Литературное. "Иерусалим" Алана Мура, ч. 1
Тем временем я дописал наконец текст про "Иерусалим" Алана Мура. Даже не знаю, как обозначить жанр получившегося, это не рецензия, не эссе, вообще не пойми что. Пусть будет жанр "то, что я должен сказать". Получилось очень-очень длинно (и боюсь, столь же скучно), впрочем, и исходный текст тоже не маленький. Поэтому придётся в ЖЖ разбить по частям.
Книга обо всём. «Иерусалим» Алана Мура.
«Рано или поздно люди и места, которые мы любим, уйдут, и единственный способ их сберечь - искусство. Для того искусство и нужно. Оно всё отбирает у времени».
Роман «Иерусалим» - необычное произведение для Алана Мура, прославившегося как автор культовых графических романов, едва ли не каждый из которых достоин занять место в любом списке величайших графических романов XX века. Причём составителю такого списка будет очень не просто выбрать самую яркую среди таких жемчужин как «Хранители», «В значит Вендетта», «Лига выдающихся джентльменов», «Провиденс».
«Иерусалим», второй прозаический опыт Мура, ставший апофеозом его творческой карьеры, претендует на звание magnum opus не только самого автора, но и как минимум английской литературы XX века, а может даже и всей европейской культуры Нового времени. В свой масштабный роман Мур вместил буквально всё-всё-всё, создав своего рода литературную модель мироздания, и в материальном, и в духовном аспектах. В тексте романа переплетаются пространства и эпохи, горнее и дольнее, доброе и злое, мужское и женское, природное и искусственное, живое и мёртвое, личное и семейное, модернистское и архаическое, дионисийское и аполлоническое, и так далее и так далее. Алан Мур затрагивает практически все больные точки человечества: религиозные, культурные, политические, национальные, психологические, семейные, творческие… И с удивительной лёгкостью использует все художественные приёмы, выработанные европейской литературой за последние полторы сотни лет, так что «Иерусалим» становится моделью не только реальности, но и литературного ландшафта.
Рамочный сюжет романа можно (весьма приблизительно) описать следующим образом: в городе Нортгемптон, расположенном неподалеку от Лондона, проходит выставка художницы Альмы Уоррен (очевидное альтер эго самого автора), где представлены её рисунки, выполненные в очень смелой и шокирующей манере, а также бумажный макет одного из районов Нортгемптона под названием Боро, родного района художницы (а также, как несложно догадаться, и самого Алана Мура). При этом Боро изображён не как в застывшей актуальной реальности, а во временном развитии, в смешении различных эпох, таким, каким его могло бы увидеть существо, пребывающее вне времени, - ангел, демон или же художник, который благодаря своему таланты и воображению обрёл способность к сверхъестественному видению. Сам же роман представляет своего рода развёрнутый комментарий к сюжетам, изображенным Альмой на своих картинах, сюжетам, что происходят на улицах Боро, причудливым образом переплетаются и образуют гармоничную структуру, подобно тому, как на специально организованных художественных выставках каждая картина или каждый объект экспозиции обладает своим отдельным сюжетом и индивидуальной ценностью, но все они складываются в масштабную мегакартину.
Продолжая художественные аналогии - роман «Иерусалим» можно уподобить собору, в котором все составляющие: и внешняя архитектоника, и внутреннее убранство, все скульптуры, витражи, фрески и украшения, - представляют собой единую композицию, устремлённую от земли к небесам, связывающую материальный мир с духовным и являющую модель мироздания в миниатюре. В данном же случае такое сравнение напрашивается само собой, учитывая, сколько места в романе занимает собор Святого Павла, начиная с открывающей главы и далее на протяжении всего текста.
Архитектура мироздания в «Иерусалиме» представляет собой предельно субъективное видение главной героини (и самого автора, который не стесняется говорить через неё прямо и откровенно). В этим видении район Боро, где родилась Альма, является центром городка Нортгемптон, который в свою очередь представляет собой символический центр Англии, ведь «Нортгемптон, при всей своей малоизвестности, стал местом рождения необъяснимого множества конфликтов и местом кульминации для ещё большего множества. Крестовые походы, крестьянское восстание, Война Роз и Гражданская война - все начались или окончились здесь».
