец также участвует в судебных тяжбах и не стесняется в выражениях, когда пишет обо мне в суд.
Анечка рассказала эксперту о своей жизни в семье отца: «Дома я люблю убирать, мыть посуду, пол, пылесосить. Иногда я покупаю продукты для бабушки: хлеб, мясо».
Записывая эти показания, эксперт почему-то не обратила внимания, что в материалах дела имеются показания двух нянь Анечки, которые вместе с мамой уделяли ребенку достаточно времени, поэтому во время проживания в Нижнем Новгороде Аня не принимала никакого участия в хозяйственно-бытовой деятельности семьи - в этом не было необходимости.
В своих итоговых выводах эксперт записала: «Анализ МЦВ выявил у Мингалевой Анны беспокойство, угнетенность, напряженность, вызванные неудовлетворенной потребностью в любви, теплых отношениях, ощущение непонятости».
Такое заключение о психическом состоянии девочки было выдано экспертом после года проживания Ани в семье отца, в полной изоляции от мамы, т.е. «травмирующая» психику ребенка фигура мамы отсутствовала. В связи с этим напрашивается вывод о том, что опыт проживания Ани в течение года в семье отца показал, что ребенок не получая любовь и понимание, в изоляции от матери в настоящее время чувствует себя угнетенным. Однако эксперт сделала совсем другой вывод. В своем заключении для суда эксперт указала: «Анна идентифицирует себя с фигурой отца, эмоционально к нему привязана, поэтому ребенку предпочтительно проживать с отцом».
ФАКТИЧЕСКИ ЭКСПЕРТ СДЕЛАЛ "МГНОВЕННОЕ ФОТО" ТЕКУЩЕЙ СИТУАЦИИ О ТОМ, КАК ДОЧКА СЕЙЧАС ОТНОСИТСЯ К МАМЕ, ВООБЩЕ НИКАК НЕ СООТНОСЯ ЭТО С ТЕМ, ЧТО БЫЛО ДО ИЗОЛЯЦИИ РЕБЁНКА ОТЦОМ. ПОРАЖАЕТ ТАКЖЕ ТО, ЧТО ФРАЗЫ РЕБЁНКА, ДВАЖДЫ ЗАФИКСИРОВАННЫЕ В МАТЕРИАЛАХ СУДА ("Я НЕНАВИЖУ СВОЮ МАТЬ И МЕЧТАЮ ЕЁ УБИТЬ"), никак не зацепили независимого эксперта и она их оставил БЕЗ ВСЯКОГО ВНИМАНИЯ! ТОЧНО ТАКЖЕ НА ЭТИ СЛОВА РЕБЕНКА НЕ ОБРАТИЛ ВНИМАНИЯ СУД, ОСТАВИВ ИХ БЕЗ ОЦЕНКИ. Хотя… Судья, зачитав в судебном заседании интервью Анечки местной газете, совершенно спокойно при моем адвокате и свидетелях бросила фразу: «А есть ли вам смысл, мама, забирать дочь, ее уже все равно НАСТРОИЛИ ПРОТИВ ВАС, еще убьет вас ночью, не приведи Господи» - я цитирую судью.
До экспертизы мне все говорили, что нужно предоставить экспертам как можно больше материалов, какие были отношения между мамой и дочкой до изоляции ребёнка. Как оказалось, это оказалось совершенно не нужным... Страшно, что в нашем государстве один из родителей может совершенно безнаказанно заниматься психологическим насилием над личностью ребёнка и в результате ещё и оказываться героем, с которым у ребёнка глубокая эмоциональная связь!
За год судебного разбирательства в нашем деле сменилось 3 судьи. ОТЕЦ АНИ НИ НА ОДНОМ СУДЕБНОМ ЗАСЕДАНИИ ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ МЕСТА ЖИТЕЛЬСТВА РЕБЕНКА ТАК И НЕ ПОЯВИЛСЯ, ВМЕСТО НЕГО ХОДИЛ АДВОКАТ.
Органы опеки ТОЛЬКО ОДИН РАЗ ЗА ГОД почтили суд своим присутствием.
Когда в суд пришли материалы независимой экспертизы, выяснилось, что на нашем участке новая судья (третья по счёту). Новая судья, прочитав материалы экспертизы и рекомендации экспертов оставить Аню проживать с отцом, НА ПЕРВОМ И ЕДИНСТВЕННОМ ЗАСЕДАНИИ по нашему делу приняла окончательное решение, что дочка останется жить в г. Апатиты.
Конечно, я допускаю мысль, что ребенок уже рождается личностью и генетически, ментально, он может быть ближе к кому-то из родителей. И если бы не фраза дочки: «Я ненавижу свою мать и мечтаю ее убить», ее безумные глаза и неуправляемая истерика во время встречи со мной - я бы скрепя сердце приняла ситуацию, что дочка останется жить в семье отца.
Но взгляд на ситуацию совершенно меняется, если принять во внимание психическое состояние Анечки. Ребенку необходимо лечение, реабилитация после пережитых событий, но в семье отца она их не получит. Более того, я ходила на консультации к нескольким психиатрам, пыталась выяснить, как мне вести себя с ребенком в подобной ситуации. Психиатры, в один голос призвали меня НЕ ЗВОНИТЬ И НЕ ЕЗДИТЬ К ДОЧКЕ, пока она не подрастет до 18 лет и ее психика окончательно не окрепнет. Учитывая, что при каждом моем телефонном звонке идет накрутка ребенка против меня, при каждом моем визите ребенка также накручивают, принимая во внимание медицинский диагноз дочки, ради ее психического здоровья, меня призывают смириться и на 10 лет исчезнуть из ее жизни…
Как я понимаю, противостоять этой ситуации невозможно. Законов, регулирующих психологическое насилие над личностью, в нашей стране нет. Любые мои попытки общения с ребенком, отец будет пресекать, настраивая дочку против меня. В этой ситуации кто-то должен пожалеть ребенка... И этим «кто-то» должна стать я, потому что я - МАМА!