Далее, переходя на уровень выше: Нортгемптон напрямую связан с Иерусалимом, потому что когда-то в легендарные древние времена монах-паломник притащил сюда с огромным трудом камень из Святого города, что впоследствии дало возможность ангелам (которые в романе именуются «Зодчими») возвести в духовном мире Ультрадук - мост, соединяющий Боро и Иерусалим. Такая идея особенно хорошо понятна тем, кому доводилось посещать монастырь Новый Иерусалим в Подмосковье, где точно так же выражена идея символического контакта со Святой Землёй, а через неё с Царством Небесным, тем самым превращая и сам монастырь, и расположенную рядом Москву в символический центр вселенной.
Далее, ещё на уровень выше: во второй части романа описывается духовное путешествию Мика, брата Альмы, который в возрасте трёх лет умер, попал в мир мёртвых, демонов и ангелов, узрел иную реальность и на собственном опыте постиг устроение всего творения. И эта духовная надстройка также завязана на район Боро настолько сильно, что даже без лишней скромности называется «Второе Боро». Мало того, и более высокая, божественная реальность именуется «Третье Боро», что, впрочем, логично, ведь именно там обитает Творец мира, представленного в романе, тем самым замыкается символический круг: реальный человек Алан Мур, живущий в реальном мире, создаёт роман как отражение себя, а роман в свою очередь отзеркаливает автора и реальный мир. Путешествие по страницам книги и по выдуманному миру к сердцу лабиринта приводит читателя к реальности, и текст тем самым утверждает и обосновывает одновременно и существование Автора в самом романе как Творца литературного мира, и его же существование в мире реальности.
Для лучшего понимания строгой гармоничности композиции «Иерусалима» можно провести сравнение с другим столь же масштабным произведением - «Бесконечной шуткой» Дэвида Фостера Уоллеса. Обе книги построены на максимально искреннем самовыражении авторов, обе книги пытаются отобразить мироустройство и систему воззрений авторов на бытие, обе обращаются к вечным темам, и даже жанрово обе номинально относятся к фантастике и сюрреализму, но при этом используют куда более широкий литературный арсенал. Оба этих произведения хорошо рассматривать с некоторого расстояния, с позиции остранения, чтобы оценить их целостное воздействие. И в обоих есть нечто патологическое, если не сказать психопатологическое.
В то же время между ними видна очевидная разница в самой структуре построения текста. Книга Уоллеса подобна современной так называемой «органической» архитектуре с принципиальной асимметричностью, в которой композиция, нарратив и стиль расползаются, извиваются и переплетаются самым прихотливым и непредсказуемым образом, в зависимости от того, куда поведёт автора буйство творческого порыва. Видно, что сам Уоллес в процессе создания «Бесконечной шутке» то и дело оказывался не в состоянии удержать и сконцентрировать хлещущее через него вдохновение, он становился как будто одержим своим текстом, так что местами возникает скорее ощущение глоссолалии, чем структурированного и последовательного рассказа. И хотя при некотором напряжении восприятия можно даже не столько понять, сколько ощутить в кажущемся случайном нагромождении бессмыслицы задуманную автором упорядоченность и последовательность, от этого становится ещё тяжелее, потому что видно, как изначальный замысел ломался, искажался и разлетался на осколки, но не из-за недостатка творческой энергии, а напротив из-за её переизбытка.
В свою очередь «Иерусалим» Алана Мура подобно готическому храму обладает жёстким каркасом, гармонией, стройностью, чёткостью линий и скрупулёзным, на грани обсессии, соотношением глав и частей, стилей и жанров, отдельных мизансцен и целостного повествования, голосов персонажей и авторской концепции. Мур контролирует себя настолько расчётливо и последовательно, он, пожалуй, даже настолько рассудителен, целеустремлён и предельно доходчив в выражении своих идей, что такое абсолютное совершенство начинает немного пугать, в нём появляется нечто сверхчеловеческое и чуждое, можно сказать, роман вызывает эффект «зловещей долины».
Эти два романа представляют собой идеальную иллюстрацию для концепции о диалектическом противоречии дионисийского и аполлонического начал в искусстве. Рациональность, последовательность и завершённость с одной стороны, хаотичность, избыточность и диссонанс - с другой. Но при этом обе представляют собой грандиозные попытки создать художественную модель внутреннего мира автора и одновременно всего мироздания, хотя и разными художественным средствами, и оба романа в чём-то противоречат друг другу, а в чём-то дополняют.
Книга обо всём. «Иерусалим» Алана Мура.
«Рано или поздно люди и места, которые мы любим, уйдут, и единственный способ их сберечь - искусство. Для того искусство и нужно. Оно всё отбирает у времени».
Роман «Иерусалим» - необычное произведение для Алана Мура, прославившегося как автор культовых графических романов, едва ли не каждый из которых достоин занять место в любом списке величайших графических романов XX века. Причём составителю такого списка будет очень не просто выбрать самую яркую среди таких жемчужин как «Хранители», «В значит Вендетта», «Лига выдающихся джентльменов», «Провиденс».
«Иерусалим», второй прозаический опыт Мура, ставший апофеозом его творческой карьеры, претендует на звание magnum opus не только самого автора, но и как минимум английской литературы XX века, а может даже и всей европейской культуры Нового времени. В свой масштабный роман Мур вместил буквально всё-всё-всё, создав своего рода литературную модель мироздания, и в материальном, и в духовном аспектах. В тексте романа переплетаются пространства и эпохи, горнее и дольнее, доброе и злое, мужское и женское, природное и искусственное, живое и мёртвое, личное и семейное, модернистское и архаическое, дионисийское и аполлоническое, и так далее и так далее. Алан Мур затрагивает практически все больные точки человечества: религиозные, культурные, политические, национальные, психологические, семейные, творческие… И с удивительной лёгкостью использует все художественные приёмы, выработанные европейской литературой за последние полторы сотни лет, так что «Иерусалим» становится моделью не только реальности, но и литературного ландшафта.
Рамочный сюжет романа можно (весьма приблизительно) описать следующим образом: в городе Нортгемптон, расположенном неподалеку от Лондона, проходит выставка художницы Альмы Уоррен (очевидное альтер эго самого автора), где представлены её рисунки, выполненные в очень смелой и шокирующей манере, а также бумажный макет одного из районов Нортгемптона под названием Боро, родного района художницы (а также, как несложно догадаться, и самого Алана Мура). При этом Боро изображён не как в застывшей актуальной реальности, а во временном развитии, в смешении различных эпох, таким, каким его могло бы увидеть существо, пребывающее вне времени, - ангел, демон или же художник, который благодаря своему таланты и воображению обрёл способность к сверхъестественному видению. Сам же роман представляет своего рода развёрнутый комментарий к сюжетам, изображенным Альмой на своих картинах, сюжетам, что происходят на улицах Боро, причудливым образом переплетаются и образуют гармоничную структуру, подобно тому, как на специально организованных художественных выставках каждая картина или каждый объект экспозиции обладает своим отдельным сюжетом и индивидуальной ценностью, но все они складываются в масштабную мегакартину.
Продолжая художественные аналогии - роман «Иерусалим» можно уподобить собору, в котором все составляющие: и внешняя архитектоника, и внутреннее убранство, все скульптуры, витражи, фрески и украшения, - представляют собой единую композицию, устремлённую от земли к небесам, связывающую материальный мир с духовным и являющую модель мироздания в миниатюре. В данном же случае такое сравнение напрашивается само собой, учитывая, сколько места в романе занимает собор Святого Павла, начиная с открывающей главы и далее на протяжении всего текста.
Архитектура мироздания в «Иерусалиме» представляет собой предельно субъективное видение главной героини (и самого автора, который не стесняется говорить через неё прямо и откровенно). В этим видении район Боро, где родилась Альма, является центром городка Нортгемптон, который в свою очередь представляет собой символический центр Англии, ведь «Нортгемптон, при всей своей малоизвестности, стал местом рождения необъяснимого множества конфликтов и местом кульминации для ещё большего множества. Крестовые походы, крестьянское восстание, Война Роз и Гражданская война - все начались или окончились здесь».
Далее, переходя на уровень выше: Нортгемптон напрямую связан с Иерусалимом, потому что когда-то в легендарные древние времена монах-паломник притащил сюда с огромным трудом камень из Святого города, что впоследствии дало возможность ангелам (которые в романе именуются «Зодчими») возвести в духовном мире Ультрадук - мост, соединяющий Боро и Иерусалим. Такая идея особенно хорошо понятна тем, кому доводилось посещать монастырь Новый Иерусалим в Подмосковье, где точно так же выражена идея символического контакта со Святой Землёй, а через неё с Царством Небесным, тем самым превращая и сам монастырь, и расположенную рядом Москву в символический центр вселенной.
Далее, ещё на уровень выше: во второй части романа описывается духовное путешествию Мика, брата Альмы, который в возрасте трёх лет умер, попал в мир мёртвых, демонов и ангелов, узрел иную реальность и на собственном опыте постиг устроение всего творения. И эта духовная надстройка также завязана на район Боро настолько сильно, что даже без лишней скромности называется «Второе Боро». Мало того, и более высокая, божественная реальность именуется «Третье Боро», что, впрочем, логично, ведь именно там обитает Творец мира, представленного в романе, тем самым замыкается символический круг: реальный человек Алан Мур, живущий в реальном мире, создаёт роман как отражение себя, а роман в свою очередь отзеркаливает автора и реальный мир. Путешествие по страницам книги и по выдуманному миру к сердцу лабиринта приводит читателя к реальности, и текст тем самым утверждает и обосновывает одновременно и существование Автора в самом романе как Творца литературного мира, и его же существование в мире реальности.
Для лучшего понимания строгой гармоничности композиции «Иерусалима» можно провести сравнение с другим столь же масштабным произведением - «Бесконечной шуткой» Дэвида Фостера Уоллеса. Обе книги построены на максимально искреннем самовыражении авторов, обе книги пытаются отобразить мироустройство и систему воззрений авторов на бытие, обе обращаются к вечным темам, и даже жанрово обе номинально относятся к фантастике и сюрреализму, но при этом используют куда более широкий литературный арсенал. Оба этих произведения хорошо рассматривать с некоторого расстояния, с позиции остранения, чтобы оценить их целостное воздействие. И в обоих есть нечто патологическое, если не сказать психопатологическое.
В то же время между ними видна очевидная разница в самой структуре построения текста. Книга Уоллеса подобна современной так называемой «органической» архитектуре с принципиальной асимметричностью, в которой композиция, нарратив и стиль расползаются, извиваются и переплетаются самым прихотливым и непредсказуемым образом, в зависимости от того, куда поведёт автора буйство творческого порыва. Видно, что сам Уоллес в процессе создания «Бесконечной шутке» то и дело оказывался не в состоянии удержать и сконцентрировать хлещущее через него вдохновение, он становился как будто одержим своим текстом, так что местами возникает скорее ощущение глоссолалии, чем структурированного и последовательного рассказа. И хотя при некотором напряжении восприятия можно даже не столько понять, сколько ощутить в кажущемся случайном нагромождении бессмыслицы задуманную автором упорядоченность и последовательность, от этого становится ещё тяжелее, потому что видно, как изначальный замысел ломался, искажался и разлетался на осколки, но не из-за недостатка творческой энергии, а напротив из-за её переизбытка.
В свою очередь «Иерусалим» Алана Мура подобно готическому храму обладает жёстким каркасом, гармонией, стройностью, чёткостью линий и скрупулёзным, на грани обсессии, соотношением глав и частей, стилей и жанров, отдельных мизансцен и целостного повествования, голосов персонажей и авторской концепции. Мур контролирует себя настолько расчётливо и последовательно, он, пожалуй, даже настолько рассудителен, целеустремлён и предельно доходчив в выражении своих идей, что такое абсолютное совершенство начинает немного пугать, в нём появляется нечто сверхчеловеческое и чуждое, можно сказать, роман вызывает эффект «зловещей долины».
Эти два романа представляют собой идеальную иллюстрацию для концепции о диалектическом противоречии дионисийского и аполлонического начал в искусстве. Рациональность, последовательность и завершённость с одной стороны, хаотичность, избыточность и диссонанс - с другой. Но при этом обе представляют собой грандиозные попытки создать художественную модель внутреннего мира автора и одновременно всего мироздания, хотя и разными художественным средствами, и оба романа в чём-то противоречат друг другу, а в чём-то дополняют.